– Я очень сожалею о том, что произошло днем. – Когда Блэр снова посмотрела на него, он продолжил: – Поймите меня правильно, я не жалею ни о том, что было, ни о том, что видел вас без одежды и касался вас. – Его низкий голос чем-то напоминал звучание хорошей виолончели. – Я виню себя только в том, что поставил вас в неловкое положение. Я сыграл с вами плохую шутку, и вы, безусловно, вправе сердиться на меня.
Блэр решила не обращать внимания на его слова о том, что он видел и к чему прикасался, и сосредоточиться лишь на его обмане и своем праведном гневе. Какой же он хитрец! Она заготовила множество обвинительных и весьма нелестных слов, но разве можно ими воспользоваться, если Шон так смиренно просит прощения? А может, это его новый подвох?
– Да, я была вне себя от ярости.
– Обещаю в следующий раз сделать вам массаж только с вашего согласия.
– Я… – Блэр готова была взорваться, но осеклась, не решившись сказать ему, что никакого следующего раза не будет.
– Какая странная фотография, – удивился Шон, глядя куда-то через голову Блэр.
Она повернулась и увидела, что он смотрит на художественную фотографию «Руки» работы Харви Эдвардса.
– Ее нужно повернуть, – заметила она. Блэр подошла к фотографии в бронзовой рамке, прислоненной к стене, и поставила ее горизонтально. – Вот так. У меня не было времени ее повесить.
– О, теперь другое дело, – кивнул он. – Интересно, не правда ли?
– Я люблю ее, как, впрочем, почти все работы Эдвардса.
На фотографии был запечатлен изогнутый торс балерины, который поддерживали мужские руки, сильные и вместе с тем чуткие.
– Эдвардс обычно снимает танцоров. А вот еще одна его работа. – На черном бархате стояли старые, видавшие виды розовые балетные туфельки. – Это называется «Балетные туфли».
– Он подбирает хорошие названия для своих работ, правда? – Блэр заметила, что когда Шон улыбается, у него вокруг глаз появляются маленькие морщинки. – У вас тоже есть такие туфельки?
Она рассмеялась:
– Очень много.
– Как вы ухитряетесь завязывать ленточки вокруг лодыжек так, чтобы туфельки крепко держались на ногах?
– Это вопрос сноровки. Ленточки надо правильно пришивать.
– Я этого не знал.
Эти ничего не значащие фразы прикрывали их внутренний поединок. Они походили на соперников, желающих иметь полную информацию друг о друге.
Блэр заметила, что его хорошо причесанные волосы уложены как-то не так, усы красиво изгибаются над верхней губой, а ложбинка, пересекающая подбородок и напоминающая восклицательный знак, подчеркивает его мужественность.
От Шона не укрылось, что Блэр, нервничая, время от времени высовывает кончик языка и облизывает губы; когда же она жестикулирует, ее руки совершают плавные движения, свойственные только балеринам; а ее длинные черные ресницы просто завораживают, особенно, когда она их опускает.
– Скажите, вы голодны?
Этот внезапный вопрос прервал размышления Блэр и вернул ее к реальности.
Помешкав секунду, чтобы собраться с мыслями, она выпалила заготовленную на этот случай фразу:
– Мистер Гаррет, я не расположена пообедать у вас. Ценю вашу любезность, но…
– Не хочу быть чем-либо обязанной своим соседям, – завершил он за нее.
– Что ж, это так. И кроме того…
– Вы боитесь, что я задумал против вас какую-нибудь новую каверзу и начну приставать к вам?
– Нет…
– Так вы опасаетесь, что я не буду приставать к вам?
– Нет! – раздраженно воскликнула она.
Взгляд его пронзительно-голубых глаз действовал на нее обезоруживающе. Сейчас он был устремлен на ее грудь. «Почему я не надела лифчик? – подумала Блэр. – Конечно, я ничего не боюсь, – подбадривала она сама себя, – но все же…»
– Сплетни? Вы боитесь, что этот обед может повредить вашей репутации? Вы правы. В этом маленьком городке ничего нельзя утаить от посторонних людей. Но, уверяю вас, я рискую больше, чем вы. В отличие от вас меня здесь все знают. И если уж меня не волнуют сплетни, вас они совсем не должны волновать.
– Сплетни меня не волнуют. – Блзр наконец-то овладела собой. – Я взрослая женщина, мистер Гаррет, и много лет прожила одна в Нью-Йорке. Я ни от кого не завишу, и мне плевать, что обо мне думают.
– Тогда у вас нет причин отказываться от обеда со мной. Вы готовы?
– Вы, наверное, меня не поняли?
– Прекрасно понял, но все это – пустые слова. Так вы готовы?
Блэр подняла руки, как бы сдаваясь на милость победителя.
– Ну что ж, – вздохнула она, – пойдемте обедать.
– Заметьте, как легко я этого добился, – добродушно улыбнулся Шон. – Вперед! – воскликнул он, распахивая перед ней дверь.
– Одну минуту. Мне нужно причесаться.
– Вовсе не нужно. Ваши волосы выглядят просто замечательно.
– Но туфли-то, по крайней мере, я могу надеть?
– Ноги, истоптавшие столько пар балетных туфель, вполне заслужили отдых. Ступайте босиком.
– Что ж, отлично. – Блэр решила не возражать. – Пойдемте.
– Минуту. Нам осталось кое-что еще.
Блэр вопросительно посмотрела на него.
– Вы забыли выключить свет, а ведь я оплачиваю ваши счета за коммунальные услуги. Помните об этом.
Он выключил лампу, стоявшую на столике возле дивана, и комната погрузилась во мрак. Только сквозь жалюзи чуть пробивался свет уличного фонаря. Блэр уже взялась было за дверную ручку, как вдруг почувствовала легкое прикосновение к своим плечам. Шон повернул ее к себе лицом. Сердце Блэр забилось неровно, и дыхание стало прерывистым.
– Мы не все еще сделали, Блэр.
– Не знаю, что вы имеете в виду, мистер Гар…
– К черту мистера Гаррета! Если вы хоть раз еще так меня назовете, мне придется напомнить вам о том, как близки мы были сегодня, – прорычал Шон. Даже в темноте его глаза сверкали. Его теплое дыхание касалось ее лица. Пальцы, обхватившие ее руки у плеч, были сильными и властными, но вместе с тем теплыми и мягкими.
Блэр сглотнула слюну.
– Что же мы не доделали, мне… Шон?
– Вот что. – Его ладони скользнули с ее плеч под руки и задержались на спине. Широко расставив пальцы, он притянул ее к себе и крепко прижал. – Боже! Ты такая тоненькая! Когда я обнимаю тебя, мне кажется, что я соблазняю ребенка, – произнес он полушепотом, уткнувшись в ее волосы. Шон еще теснее прижался к ней, подсознательно стремясь пробудить в ней желание. – Но я знаю, что каждый миллиметр твоего тела вопит о том, что ты женщина. Я могу обхватить твою мальчишечью талию пальцами, но какая женственная линия бедер начинается ниже нее! – Его большие руки скользнули на прелестные холмики ее грудей и по достоинству оценили их твердость. – Твои маленькие груди прелестно округлы и упруги. Они отвечают на мои прикосновения. Я видел это сегодня днем, а теперь я прижимаюсь к ним, чтобы почувствовать их своей грудью.
