голосом:
– Убирайся! Бери свои вещи и уходи из моего дома. Я умываю руки. Ты навсегда останешься грязной цыганкой, я должна была предвидеть это. Вот Сет Гаррет сразу раскусил тебя, иначе не сделал бы того, что сделал. Убирайся!
Я встала.
– Я ничего не стану брать у вас, мадам. Я пришла сюда с пустыми руками и уйду в том платье, что на мне. Если бы осталась цела моя цыганская одежда, я бы переоделась в нее.
– Какая гордость! – издевательски бросила мадам Одетта и снова отвернулась. – Держись за нее, пока сможешь, девочка. Когда ты наскучишь Сету, у тебя и этого не останется.
– Прощайте, мадам, – тихо сказала я. – Да хранит вас Господь.
Мадам сделала вид, что не слышит. Она лежала на кровати, надломленная, похожая на маленькое суденышко, чье последнее путешествие закончилось крушением.
Я покинула дом, не взяв ничего из своей комнаты и не сказав никому ни слова. Мари-Клэр с плохо скрываемым удовольствием наблюдала, как я спускаюсь по ступеням и выхожу из дома. Она с треском захлопнула дверь, и до меня долетели ее слова: «И слава Богу!»
Я прошла по рю де Вожирар к бульвару Сен-Мишель и там остановилась на несколько минут у оживленного перекрестка. Спешившие мимо люди с любопытством косились на меня. Честно говоря, тем утром я действительно представляла собой весьма необычное зрелище: роскошное вечернее платье, уже слегка загрязнившееся, и длинные, растрепанные, как у сумасшедшей, волосы. У меня не было денег, и я не могла нанять экипаж. Плохо представляя себе, куда иду, я пошла по набережной Сены, перебралась на тот берег по мосту Александра и направилась на запад, к Булонскому лесу.
Через несколько часов, смертельно усталая, я дошла до улицы рю де Монморанси, где находился дом Сета. Прошлым вечером я почти не замечала, как мы едем, да и сегодня утром, когда меня вез Буше, я едва обращала внимание на улицы, по которым катилась коляска. Однако, пробродив почти всю первую половину дня, я все же нашла нужное мне место.
Дом стоял в глубине сада, далеко от улицы. Лужайки перед особняком были большие и хорошо ухоженные, старые деревья в саду бросали густую тень на широкие аллеи. Особняк был построен из того же сероватого камня, что и Лувр, и так же, как и Лувр, был покрыт серой черепичной крышей. К центральной трехэтажной части дома примыкали два низких крыла. Окна украшали черные фигурные решетки, за исключением окон первого этажа, которые выходили на вымощенную кирпичом террасу, окружавшую весь дом.
Я взялась за изящный дверной молоток в форме женской руки и постучала. Полированная дубовая дверь распахнулась, и передо мной оказался давешний слуга, только на этот раз на нем был черный фрак.
– Мадемуазель! – Его глаза чуть расширились от удивления. Он мгновение помедлил, затем отошел, давая мне пройти.
– Где мсье Гаррет? – спросила я.
– Он… э… вы бы не могли подождать, пока я доложу о вас. Мадемуазель… – Он ждал, пока я назову свое имя.
– Я сама объявлю, кто я такая, – твердо сказала я. – Пожалуйста, скажите, где я могу его найти. Он в спальне?
Я направилась к лестнице, а слуга поспешил за мной.
– Нет, подождите, мадемуазель. Хозяин в кабинете, внизу. Следуйте за мной.
Мы прошли через элегантную гостиную и оказались в маленькой квадратной комнате, заставленной книжными полками. Сет сидел в кожаном кресле, задрав ноги на деревянный полированный столик в стиле Людовика XIV. Он курил сигару и читал газету. Рядом с его локтем стоял полупустой стакан.
Он с интересом поднял голову.
– О, – одна черная бровь слегка приподнялась. – Ты все еще здесь? Я думал, ты уже отправилась домой. – Он бегло оглядел меня, с неодобрением заметив мой неэлегантный вид, и опять уткнулся в газету.
Я оглянулась на слугу, который молча стоял за моей спиной. Он сочувственно посмотрел на меня и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
– Я уже была дома, то есть на рю де Вожирар.
– Да? – Сет перевернул страницу и выпустил дым изо рта.
Я проглотила подступивший к горлу комок.
– Мадам Одетта очень рассердилась. Она приказала мне уйти из ее дома. Я не знала, куда мне еще пойти, поэтому вернулась сюда. Она сказала, что ты… ты ей не друг.
– Это ужасно. – Он продолжал читать газету.
– Я должна знать, Сет, – вскричала я, подходя ближе и опираясь руками о стол. – Ты собираешься… жениться на мне? Мадам Одетта сказала, что нет, и она была очень расстроена. Но ты женишься на мне, я знаю!
– Жениться? – Сет наконец-то поднял голову. На его лице появилось выражение крайнего изумления. – Жениться на тебе? – повторил он. – Чего ради я должен это делать? Возвращайся к Одетте, Рони. Она простит тебя и забудет о прошлом.
– Не понимаю, – прошептала я, с трудом выговаривая слова, – прошлой ночью…
– И что же такое произошло прошлой ночью? – Казалось, Сету уже наскучил наш разговор.
– Ты занимался со мной любовью! Мы… – Я остановилась, чтобы облизать внезапно пересохшие губы. – Мы делали то, что делают муж и жена! Сейчас мы должны пожениться, это так естественно!
Губы Сета Гаррета искривила холодная усмешка.
– Моя дорогая цыганочка, у меня совершенно другие представления о том, что естественно и порядочно. Уходи отсюда, возвращайся к Одетте. – Он развернул перед собой газетный лист, заслонившись им от меня.
Где-то в комнате тикали часы. Каждый удар ударял мне в уши, крича все громче и громче: бесчестье, предательство, подлость. Бесчестье. Предательство. Подлость. Я едва могла дышать. В комнате, казалось, сразу стало невыносимо душно. Мои руки, казалось, весили тонну.
На столе лежал бронзовый нож для разрезания бумаги. Я схватила его, держа лезвием вниз, как кинжал, и кинулась вперед.
Лезвие ножа прорезало газету. Сет успел увернуться, но все же недостаточно быстро, и на его черной бархатной куртке появилась дыра. Он схватил меня за руку и выворачивал ее, пока я не выронила нож. Стул, на котором он сидел, упал, и мы покатились по полу. Сет навалился на меня всем телом, схватил нож и приставил его мне к горлу.
– Убей меня, – сказала я ему. – Убей или, клянусь, я снова попытаюсь убить тебя и на этот раз уже не промахнусь.
