Мы путешествовали на пароходе «Юлали». Он был почти сто футов в длину, имел прогулочную палубу, богато обставленные салоны и каюты. Мы с Анной пришли к выводу, что плыть по реке намного приятнее, чем по океану. Путешествие длилось всего несколько часов, и, как только Миссисипи сделала очередной поворот, Стивен указал на красный, кирпичный особняк на холме.
– Во всей Луизиане только один такой дом. Мой прапрадед был конюхом, но он всегда мечтал стать аристократом. Он вырос в Англии. Этот дом – точная копия дома его хозяина. Он в общем-то безыскусный, но жить в нем приятно. Он такой простой, симметричный и красивый.
Стивен облокотился о поручни и повернул голову так, чтобы видеть мое лицо, затененное широкими полями шляпы. Я улыбалась ему, а речной ветерок подхватывал и развевал мою юбку и ленты шляпы.
Пароход причалил к пристани. Подали трап. Толпа негров закричала на берегу, приветствуя Стивена, и принялась вкатывать на корабль бочки.
– Это патока, – пояснил Стивен. – В этом году у нас отличный урожай сахарного тростника. Некоторые из этих бочек отправятся в Нью-Йорк.
– Это твои рабы? – спросила я.
Два негра в ливреях улыбнулись нам и понесли наш багаж в дом. Стивен и я шли следом, замыкала шествие Анна.
– Все наши рабочие – свободные люди, – сказал Стивен. – Моя мать отказалась иметь рабов, и стоит ей услышать о сбежавших рабах или о рабах, с которыми плохо обращается хозяин, она укрывает их у себя, выкупает и делает свободными. Они все обожают ее. Мы платим им жалованье. Многие из них имеют около домов собственные огороды. Видишь вон те маленькие коттеджи? Мой дядя Филипп живет неподалеку. Это ему принадлежит замок в Лесконфлэйр, помнишь? А его плантация называется «Ла Рев».[7] Мы проплывали мимо нее, когда приближались к пристани. Филипп женат на Колетт – сестре первого мужа моей матери. У нас довольно сложная родословная, но я попрошу маму распутать ее для тебя.
Великолепно разбитый сад давал приятную тень и прохладу. На самой высокой точке, прямо над рекой, стояла белая вышка. Подходя к дому, мы услышали радостный крик, и из пристройки нам навстречу выбежал Шон Мак-Клелланд. Это был худой, черноволосый юноша лет девятнадцати, но его голубые глаза сверкали, как у Стивена. Я помнила его по своим вечерам. С выражением какого-то детского восторга он поздоровался со мной и слегка покраснел.
– Мсье Шон, – ласково произнесла я, – как я рада снова вас видеть! Возьмите меня под руку. Я немного устала.
Я думала, он сейчас умрет от удовольствия. Мы со Стивеном переглянулись, и он подмигнул мне.
Дворецкий открыл нам дверь, и, когда мы оказались в приятной прохладе дома, Шон крикнул:
– Мама, они уже здесь! – Виновато взглянув на меня, – он добавил: – Простите, баронесса, я пойду позову ее. Мы полагали, что вы приедете дневным пароходом. Стив, ты мог бы хоть предупредить нас. Папы сейчас нет. Он несколько часов назад уехал на «Ла Рев».
Стивен засмеялся.
– Хочешь посмотреть свою комнату, или сначала чего-нибудь выпьем? – спросил он.
Я выбрала чай. Шон умчался прочь, а Джордж, дворецкий, сказал, что покажет Анне, где располагаются наши комнаты.
Стивен провел меня в гостиную с высоким потолком, кремово-белыми стенами и мебелью, хоть и старой, но элегантной и тщательно отполированной.
Пока мы со Стивеном восхищались видом из окна, вошла Габриэль. Обвив руками шею старшего брата, она крепко поцеловала его. Заметив меня, она сделала реверанс и произнесла несколько вежливых слов, как и полагается в таком случае.
Я взяла ее за руку и поцеловала в щеку.
– Как чудесно, что мы снова встретились, Габриэль. Я очень рада, что смогу получше узнать тебя. Какое красивое платье! Как бы я хотела носить желтое, но на мне оно выглядит ужасно. Я тебе просто завидую.
Девушка была польщена. Она была маленькой, смуглой, с черными, вьющимися волосами и большими карими глазами, которые подозрительно блестели, словно она собиралась заплакать. Так оно и было, я в этом не сомневалась. Ей было всего шестнадцать, а в шестнадцать лет девушки горгио много плачут.
Раздался чей-то музыкальный смех, и в комнату стремительно вошла невысокая женщина.
– Габи каждый день говорит: «Мама, почему у меня волосы не белокурые и прямые, как у Стива?» Я надеюсь, вы поможете ей разобраться, что все-таки лучше. Здравствуйте, баронесса. Я Элиза Мак-Клелланд.
Она тепло обняла меня, потом отступила на шаг и сказала:
– Дети, вы правы, она красавица! Знаете, дорогая, я обычно терпеть не могу высоких женщин. Первая жена моего мужа была белокурой дылдой.
– О мама! – простонала Габриэль.
– Я знаю, это ужасно – иметь столько предрассудков, – весело продолжала Элиза.
– А мне всегда было жаль маленьких женщин, – сказала я, – до сегодняшнего дня. Я завидую вам, мадам, у вас такое красивое семейство.
Элиза Мак-Клелланд засмеялась и проводила меня к дивану. Она была бодра и весела и выглядела очень молодо. В ее черных волосах я заметила всего несколько седых прядей, и еще меньше было морщин на ее лице. Должно быть, она в молодости походила на Габриэль. И вела она себя с ней так непринужденно, словно они были сестры, а не мать и дочь.
Джордж принес чай. Разливая его, Элиза не умолкала ни на минуту:
– Я должна знать правду: вы действительно ездили в Нью-Йорке по Бродвею на белом скакуне прямо без седла?
– Конечно, нет, мадам, – ответила я. – Седло было. Мы все рассмеялись. Вошел Шон. Он надел пиджак и попытался покорить свои черные, вьющиеся волосы, смочив их водой. Волосы высохли и вновь превратились в спутанные кудри, но Шон все еще пытался пригладить их ладонями. Наконец из поездки верхом вернулся Гарт Мак-Клелланд. С ним была девочка лет восьми-девяти, которая со счастливым криком бросилась в объятия Стивена.
– Это Мери, – сказал он мне. – Мальчики в школе в Массачусетсе, но на Рождество вернутся. Мери, это баронесса Рони.
– Здравствуйте, баронесса, – вежливо сказала Мери, приседая в реверансе. Я сделала то же самое, и мы пожали друг другу руки. – Добро пожаловать в Хайлендз! – весело добавила девочка.
– Я присоединяюсь, – шагнул вперед Гарт Мак-Клелланд. – Добро пожаловать в Хайлендз!
– Рада вас снова увидеть. Ваш сын сказал мне, что вы потеряли работу. Мне очень жаль.
Все рассмеялись.
– А мне совсем не жаль, – сказала Элиза Мак-Клелланд. – Наконец-то он весь будет мой. – Она обхватила мужа за талию, а он поцеловал ее в макушку.
– Я еще не сказал тебе, – улыбнулся Гарт. – Ведь я решил баллотироваться в президенты.
