было, так что успокойся!
– Мне-то чего волноваться! – покраснела разоблаченная мудрым сэнсэем в своих коварных феминистических планах Дзюнко. – Это Саша должна волноваться!
– Саше тоже волноваться не надо, – успокоил ее Ганин. – У нас с Наташей высокохудожественные отношения.
– Тебе Саша задаст за твои художества! – погрозила ему Дзюнко своим тоненьким пальчиком.
– Не задаст, она не в моем вкусе! – возразил Ганин.
– Кто? Саша? – искренне удивилась Дзюнко.
– Наташа! – отозвался Ганин. – Саша…
– Да?… – не без желчи поинтересовалась Дзюнко.
– Два!… – отрезал он.
– А я думала, такие женщины в любом вкусе… – Она добавила к желчи немного иронии.
– Какие женщины? – вмешался я в умную беседу.
– Как эта Наташа Китадзима, – пояснила Дзюнко. – Ты ее видел сегодня?
– Ну видел. – Врать в моем положении было глупо, но правда, сказанная мной, означала вызов на ночной идеологический бой, затеянный Дзюнко, выиграть в котором мне как законному супругу, обязанному всегда и во всем потакать жене, не светило.
– И как она тебе? – дерзко и проницательно вперилась в меня моя законная Дзюнко.
– Как человек или как женщина? – Я попытался выиграть хотя бы пару секунд, чтобы прикинуть возможные способы обороны.
– Как крокодил!… – хмыкнула умненькая Дзюнко. – Не прикидывайся наивным мальчиком!
– Перед тобой прикинешься, пожалуй!… – посетовал я, отыграв еще пару секунд.
– Так как она тебе? – Спорить с моей Дзюнко бесполезно: если она решила получить ответ на какой-либо поставленный хоть ребром, хоть на попа вопрос, она получит его обязательно, каким бы упорным и изворотливым ни оказался ее респондент.
– Эффектная женщина, – поспешил я сдаться ей на милость. – Врать не буду…
– Чего в ней эффектного! – В Дзюнко вдруг проснулась ревность, и мне на мгновение стало страшновато за то, что это могла быть ревность к Наташе не меня, а Ганина. – Как там, Ганин, у вас в революцию писали на заборах: «Всем! Всем! Всем!» – так, кажется?
– Сама же сказала, что она выглядит блестяще! – напомнил я ей ее же совсем недавние слова и одновременно прервал абсолютно неуместный экскурс в подробности далекого как исторически, так и географически мятежа голодных и рабов.
– Ты, Такуя, представь, что мне не надо было бы с Морио и Норико возиться, а нужно было бы только по заграницам разъезжать и книжки умные читать! – явно искренне выпалила она. – Я бы тоже блестяще выглядела!…
– Да будет тебе, Дзюнко! – своевременно вмешался в намечавшуюся ночную семейную разборку всепонимающий и очень деликатный Ганин. – Ты прекрасно выглядишь!
– Мне не семнадцать лет, Ганин, чтобы верить в такие дешевые комплименты! – отрезала она.
– Дешевые? – обиделся Ганин.
– А то ты сам не знаешь! – Дзюнко вся раскраснелась, что свидетельствовало о ее кровной заинтересованности в обозначившейся теме нашей спонтанной дискуссии. – Ты что, Сашу свою ненакрашенной и в бигудях не видел никогда, что ли?!
– Подожди! – Я попытался перехватить у Ганина инициативу миротворчества, а заодно и отвести от него удар. – Чего ты вдруг взбеленилась?
– Того! – Она отвернулась к окну.
– Чего «того»? – Мне действительно было непонятно, с какой стороны информация о смерти Хидео Китадзимы могла ее так сильно задеть. – Речь вообще не о тебе! И уж тем более не о Саше!…
– А о ком?! – Она сердито посмотрела на меня: слезы в глазах, слава богу, не намечались пока, что говорило не о постигших ее обиде и разочаровании, а о бушующих в ней менее опасных для меня и Ганина злости и недовольстве.
– О Китадзиме, конечно. – Я взял ее за руку.
– Что «о Китадзиме»? – Она, похоже, забыла, с чего вообще начался весь этот ералаш.
– Убили Хидео Китадзиму, так что вопрос о том, как ты выглядишь, вообще не стоит! – Я погладил ее по запястью.
– Так и я, в общем-то, об убийстве… – буркнула она и посмотрела на Ганина – уже без прежней теплоты.
– У тебя что, какие-нибудь идеи есть? – поинтересовался я на всякий случай. – В связи с убийством, а?
– Какие у меня могут быть идеи! – воскликнула она. – Несправедливо только это – и все!
– Что несправедливо!
– Да то, что у этой вашей прелестной Наташи теперь не будет никаких проблем и забот!
