— Я, кажись, рядом с тобой, — добавил Кондаков. — Ты всю ночь с меня покрывало стягивал.
— Я, естественно, почивала в спальне, — молвила Людочка, подозрительно поглядывая на своих коллег. — Но почему утром на моей подушке оказался окурок? Я ведь, сами знаете, почти не курю…
— Окурок — это ещё не криминал, — глубокомысленно заметил Ваня. — Вот если бы ты нашла в своей постели кальсоны Петра Фомича, тогда совсем другое дело…
На ночлег разместились так: Людочка в спальне на огромной кровати, тут же наречённой «сексодромом», Цимбаларь и Ваня в гостиной на диване, Кондаков — в шезлонге на балконе.
На всякий случай дверь забаррикадировали мебелью, а оружие приготовили к бою.
Несмотря на белую ночь, мало способствующую нормальному сну, дрыхли без задних ног, но тем не менее к шведскому столу явились раньше всех.
На сей раз мужчины больше налегали на съестное, чем на прохладительные напитки, а Людочка в пику Кондакову, вновь занявшемуся заготовками, ограничилась овсянкой и фруктами.
Затем опергруппа разделилась. Кондаков отправился с неофициальным визитом в ФСБ, а все остальные, взяв такси, покатили на Волковское кладбище.
По дороге Ваня инструктировал своих коллег.
— Религиозные настроения Шестопалова сильно отдают мистикой, а с нервами у него, похоже, большие проблемы, — говорил он. — Поэтому нужно действовать предельно аккуратно. Сначала к нему подойду я, чтобы не спугнуть. Чуть позже — Людочка, на правах божьего ангела… Только ты, подруга, своими прелестями не тряси, а в основном томно закатывай глазки… На десерт появится дьявол в человеческом облике, то бишь Сашка. Тут уж Шестопалов сломается окончательно.
— Твоими бы устами да мёд пить, — поморщился Цимбаларь. — Вчера этот Шестопалов говорил одно, а сегодня, проспавшись, запоёт совсем другое. Катитесь, дескать, ребятушки, куда подальше и не мозольте мне глаза.
— На этот счёт можешь быть спокоен. Уж я-то в людях разбираюсь. Напрашивающегося на откровенный разговор мужика и готовую отдаться бабу распознаю с первого взгляда. — Ваня, как бы невзначай, приклонил голому Людочке на грудь и тут же получил в ответ чувствительный толчок локтем.
В отличие от других присутственных мест, находившихся в ведении санкт-петербургской мэрии, городские кладбища просыпались сравнительно поздно (если только подобный грамматический оборот допустимо употреблять по отношению к месту вечного упокоения).
В десятом часу утра торговцы цветами, венками, лентами и прочим траурным инвентарём ещё только начали собираться в отведённых для этого местах, а обслуживающий персонал покуривал на хоздворе, ожидая распределения на работу — кому копать могилы, кому благоустраивать территорию, кому бежать в ближайший магазин за выпивкой.
Шестопалова здесь хорошо знали, хотя величали не по имени-отчеству, а по кличке Чернокнижник. С похоронных дел мастерами беседовал Цимбаларь, но они отвечали невпопад, во все глаза пялясь на Людочку, почему-то надевшую сегодня свою самую короткую юбку.
Наконец один из могильщиков, ради какой-то халтуры накануне задержавшийся на кладбище, сообщил:
— Да он, кажись, вообще отсюда не уходил.
— Как это — не уходил? — удивился Цимбаларь.
— А вот так. Летом здесь многие ночуют. В склепах или просто под кустиком. Лучше, чем на даче… Вы на сорок четвёртый участок сходите. Это на берегу речки, рядом с лютеранской территорией. Поинтересуйтесь в склепе генеральши Гунаропуло.
— Возможно, нас кто-нибудь проводит? — осведомился Цимбаларь, как бы ненароком перекладывая бумажник из одного кармана в другой.
