– А вот и нет. Я дарую тебе титул баронессы Равенсфельд в дополнение к поместью и землям.
– Ты шутишь? Людвиг даже обиделся.
– Я обладаю достаточной властью, чтобы жаловать титулами в благодарность за услуги, оказанные королевской семье.
Ты оказала нам неоценимую помощь, и мы желаем достойно выказать свою признательность. И мы не примем отказа.
– В таком случае я, конечно же, не стану отказываться. – Я впервые слышала, как Людвиг произносит королевское «мы». Я тепло расцеловала его. – Благодарю, ваше величество.
Итак, я стала Рони, баронессой фон Равенсфельд. Фон Цандер был взбешен и развернул против меня целую кампанию. Однажды, когда мы с Людвигом ехали в моей личной карете – с королевским крестом и изображением Венеры под ним, – нас встретил град камней и гнилых фруктов. Карету окружила толпа разъяренных студентов, а кучер, вместо того чтобы подхлестнуть лошадей, остановился и вступил с ними в переговоры. Студенты осмелели до того, что взбирались на подножку кареты и стучали кулаками в окошки.
– Как они смеют! Людвиг, ты должен что-нибудь сделать. Это возмутительно!
– Может быть, мы выйдем и дальше пройдем пешком? – невозмутимо предложил король.
– И нас забьют до смерти. Нет, спасибо. – Я прокричала кучеру: – Ради Бога, трогай! И поскорей!
В конце концов перепуганные лошади понесли, и мы вырвались из толпы. К сожалению, это было только начало. Подобные эпизоды стали повторяться. Король был расстроен, но не обеспокоен.
– Ты зря так волнуешься, – сказал он мне.
– Но они могли напасть на тебя! – вскричала я.
– О нет. Они не посмеют.
Единственным человеком, с которым я могла откровенно поговорить, была Анна.
– Я знаю, кто стоит за всем этим, – говорила я ей. – Барон. Он видел, что растет мое влияние на короля, и испугался этого. Он считает, что я держу Людвига у себя под каблуком так же, как он держит Максимилиана. Дурак! Я не хочу править этой глупой страной. Я хочу только жить здесь, наслаждаясь своим счастьем. А какие он распространяет обо мне сплетни! Что я наложила на короля цыганское заклятие, что я обворовываю страну и отсылаю деньги за границу конфедератам! Конфедераты! Какая чушь! Да я даже не знаю, кто это такие! Меня так и подмывает публично столкнуться с ним и все опровергнуть.
Анна обняла меня за шею и энергично замотала головой. На ее лице появилось выражение страшной тревоги.
– Ты права! – сказала я, слегка успокоившись. – Это только спровоцирует его на новые гадости. Пока он лишь раздувает скандал – а мне не привыкать быть в центре скандалов, – я ничего не стану делать, и жалкая кучка разбушевавшихся студентов меня не запугает.
Меня, однако, сильно беспокоил отказ Людвига поверить в серьезность сложившегося положения, поверить в предательство барона. Он часто удивлял меня замечаниями вроде: «Я так устал быть королем. Я сделал для моих подданных все, что мог» или: «Максимилиан полон амбиций: он должен стать королем, прежде чем потеряет вкус к власти, прежде чем постареет».
– А барон? – напоминала я ему. – Ведь Максимиллиан в его власти!
– О, я не стал бы волноваться из-за Вольфганга, – возражал король. – И тебе не следует. Таким красавицам, как ты, не идет заниматься политикой.
Король был таким милым, но он говорил такие нелепости!
Мы провели лето в Нимфенбурге, королевском поместье к востоку от Мюнхена. Оно было построено дедом или прадедом Людвига по образу и подобию парижского Версаля. Кроме основного здания, которое возвели в семнадцатом веке, по территории поместья были разбросаны еще несколько небольших домиков, «павильонов», как их называл Людвиг.
