— Может, ты прекратишь, Беллз? — Если бы взгляд убивал...
С потрескавшейся бетонной платформы было видно не много: большая грязная, поросшая травой площадка, уставленная брошенными машинами, сломанными плитами и холодильниками. Прищурившись, Тоцци попытался разглядеть вдали высокие дома. Может, удастся определить, где они находятся. Но между жестяным навесом над разгрузочной платформой и стоящим перед ним грузовиком почти ничего не было видно.
Грузовой лифт уже ждал их. Деревянный затвор был поднят, и лифт напоминал огромный рот, разинутый, чтобы проглотить их.
Джина терла руки, пытаясь согреться. Она хотела выйти на солнце, но Беллз дулом пистолета загнал ее обратно в тень.
— Сюда, Джина.
— Я не желаю с тобой разговаривать, понял?
— Почему так жестоко, Джина? Что ты с ней сделал, Майки? Может, пытался воспользоваться ситуацией там, в грузовике? Как не стыдно. — Беллз был очень собой доволен, но в его шутках было нечто, заставившее Тоцци забеспокоиться. — Прошу. — Беллз вскинул голову и повел их к лифту.
Когда они вошли в лифт, Беллз опустил затвор и дернул за веревку, приводящую лифт в движение. Должно быть, это очень старое здание, подумал Тоцци. Теперь нигде нет таких лифтов. На их лица падали попеременно полосы света и тени, пока шаткий лифт, кряхтя и скрипя, поднимал их наверх. Никто не произносил ни слова, только Беллз тихо насвистывал себе под нос. Тоцци почти сразу узнал мелодию. «Ты хотел бы покачаться на звезде?» Лифт двигался так медленно, что Беллз успел просвистеть два куплета и часть третьего.
Наконец лифт резко остановился, и Беллз одной рукой отбросил затвор. Качнув стволом пистолета, он показал, чтобы они выходили.
— Выходим. Все выходим. Смелее.
Он ухмыльнулся Тоцци и пропел слова из песни:
— 'Или предпочел бы быть свиньей?'
Тоцци осмотрел большое чердачное помещение. Ничего особенного. Очень грязные и обшарпанные стены из осыпающегося голого кирпича и деревянные полы. Угловая комната отгорожена от остального помещения деревянной перегородкой, которую никогда не красили. В противоположном углу — закопченная кухня: дешевые металлические шкафчики, разделочный стол под дерево, квадратный стол с пятью разрозненными стульями. Плита старая, но большой холодильник выглядит почти новым. Рядом с кухней — два дивана из кожзаменителя, черный и зеленый, и два кресла из искусственной кожи темно- красного цвета. Повсюду разбросаны газеты, журналы, полные окурков пепельницы. Помещение выглядело как мужской клуб, куда можно зайти, выпить пивка, съесть пиццу, поиграть в карты, попить кофе и поболтать.
В комнате было светло от солнечного света, проникавшего через несколько окон с полукруглыми сводами и одной рамой. Из окон, выходящих на восток, открывался красивый вид на Гудзон и Манхэттен. Используя в качестве ориентира Эмпайр-Стейт-Билдинг, Тоцци определил, что они находятся либо в Хобокене, либо в Уихавкене, не очень далеко от туннеля Линкольна. Тоцци покачал головой, не веря своим глазам. Он жил в Хобокене, может, в полумиле отсюда. Если бы ничего этого не случилось, он сейчас был бы уже дома, отдыхал перед предстоящим сегодня вечером экзаменом на черный пояс. Дерьмо.
Беллз прошел в угол, где располагалась кухня, и стал рыться в ящиках.
— Садитесь. Будьте как дома. — Он указал пистолетом на диваны.
Тоцци направился к черному дивану, но Джина осталась на месте. Она зло взглянула на Тоцци, но он не обратил на это внимания и пошел дальше, увлекая ее за собой. Она его достала.
'Гоцци сел на край дивана, а Джина устроилась как можно дальше от него. Вывернутое наизнанку пальто лежало между ними как барьер. Оба согнули кисти рук, скованные наручниками, стараясь даже не касаться друг друга.
Джина сердито посмотрела на Беллза, который, согнувшись, искал что-то в нижних ящиках разделочного стола.
— Что ты собираешься делать с нами, Беллз?
Беллз продолжал рыться в ящике.
— Убить вас. Что же еще?
— Это не смешно.
— Я и не собираюсь вас смешить. — Он продолжил свои поиски.
Тоцци откашлялся.
— Слушай, Беллз, а в чем, собственно, дело? Скажи наконец по-человечески.
Беллз прекратил свои поиски и взглянул на Тоцци.
— А я ничего и не скрываю, малыш Майки. Это
— То есть убить нас.
— Точно.
Джина посмотрела на Тоцци. Ее лицо вытянулось.
— Он это серьезно?
— Ты у нас все знаешь. Ты и скажи мне.
Беллз рассмеялся себе под нос. Он поднялся и бросил на разделочный стол стальную цепь.
— Вы будто на сцене — разыгрываете комедию. — Он поднял цепь свободной от пистолета рукой и покачал ее в воздухе. Цепь была короткой. Два — два с половиной фута. — Жаль, что с вами придется расстаться. Вы такие забавные.
Джина хотела скрестить руки, но наручники не позволили ей этого сделать.
— Слушай, катись к черту.
— Хотите кофе или еще чего-нибудь? — Он посмотрел в холодильник. — Пепси, имбирный эль, пиво, газированная вода. Выпейте чего-нибудь. Мне понадобится какое-то время. Что тебе дать, Майки? Пиво?
— Ничего. — Тоцци смотрел на зеленый телефон с длинным шнуром, стоящий на столе.
— А тебе что, Джина? Имбирный эль?
— Нет. Мне надо пописать.
Беллз покачал цепью и ухмыльнулся.
— Если я не буду копаться, тебе это уже не понадобится. — Если у дьявола есть лицо, они видели его сейчас перед собой.
Тоцци наклонился вперед и вздохнул. Пришло время раскрывать карты.
— Слушай, Беллз. Ты делаешь большую ошибку. Тебя ищет армия федеральных агентов. Не усугубляй свое положение.
Беллз бросил тяжелую цепь на стол — Джина подскочила от внезапного шума — и уставился на Тоцци. Глаза его горели.
— Зачем это я им понадобился. Майки?
— Затем, что сегодня ты убил двух агентов Федерального бюро расследования. А ты как думаешь? — Тоцци почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
Беллз покачал головой:
— Ну-ну-ну... Думаешь, ты много знаешь? Ты не знаешь ничего. Во-первых, я застрелил только одного парня, старикана с распухшим лицом, в универмаге. Тот, другой, о котором говорят по телевизору, ну, парень на шоссе — как его там, Петерсен? — о нем я знать ничего не знаю. Это подстроено.
Беллз говорил слишком спокойно, слишком рассудительно. Он не испытывал страха, и это не понравилось Тоцци. Если Беллз чего-нибудь не захочет или не испугается, с ним бессмысленно вести переговоры.
— Ты говоришь, что это не ты застрелил Петерсена, того, что на шоссе?
Беллз покачал головой:
— Не я.