— И девушка с нами пойдёт? — заранее обрадовался могильщик.
— Обязательно.
— Тогда милости прошу! Проведу самой короткой дорогой и попутно организую познавательную лекцию.
— Без лекции мы как-нибудь обойдёмся, — сказал в ответ Цимбаларь. — Нам бы Шестопалова побыстрее найти.
— Бить его будете? — уже на ходу полюбопытствовал могильщик.
— Почему сразу бить?
— Да он последнее время какой-то смурной ходит. От каждого шороха вздрагивает, словно трепетная лань.
— Больше вздрагивать не будет, — категорическим тоном заявил Цимбаларь. — Мы ведь к Шестопалову не просто так идём, а с интересным предложением. Девушку ему хотим сосватать. Вот эту самую. А благодаря семейной жизни, как известно, все прежние страхи забываются.
— Зато появляются новые, — проронил в сторону Ваня.
— Такую девушку да Лёхе Чернокнижнику! — остолбенел могильщик. — Ну вы, граждане, и даёте!
Ваня, вчера видевший лишь малую часть кладбища, сейчас не переставал удивляться его грандиозным размерам и некой, если можно так выразиться, демократичности, уравнявшей на одном куске болотной земли не только разные социальные слои, но и разные поколения. Рядом лежали красные командиры и коллежские советники, оперные певцы и церковники, купцы и партийные работники, лётчики и жандармы, извозчики и метростроевцы.
Если бы не проводник, знавший каждую аллею и каждую могилку, они давно бы заблудились в этом городе мёртвых, раскинувшемся по обоим берегам невзрачной речки Волковки.
Оказавшись на территории сорок четвёртого участка, Ваня принялся громко призывать Шестопалова, но тот не отвечал. Пуст оказался и склеп, служивший для него временным пристанищем, хотя всё указывало на то, что живые люди давно свели дружбу с покойной генеральшей: внутри валялись пустые бутылки, консервные банки, окурки, какое-то тряпьё.
Могильщик, уже оставивший свои прибаутки, выглядел весьма озадаченным. Когда Ваня напомнил ему о посёлке Трёх Хохлов, где у Шестопалова якобы имелся запасной аэродром, он только отмахнулся:
— Там Лёхе делать нечего.
Бродившая поблизости Людочка изящно присела (а попробуй наклонись, если край юбки отстоит от края трусиков всего на одну пядь!) и пошарила рукой в траве.
— Посмотрите-ка сюда! — сказала она, поднимая за тесёмку тусклый медный крест. — Кто-то, наверное, потерял…
— Если память мне не изменяет, именно эту вещицу я видел вчера на груди Шестопалова, — без всякого энтузиазма сообщил Ваня.
— Верно, — подтвердил могильщик. — Его крест. За усердие и послушание пожалован Лёхе Чернокнижнику нашим дьяконом.
— Что может заставить верующего человека расстаться с подобной реликвией? — осведомился Цимбаларь. — Кроме состояния опьянения, конечно.
— Она самая… — Могильщик заметно приуныл. — Курносая… Которая в саване и с косой… Давайте вокруг поищем.
Искать на кладбище мертвеца — это, в общем-то, походило на скабрёзную шутку, но никто даже не ухмыльнулся. В поистине гробовой тишине, нарушаемой лишь шорохом раздвигаемых кустов, прошло не меньше четверти часа, и вдруг Ваня, прочёсывавший восточный край участка, сдавленно произнёс: «Есть!»
Все бросились на его голос и увидели, что Ваня, вскинув вверх руку с растопыренными пальцами, стоит возле кучи подвявших веток, судя по всему, приготовленных к вывозу на свалку.
Его пальцы были перепачканы чем-то густым и чёрным, похожим на мазут.
Ветки разбросали в мгновение ока. Шестопалов (если судить по длинной затрапезной рясе) лежал
