— Что, замочить их?
— Нет. Просто избавься от них. Пусть исчезнут.
Стенли махнул пистолетом Гиббонсу:
— Выкатывайтесь. Оба.
Гиббонсу совсем не хотелось выходить из фургона. Гориллы Будды стояли невысоко на эволюционной лестнице. Они могли понять приказ Будды в том смысле, что надо отколотить Гиббонса и Лоррейн. О себе Гиббонс не беспокоился. Но вот Лоррейн. Лучше им не подходить к ней близко.
Он приподнялся с сиденья. Боковая дверь фургона отодвинулась. Возле нее стояли двое горилл. Гиббонс вышел и повернулся к ним спиной, помогая выйти Лоррейн, готовый отшвырнуть любого, кто подойдет слишком близко. Лоррейн выглядела испуганной, и Гиббонс был готов защитить ее. По его зубу опять лупил молот, так что дополнительная боль не имела большого значения. Кроме того, он был так разозлен, что готов был разделаться сразу со всеми пятерыми, и с маленькой обезьянкой в придачу.
— Закройте дверь, — приказал Будда.
Обойдя фургон спереди, он подошел к Гиббонсу. Его глаза находились на уровне подбородка Гиббонса. К Лоррейн он не приближался. Она была еще выше Гиббонса и почти на голову выше Будды.
— Скажи своим ребятам, пусть не беспокоятся о Беллзе. Мы о нем позаботимся.
— Если мы не найдем его раньше вас.
— Не найдете. — Будда обошел Гиббонса и сел в серый «линкольн», перегораживающий дорогу позади фургона. Двое горилл последовали за ним. Двое других сели в черный «линкольн», а последний занял место Живчика за рулем фургона. Один за другим взревели три двигателя, и караван машин тронулся с места. Фургон находился между двумя роскошными лимузинами. Кавалькада свернула налево и исчезла из виду.
— Катитесь к чертовой матери, — пробормотал вслед им Гиббонс.
Лоррейн ухватила его за руку.
— Они убьют Майкла, да? — В ее голосе звучала скорее покорность судьбе, чем тревога.
— Теперь, когда они знают, что он агент ФБР, не убьют. Но вот Беллз... не знаю.
Она, содрогаясь, вздохнула так грустно, что Гиббонс забыл о своем больном зубе.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Она покачала головой, медленно и печально. Распущенные волосы колыхнулись, как юбка гавайской танцовщицы, исполняющей хулу.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он. — Мне даже в голову не пришло спросить. От этой таблетки я словно во сне.
Она наклонила голову и как-то странно взглянула на него. Гиббонс удивился. Обычно она так смотрела, готовясь задать ему взбучку. Но сейчас-то что он сделал не так? Еще в универмаге у него появилось ощущение, что что-то не дает ей покоя, но он решил, что она просто напугана и тревожится о своем двоюродном брате. Однако теперь у нее было такое выражение, будто наступил конец света, будто она стоит на краю обрыва, заглядывая в черную бездну, и все это —
— У тебя нет еще таблетки, Лоррейн? Зуб опять разыгрался.
Она покачала головой:
— Я потеряла сумочку в универмаге. Извини.
— Да ничего. Ты не виновата.
Но она не слушала его. Она снова хмурилась, будто заглядывая в бездну. Он хотел было что-то сказать, но передумал. Зачем напрашиваться на неприятности?
— Пошли. Надо найти телефон, — сказал он. — Мне нужно позвонить и рассказать, что произошло.
— Что будет с Майклом?
Гиббонс пожал плечами:
— Если бы у нас был фургон, может, мы бы его и нашли.
— Беллз убьет его. Он повез их туда, на Колокольню.
На лице ее была написана такая печаль, что Гиббонс растерялся: что делать — соврать и тем самым немного успокоить или сказать правду? По его мнению, Беллз настолько непредсказуем, что нельзя предугадать, что он сделает с Тоцци. Но Гиббонс не хотел ей врать и говорить, что все будет в порядке, потому что сам не был в этом уверен. Он помнил реакцию Живчика, когда Стенли велел ему ехать к Колокольне. Можно представить, что это за местечко.
Гиббонс махнул рукой:
— Пошли поищем телефон. Кто знает? Может, наши уже засекли их.
— На самом деле ты так не думаешь, верно? — То ли она очень удручена, то ли язвит, он не мог сказать наверняка. Видимо, он сделал что-то не так. Определенно она не в настроении.
Он приложил руку козырьком к глазам и стал всматриваться в другой конец улицы. По обеим ее сторонам высились шлакоблочные стены фабрик. Они были покрыты надписями и рисунками, да к тому же не особенно приличными. Подальше, в двух кварталах от того места, где они стояли, виднелось несколько очень старых строений из красного кирпича, образовавших островок посреди грязных запущенных участков, огражденных забором. Со стены ближайшего дома над тротуаром свисала вывеска, но Гиббонс не мог разобрать, что на ней написано. Он видел только яркую оранжевую неоновую надпись в витрине, что-то вроде «Малыш». Там же светилась белая надпись. Похоже на «Роллинг рок».
— Вон там бар, — сказал он. — Пошли. Оттуда я смогу позвонить. К тому же мне нужна хорошая выпивка.
— Мне тоже, — ответила Лоррейн.
Гиббонс искоса взглянул на нее.
— Пошли, — произнесла она и направилась к бару. Она отбрасывала длинную тень — от середины тротуара до изрисованных стен. Олив Ойл, удаляющаяся на фоне заката. Олив Ойл скорбящая. Олив Ойл, гневающаяся по-королевски.
Гиббонс прижал пальцы к больной щеке. Ни черта с ней не поймешь.
Глава 17
— Просыпайтесь, мои котятки.
Двери распахнулись, и внутри грузовика стало светло. От хлынувших лучей Тоцци зажмурился. Он почувствовал, как натянулась цепочка наручников, когда Джина попыталась защитить глаза от света.
Снаружи на погрузочной платформе стоял Беллз, держа в руке пистолет. На его лице сияла улыбка.
— Давайте. Вставайте. Мы уже дома.
— У кого дома? — Тоцци со стоном поднялся на ноги. От холода его суставы застыли.
Он хотел помочь Джине встать, но она отмахнулась от него. С ее закованной в наручники руки свисало, как муфта, вывернутое наизнанку пальто Тоцци. Никто из них не хотел надевать его.
— Что случилось? Детки поссорились? — Засмеявшись, Беллз показал пистолетом, чтобы они выходили.
Выбравшись на солнечный свет, Тоцци стал подбирать полы пальто, чтобы Джина не споткнулась о него. И чего это я забочусь о ней, подумал он. Она так отвратительно разговаривает. Пусть спотыкается.
Беллз снова начал исполнять свой шаманский танец, раскачиваясь на носках и пятках.
— Ну, Джина. Пошли. Я думал, тебе не терпится посмотреть, как я живу.
