Девушка вскрикнула, и в первый момент я испугался, что убил ее.
Но это был крик радости: словно почувствовав плечо друга, она вскочила на ноги, отпрыгнула назад и распахнула руки, воздев их раскрытыми ладонями вверх.
Я видел, как воины отлепились от стен и ринулись вперед: Заттар понял, что проиграл. Багровые диски потянулись от рук Сиэнре, превращаясь в вытянутые донельзя овалы. Хлопок – они соприкоснулись друг с другом – и ветер стих. Лаз перекрывала прозрачная багровая стена, и лица раздвоенных казались за ней особенно зловещими.
Впрочем, думаю, и мы с Харртом выглядели не лучше.
– Хватит! – улыбнулась Сиэнре.
Я опустил Солнечный Луч.
– Как ты догадался?! – Девушка крепко обняла меня, что при нашей разнице в росте должно было выглядеть весьма комично. По крайней мере, Харрт ухмыльнулся.
– Это ты догадалась, – улыбнулся я в ответ. – Спасибо!
– Спасибо! – Харрт хотел хлопнуть ее по плечу, но попал между лопаток.
– Мэтти, это чудесно! Как будто только что проснулась! Нет, это не описать!
Сиэнре готова была щебетать вечно, однако первопроходец быстро вернул ее на землю:
– Сколько продержится эта штука?
– Не долго, – признала Сиэнре. – Ой, там же Секкар! Бежим!
И мы побежали.
Лаз, как я и думал, оказался частью настоящего лабиринта. И если бы не эльфийка, то и дело замиравшая на месте и что-то еле слышно шептавшая себе под нос, мы могли бы проплутать там неделю.
Ответвления, двери, отнорки… Похоже, раздвоенные не теряли времени. Но везде было пусто. Не по-доброму пусто. Если Заттар копил силы, но не собирался отпускать нас живыми, неужели он пощадил Секкара?
Он и не пощадил.
Мы нашли Секкара у самого выхода из лаза. Исколотый, весь в крови, он полз, чтобы нас предупредить.
Но ему не дали этого сделать.
Мы бросились к нему втроем, разом. Перевернули на спину, Сиэнре положила его голову к себе на колени.
Секкар был мертв.
Харрт не дал нам ни секунды передышки.
– К люку, – скомандовал он. – Мэтт, поможешь?
Мы подхватили Секкара и потащили его к люку. Всех мучила одна мысль: остались ли там веревки?!
Веревки остались. Как и шестеро погибших раздвоенных под люком.
Поднять тело Секкара в верхний коридор оказалось нелегко, но мы справились. Хотя бы потому, что у нас не было другого выхода.
Обратный путь мне даже не хочется описывать. Мы не шли, а тащились, погруженные в свои мысли. И лишь два момента заслуживают того, чтобы о них вспомнить.
Один из них – разговор, произошедший на следующий же день, когда мы отдыхали после обеда, перед тем как двинуться дальше.
– Угораздило же нас разделиться! – обронил Харрт.
Я почти уверен, что он и не собирался ничего говорить вслух – вырвалось. Но я не мог позволить, чтобы он винил себя в смерти товарища:
– Не сомневайся: тогда раздвоенных было бы не шестеро. Сколько надо, столько бы и отправили.
– Пробились бы, – махнул рукой Харрт.
– Не думаю, – угрюмо буркнула эльфийка.
Я не ожидал, что Сиэнре примет участие в нашем споре: на каждом привале она садилась немного в стороне подтягивала колени к груди и молчала, как мы ни пытались с ней заговорить.
– Почему? – подавил раздражение Харрт.
– Заттар не дурак и не параноик. – Девушка говорила на гномьем очень чисто, совсем без акцента, и я в очередной раз восхитился тем, как она нас провела. – Он четко все рассчитал. Лаз был достаточно прямым, чтобы ураган пронесся по нему без помех, и достаточно извилистым, чтобы бить нас при этом обо все углы. И я согласна: он бы подстраховался.
– А так, значит, решил не подстраховываться? – резонно возразил первопроходец.
– Он был уверен, что мы вернемся отомстить за Секкара, – нехотя проговорила Сиэнре.
– С чего ты взяла?! – Харрт чуть не вскочил на нога.
– Я читала его мысли, – скромно заявила девушка.
Сказать, что мы были поражены, – это ничего не сказать.
– Только кусочек, – признала она, налюбовавшись на наши лица. – Он почти сразу закрылся.
– Сиэнре, нам не пора поговорить начистоту? – осторожно предложил Харрт. – Не хочешь пересесть поближе? Или мы к тебе?
Стараясь не смотреть на тело Секкара, Сиэнре кинула свой заплечный мешок рядом со мной и села.
Интересно, а почему рядом со мной, а не с Харртом? Я ей приятнее? Или чтобы лучше его видеть?
– Я тебя слушаю. – Голос полуэльфийки оставался ровным, но я почувствовал, что внутренне она вся сжалась.
– Что с Брантом? – строго спросил Харрт.
– Теперь он уже наверно знает, что мы ушли. – Девушка невольно улыбнулась. – А тогда я его убедила, что поход отменяется.
– То есть он жив и здоров? – на всякий случай уточнил первопроходец, точно подозревал, что Сиэнре, ради того, чтобы отправиться с нами, перерезала горло настоящему Бранту.
– Мне плохо отсюда видно, – продолжала оттаивать девушка, – но надеюсь, что да.
– А Соридель знает, где ты? – Я подумал, что оставить больного отца было не самой лучшей идеей.
– Папа уверен, будто я поехала к маме, – беззаботно сообщила Сиэнре, но добавила, догадавшись, что я имел в виду: – Ты не думай, он почти совсем поправился. И с ним Синтра.
– Ну-ну.
– Мэтти, – взмолилась девушка, – неужели ты никогда не замечал, как у вас в Хорверке скучно!
– Конечно. Если бездельничать, – попытался заступиться за Хорверк первопроходец.
– Да при чем здесь безделье! Тихо, спокойно, никаких опасностей. Стоило появиться гвизарме, вы забегали, как в потревоженном муравейнике. А многие ли из тех, кто суетился, реально придумали, как помочь Вьорку?
А я ведь и правда не замечал – пока не появилась Фиона. Впрочем, что значит «не замечал» – мне-то и сейчас скучать некогда. Как жизнь вообще может быть скучной – каждый день появляется что- нибудь новое, а то, что впереди этих дней еще немало, только в радость.
Фиона другая, конечно. Пока все вокруг для нее было внове, она крутила головой по сторонам и валилась с ног от усталости. А как попривыкла, пообтерлась и поняла, что жить ей в нашем Хорверке до самой смерти…
В чем-то мне ее даже жалко. По-моему, она никак не может посмотреть на вещи по-иному. Или это оттого, что мир под небом представляется ей безграничным, а Хорверк – довольно небольшим. Она искренне старается быть нам настоящей королевой, но вот именно что старается. Труба же просто так живет…
Нет, не знаю. То мне кажется, что наши стены давят на нее, что слишком редко ей удается побыть