Принц Максимилиан и барон приехали туда на неделю в начале сентября, как раз перед тем, как мы с королем собрались отъехать в столицу. Они собирались насладиться первой в сезоне охотой. Барон посетил меня в Амалианбурге – охотничьем домике, где я жила. Я предпочитала этот дом, так как он был небольшим и стоял очень уединенно.
Я пригласила барона выпить со мной чаю на террасе, выходившей на небольшой пруд. По воде плавали лебеди, изредка устраивая драку из-за кусочков печенья, которые я им бросала.
– Вы поедете с нами завтра на охоту? – спросил меня барон.
– А на кого вы здесь охотитесь? На светловолосых русских певиц?
– Нет, подобные животные слишком редки, – рассмеялся барон, – можно сказать, находятся на грани исчезновения. Ты мне нужна живой, фрау Гаррет. Завтра мы охотимся на кабана. Весьма волнующая забава, и довольно опасная. Загнанный в угол кабан не станет ждать, пока на него набросятся собаки. Случалось, кабаны убивали лошадей – и людей тоже. Возможно, ты предпочитаешь более спокойное времяпрепровождение, баронесса? – Каждый раз, когда он употреблял мой титул, в его голосе звучала откровенная насмешка. – Можно, например, сходить на рыбалку.
– Меня не пугают баварские свиньи, – многозначительно заметила я. – Я бы хотела посмотреть на эту вашу охоту.
– Рад, что ты доверяешь мне, – усмехнулся барон. – О, я вовсе не доверяю тебе. Ни вот на столько. – Я машинально изучала чаинки на дне моей чашки. Там я видела путешествия, деньги, любовь. Ни малейших намеков на смерть или опасность. – До меня дошли ужасные слухи, – задумчиво протянула я. – Кто-то распускает по Мюнхену самые невероятные сплетни обо мне. Мы даже знаем, кто является источником этих сплетен. Это ты!
– Дорогая баронесса! – На длинном, худом лице фон Цандера появилась гнусная ухмылка. Он попытался напустить на себя вид оскорбленной невинности, но через эту маску проглядывало явное удовлетворение тем, что отголоски скандала все же достигли моих ушей. – Я люблю вас так же сильно, как сам король! Зачем бы я стал причинять вам неприятности?
– Такой негодяй, как ты, не нуждается в особых причинах. Ты прекрасно знаешь, что я не угрожаю твоему влиянию на короля. Власть меня не интересует – это слишком тяжелая работа. И то, что ты делаешь, больше ранит короля, чем меня. Почему бы тебе не остановиться?
– Простите меня, баронесса. – Фон Цандер пододвинул стул ближе к моему. – Обычно я теряю всяческое терпение, разговаривая с женщинами. Признаюсь, твои представления о политике слишком незрелы, но это сейчас не важно. Ты сильно отличаешься от остальных женщин – глупых и похотливых сук. Ты познала глубокую страсть, сильную ненависть и боль. – Он прикоснулся рукой к одному из золотых браслетов. К тому, что подарил мне Сет. Браслеты остались единственными драгоценностями от тех времен. Впрочем, это не имело значения, и без них слишком многое напоминало мне о муже. Барон глубоко вздохнул. – Эти браслеты восхищают меня. Такая тонкая, изысканная работа. Как я понимаю, вы редко появляетесь без них. Это так интригующе.
Он схватил меня за запястье. У него были длинные и сильные пальцы, все мои попытки вырваться оказались безуспешными.
– Но у тебя внизу есть особые украшения. – Барон расстегнул замочек на одном из браслетов и тот упал, обнажив тонкий пурпурный шрам. – Дело было в Лондоне, не так ли? Видишь, как хорошо я знаю твою жизнь. Ты тогда была в безумном отчаянии из-за какого-то мерзавца, карточного шулера. А потом заставила его жениться на себе. О, это самые замечательные драгоценности. Браслеты боли.
Лицо барона оказалось всего в нескольких дюймах от моего лица. Его зрачки так сузились, что стали похожи на маленькие черные точки, а глаза были как
