– Выключи мотор и бросай оружие, – приказал Гиббонс. – ФБР!
Через минуту лимузин затих. Гиббонс выключил свой мотор, и внезапная тишина ватой обложила голову. Потом Гиббонс снова увидел, как с заднего сиденья поднимается рука и кладет револьвер на крышу. Рука протолкнула револьвер вперед, он завертелся по крыше, соскользнул по ветровому стеклу, стукнулся о «дворник» и застрял в паху у Нагаи. Револьвер был маленький. Скорее всего 22-го калибра.
Задняя дверца лимузина открылась, звякнув о серебристую «тойоту», что стояла рядом, и показались две руки, цепляющиеся за дверцу. Старые руки, костлявые, покрытые веснушками.
Гиббонс тоже открыл дверцу, толкнувшись в сильно помятую красно-коричневую «короллу». Он держал свой пистолет нацеленным на заднюю дверцу лимузина все то время, пока пробирался через завалы с великим трудом, стараясь не обращать внимания на когти, впившиеся в шею. Спрыгнув со сцепившихся бамперов, он сорвал с себя воротник и отбросил его в сторону. Шее сразу стало холодно. Он согнул плечи и осторожно опустил голову. Боль немного утихла. Он шел к открытой дверце лимузина, стараясь держаться прямо, старательно нацелив пистолет на затененное окно под теми двумя руками. Когда он поверх дверцы заглянул внутрь, то увидел Кармине Антонелли – тот сидел на краешке сиденья, высунув ноги наружу. Гиббонс глубоко вздохнул.
– Вставай, – сказал Гиббонс.
Старик подчинился, и умиротворенное выражение не сходило с его лица все то время, пока Гиббонс обыскивал его, потом сообщал о его гражданских правах.
– Не затрудняйте себя. Я уже слышал это, – устало проскрипел Антонелли.
Но Гиббонс продекламировал все до конца. Неплохо было бы иметь при себе пару наручников, подумал он, но потом хорошенько разглядел хилого, жалкого старика. Этот бы не мог убежать, даже если бы и захотел. Гиббонс открыл переднюю дверцу и заглянул внутрь. Лучи солнца просачивались сквозь окровавленное ветровое стекло, как сквозь цветной витраж. Мертвый Д'Урсо лежал на боку. Серая плюшевая обивка пропиталась кровью из раны на груди. Затылок ему тоже разнесло. Кусочки мозга разлетелись повсюду.
– Ты пристрелил их обоих.
Старый босс отвернулся и промолчал.
– Почему обоих?
Антонелли посмотрел Гиббонсу в глаза.
– Самозащита. Ясно? Японец гнался за Джоном. – Он кивнул на труп Д'Урсо. – Я обязан защищать моих людей.
Гиббонс выпрямился и поворачивал голову, пока боль не утихла.
– Но почему ты убил и своего парня тоже?
Антонелли сплюнул.
– Поганый ублюдок. Он предал меня.
Гиббонс фыркнул.
– Не разыгрывай тут мне старого короля Лира.
– Вы и сами-то не так уж молоды.
– Знаю. Ну ладно, пошли. – Гиббонс взял его за локоть, но Антонелли не двинулся с места. Он все смотрел внутрь лимузина.
– Я не мог допустить, чтобы вы поймали его. Вы бы его просто посадили в тюрьму. А что это? Это ничто. Джон опозорил семейство. За то, что он сделал, его следовало покарать, покарать по-нашему.
– Ну конечно, конечно. Очень благородно с твоей стороны. Из твоей жизни надо бы сделать кино. Давай пошевеливайся. – Гиббонс поднял старика с сиденья, и тому не оставалось ничего другого, как только тронуться в путь. Шел он очень медленно, опираясь на руку Гиббонса.
– Мне нужен телефон, – проскрипел он сквозь одышку. – Ведите меня к телефону.
– Ты хочешь отменить забастовку?
– Не ваше собачье дело. Ведите меня к телефону.
