Глория была в сером платье. Точнее, в платье цвета стали — цвет, который выгодно подчеркивал ее красоту. Но в красоте этой было нечто вульгарное, двусмысленное.
Глория сидела и беседовала с Бейли. Лощеный финансист пришел в вечернем костюме и модном галстуке. Я представил, что в таком виде он лежит в гробу. Получилось очень удачно.
У противоположной стены развалился в кресле Эдди Вул-рих, проштрафившийся кавалер, новоиспеченный вдовец. Он был подавлен и отвечал невпопад на вопросы Вальдеса. Одет Вулрих был плохо: рубашка залита вином, брюки мятые.
В отличие от него Москат Муллинс принарядился в голубую сорочку. Муллинс, что меня удивило, был чисто выбрит. Он сел на пол, пристроил с одного бока трубу, с другого — пару бутылок.
Я присел к Муллинсу.
— Добрый вечер, Москат!
Трубач скосил на меня глаз. Он решал непосильную задачу: узнавать меня или нет. И выбрал нечто среднее: занялся своей трубой, охорашивая ее, словно девицу.
— Добрый вечер... Вам не скучно? — Муллинс взял бутылку и отхлебнул из горлышка. — Что я здесь делаю?
Он припал к бутылке, и, когда поставил ее на пол, она была пуста. Жалкий пьянчужка...
Я поднялся, подошел к Вальдесу и Вулриху.
— Кажется, нашему знаменитому трубачу скоро потребуется подкрепление, — тихо сказал я на ухо Вальдесу.
Тот пошел к бару.
— Как дела, Бойд? — ощерился Вулрих.
— А как ваши? — таким же тоном ответил я.
— Плохи... — Вулрих закрыл глаза. — Я совсем раскис после смерти Элен.
— Возьмите себя в руки, — только и мог сказать я. — Вы не заметили, что уже выросли из коротких штанишек?
Вулрих посмотрел на меня с ненавистью.
Из другого угла с тем же чувством глядел Бейли.
Я вышел из каюты на воздух и занял сторожевой пост.
Ждать пришлось долго. Эйприл появилась в то мгновение, когда я решил: она отказалась участвовать в «последнем эксперименте».
На Эйприл была накидка: девушка плыла, как серебристая рыба.
Я помог ей взобраться на палубу.
— Как вы добирались, моя дорогая? Через Калифорнию или Аляску?
— Дэнни, прекратите насмехаться. Вы же видите: я боюсь, — Эйприл и в самом деле дрожала. — Когда я заметила на палубе человека, хотела убежать. Мне показалось, что это Бейли или Барон.
— К счастью, это всего лишь я.
Эйприл тяжело дышала, как будто пробежала марафонскую дистанцию.
— Что будет, если ваша идея провалится?
— Вы не пострадаете, — как мог, я успокоил рыбку и провел ее на камбуз.
Эйприл не должны видеть участники эксперимента. До поры до времени.
Я приготовил ей коктейль и замкнул девушку на ключ.
Сам вернулся в капитанскую каюту.
Коктейли Вальдеса подействовали: публика потихоньку раскачалась, и уик-энд больше не напоминал мне поминки.
Глория и Бейли были заняты друг другом, сближаясь с каждой минутой, хотя между ними уже и так не было свободного пространства. Каждый раз, потягивая коктейль через соломинку, Бейли ощупывал взглядом то, что позволяло декольте целлулоидной куклы.
Вулрих набрался и нес какую-то ахинею. Вальдес как вежливый человек вынужден был поддерживать разговор.
Муллинс сидел с трубой в руках, но не играл. Вторая бутылка была пуста, а третья откупорена.
Мне нужен был Вальдес, я сделал знак рукой. Он не без удовольствия покинул Вулриха Второго и подошел ко мне.
— Сегодня запланирован маленький сюрприз, — сказал я ему. — Сигналом будет кратковременное погружение вашего кораблика в темноту. Это такой розыгрыш. Шутка, одним словом.
Вальдес улыбнулся.
— Тогда шутите побыстрее. Скоро кое-кто из моих гостей будет не в состоянии оценить ваше остроумие.
Я навестил Эйприл. Она волновалась пуще прежнего.
По телефону я набрал номер Барона. Мне хотелось, чтобы он тоже принял участие в спектакле.
— Алло? — Барон, как всегда, был злее тарантула.
— Луи? — я говорил чужим голосом.
— Кто это? — прорычал он.
— Не имеет значения. У меня для вас важная информация. Вы видели в заливе «испанскую галеру»?
— Катитесь вместе со своей галерой знаете куда!
— Успокойтесь, Луи! Я ваш друг и сообщаю, что на галере сейчас находятся четверо заговорщиков: Вулрих, Бейли, ищейка Бойд и Глория ван Равен. Они хотят «утопить» вас. «Улики» сфабрикованы Бойдом. Вы станете «убийцей», которого так давно ищут. И завтра на рассвете уже будете в тюрьме. Торопитесь на «галеру»!
Я не стал слушать, что орет Барон в ответ, повесил трубку и подмигнул Эйприл.
— Вы пошутили? — спросила она. — Что значит этот разговор?
— Тсс... — я приложил палец к губам. — Москат Муллинс играет!
«Галера» наполнилась звуками. Звучал блюз.
— Пора, — шепнул я Эйприл. — Ваш выход!
Она затрепыхалась:
— А если сорвется? Если меня уличат? Если...
— Рассмеемся как можно более беззаботно. Это розыгрыш, скажем мы, всего только розыгрыш. Вы не должны волноваться, Эйприл. Все пройдет так, как надо!
И мы направились в каюту капитана.
Эйприл пряталась за моей спиной.
Я заглянул в каюту, картина была та же: Глория плюс Бейли, Вулрих плюс Вальдес, Муллинс плюс труба с одинокой тоской.
На меня никто не обратил внимания: я так часто входил и выходил, что сам себе уже казался ночным мотыльком. Меня перестали замечать, и это было хорошо.
С Вальдесом было договорено, что он оставит пластинку на проигрывателе. Мне нужно было только подойти и включить его.
Все было готово. Однако по спине моей пробежала струйка пота. Лоб стал мокрым, кровь застучала в висках.
Я нащупал кнопку на стене и нажал ее. Электричество погасло. Муллинс перестал играть. Глория нервно хихикнула.
На пол лился мягкий лунный свет, да мерцали китайские фонарики.
Я подошел к проигрывателю, включил, вернулся к Эйприл. Помог ей снять накидку.
Никто не понял, откуда полилась музыка. Это было так неожиданно, что все словно оцепенели.
Запела Элен Фицрой. Это был блюз «Тело и душа».
В полутьме я видел, как дернулся Муллинс, поднял голову и прислушался. Он посмотрел вверх — нет, музыка и пение не лились с небес. Убитая была где-то близко, рядом.
— Элен? — неуверенно сказал Муллинс. Он поднялся на ноги и стал озираться.
Я выпустил на сцену Эйприл.
Она двигалась медленно, как при съемках рапидом. Парик преобразил ее. Лицо в темноте