– Подожди, а при чем здесь Наташа? – настала моя очередь реализовывать свою привычку доходить во всем до самой сути. – С какого бока здесь Наташа?
– Вам, мужикам, не понять… – тихо пробурчала она. – Тем более вон Ганину!…
– Вот и я в опалу попал! – раздосадовался давно умявший лапшу сэнсэй. – Почему это я, Дзюнко, не пойму?
– Потому что ты русский! – Она опять без особого пиетета посмотрела на него.
– А это-то тут при чем? – пожал своими мощными плечами Ганин. – Чем тебе моя национальность не нравится?
– Не национальность твоя, а страна, – ответила Дзюнко. – Эта Наташа русская, и ты тоже русский – вам японскую психологию не понять. Я это имею в виду…
– Дзюнко, мы с тобой сто лет знакомы, – напомнил явно недовольный ее словами Ганин, – но я от тебя первый раз этот националистический бред слышу! Ты чего?
– Извини, Ганин, но вы же с Такуей сами все это начали! – сказала она без малейшего раскаяния.
– Что начали? – спросил я.
– Про Наташу про эту…
– Да при чем здесь Наташа?! – Я начинал закипать в пару к термосу, уютно булькавшему у меня за спиной.
– Да при том, что теперь она получила все, понимаешь, все! – Дзюнко опять отвернулась к окну.
– Ну она не иждивенка у Китадзимы-сэнсэя была, – ответил я, – и тем более не содержанка. Зарплата у нее большая и честная – сэнсэй все-таки, опять же детей нет…
– Вот именно! – прервала меня Дзюнко.
– Что именно?
– Что детей нет!
– А какое в данном случае это имеет значение? – спросил Ганин и пристально посмотрел на мою жену.
– Прямое! – огрызнулась она.
– Какое «прямое»? – спокойно продолжил свой допрос терпеливый Ганин.
– У таких женщин детей нет не случайно. – Дзюнко подлила себе пива. – Они не хотят рожать от японцев…
– У вас в Японии, что нет бездетных семей? – опять обиделся за свои национальность и страну Ганин.
– Есть, конечно, но здесь другой случай… Я же их всех насквозь вижу. – Дзюнко отхлебнула пива. – Тут же никакой любви нет и быть не может! Никогда и ни за что!…
– Потому что она русская? – перебил ее Ганин.
– Потому что она из России, – ответила Дзюнко. – Я же сказала тебе, что к национальности твоей у меня претензий нет, а к стране твоей, Ганин, не столько у меня, сколько у тебя претензии имеются, иначе вы с Сашей здесь столько лет не торчали бы!…
– И? – Ганин прищурился в ее направлении, явно понимая, к чему она клонит.
– Зачем ваши девки, Ганин, из России к нам едут? – Дзюнко уже почти успокоилась.
– За тем же, за чем и я сюда приехал, – спокойно изрек Ганин, – для лучшей доли.
– Потому что дома у вас бардак и нищета, так ведь? – Она сердито посмотрела на него.
– Так, – согласился разумный и покладистый Ганин.
– Ты мужик, и ты должен деньги себе и своей семье работой зарабатывать, так? – продолжила она свою сентиментальную прогулку в социально-этнических дебрях.
– Так, – кивнул сэнсэй.
– А девкам вашим работать, в общем-то, и не нужно! Так ведь получается, нет?
– А жить-то как? – спросил Ганин, естественно прекрасно зная ответ на этот вопрос.
– Не как, Ганин, а с кем! – Дзюнко потыкала воздух перед собой своим указательным пальчиком.
– То есть ты, Дзюнко, считаешь, что наши русские, как ты изволишь выражаться, девки охмуряют ваших японских мужиков и спят с ними в обмен на всякие там блага, да?
– А ты считаешь, что это не так? – усмехнулась она. – Возрази, если сможешь!…
– Понимаешь, в случае с Наташей, наверное, все-таки не так, – спокойно парировал он.
– Ну да, она из другого риса склеена! – Дзюнко всплеснула руками. – Разуй глаза, Ганин!
– Да мне их и разувать не надо! – закипел он. – Я ее давно знаю! Она не профурсетка хабаровская, а достойная женщина, самостоятельная, сама себя обеспечивает, так что вся эта твоя теория, Дзюнко, про русский секс в обмен на японский паспорт в данном случае не работает. В других случаях – безусловно, я таких потаскух здесь десятками за год встречаю, но с Наташей ты не права!…
– Красиво говоришь, Ганин! – опять усмехнулась она. – Я уж не знаю, чего там у вас с ней происходит и как к этому Саша твоя относится, но только готова с тобой поспорить, что и года не пройдет, как она заведет себе на наши японские денежки кого помоложе, и заведет именно для того, чтобы компенсировать в