– Об этом не волнуйся. Позвонить мы тебе позволим. Тут над площадкой раздались еще два выстрела. Гиббонс сжал локоть Антонелли и прищурился, стараясь рассмотреть, что творится у серебристо-голубого фургона. Будь проклят этот Тоцци. У него был восьмизарядный специальный полицейский «Итака-37», в кармане еще запасные обоймы. Автоматический пистолет 12-го калибра. Нельзя такое оружие давать в руки Тоцци – он, сукин сын, любит нажимать, на спуск. Поганец никогда не глядит, есть ли мирные люди вокруг. Если что-нибудь случится, я его убью. Кого угодно убью.
– Эй, отпустите руку, – заныл старый босс. – Мне больно.
Гиббонс не слышал. Издали он видел, как бандиты удирали, бросив фургон. Тоцци наконец нагнал на них страху своей пушкой.
– Потише! – скрипел Антонелли. – Я так быстро не могу.
Гиббонс разозлился – изволь еще приноравливаться к старику. Так, пожалуй, и сам покажешься стариком. А он не стар. Только чуток покалечен. Шея опять разболелась не на шутку.
Опять прозвучал выстрел и раздался испуганный визг. Дверца фургона слетела с петель и с громким стуком упала на асфальт.
– Черт бы тебя побрал, Тоцци! – заорал Гиббонс. – Осторожней!
– В чем дело? – осведомился старик.
– Заткнись!
Боль впилась в плечи, словно в каждом из них застряли острые секиры. Теперь он и сам не смог бы перегнать Антонелли. Впервые в жизни он почувствовал себя стариком. От тоски внутри у него все сжалось – от тоски, досады и страха. Старик – одинокий, без Лоррейн. Ноги его стремились вперед, но боль пригвождала к земле. И все же он должен добраться до фургона. Должен увидеть ее, убедиться, что все в порядке, помириться и извиниться. Он должен ее сохранить. Лоррейн.
У Гиббонса перехватило горло. Он не мог глотать. И все же он еще раз попробовал крикнуть:
– Если ты заденешь ее, Тоцци, я тебя убью! Ей-богу, убью!
– Что?!
– А ты заткнись и пошевеливайся!
Старик едва переставлял ноги.
– Ну давай же, давай! Двигайся, черт тебя побери!
Но старик не мог.
– Ну давай же, давай! Иди!
Тут Гиббонс остановился и чуть не разрыдался, обнаружив, что сам опирается на Антонелли. Старик.
Глава 30
Тоцци выглянул из-за «мерседеса» с пистолетом наготове. Расстрелянный, «кадиллак» походил на дохлую акулу. Фургон почти не задело, и три женщины так и сидели там, в темноте, спина к спине. Тоцци слышал, как волны плещутся о скалистый берег залива. Было очень тихо. Подозрительно тихо.
– Они ушли. Иди сюда, пожалуйста, и развяжи нас. – Голос Роксаны.
Голос, слава Богу, не слишком взвинченный. Но тут он представил себе, что один из яков скрывается там, во тьме, в глубине фургона, и под пистолетом заставляет объявить, что путь свободен. Немного отдает паранойей, если учесть языковой барьер. Тем не менее, если какой-нибудь бандит окопался там и прячется за женскими юбками, ему, Тоцци, следует отсидеться и переждать. Там ведь заложники. Так зачем же лезть напролом, пренебрегая элементом неожиданности? Он вытер рукоятку пистолета. Хотелось броситься туда, убедиться, что с Роксаной и Лоррейн все в порядке, но без прикрытия он не решался. Куда, к черту, запропастился Гиббонс? В одиночку тут неуютно.
Он внимательно осмотрел площадку, каждый автомобиль в пределах видимости – нет ли где какого-нибудь движения. Поглядел на три трупа, что валялись за «мерседесом»: голова здорового парня скрывалась под машиной, рядом лежал панк Франчоне, и ноги третьего, упавшего навзничь, покоились у
