что ныне между каналами», то есть канавками.
Так и было сделано. И полетели по новенькой мостовой, едва разминаясь при встрече друг с другом, кареты и возки, а пустыри, заросшие сорными травами, так и остались здесь до начала века девятнадцатого.
Бульвары на Большом стали устраиваться по высочайшему повелению от 31 мая 1810 года. Но еще до этого кому-то в голову пришла светлая мысль передать участки пустырей перед домами проспекта в частное пользование, с одним только условием, чтобы при этом была возведена приличная сквозная ограда. Вот тогда-то и началось стихийное озеленение Большого. Каждый захотел иметь перед домом и свой садик. И первые аллеи бульвара были проложены – где в один, где в два ряда, – как раз ближе к проезжей части, вдоль изгородей частных садов.
Еще в начале XX века эти узенькие бульвары, переданные в собственность города в 1826 году, начинаясь у Первой линии, доходили лишь до Шестой. Ну, а вдоль каких оград они проходили, можно судить по открытке, которую показала мне доктор биологических наук, автор книги «Растения в городе» Тамара Константиновна Гормышина. Мы совершали с ней прогулку по Большому проспекту, когда, остановившись у одного из домов, она протянула мне открытку: «Узнаете?» Над глухим деревянным забором, заслоняя собой все, что можно заслонить, высились купы деревьев. Местность вообще смотрелась, как загородная. И если бы не вагончик трамвая и внушительного вида фигура полицейского, трудно было бы даже заподозрить, что это все-таки Петербург. А о том, что снимок сделан именно на Большом проспекте, я узнал уже из текста на обороте открытки.
Бульвары Большого стали такими, какими мы их видим сегодня, уже после революции, когда были национализированы частные дома, а с ними заодно и частные сады перед ними. В 1922 году архитектор Фомин предложил убрать у этих садов ограды, тем более, что каждый забор имел свою конфигурацию, отступая от условия о некотором единообразии и «прозрачности ограждений». Ограды был и убраны от Первой до Шестой линии. Но по-настоящему разбивкой бульваров на месте частных садов занимались уже с 1927 по 1932 год. По проектам архитекторов А.А. Ильина и В.В. Данилова на Большом появилось два идущих параллельно центральному проезда, сделаны тротуары перед домами, а объединенные сады зимой сфотографировали с воздуха. Натоптанные пешеходами тропинки четко выделялись на снимках. Эти «дороги общественного мнения» и учли при окончательной планировке бульвара.
Как это ни покажется странным, но почти ровесником бульвара на Большом является бульвар, идущий между Шестой и Седьмой линиями. Первоначально он соединял аллею Большого проспекта, доходившую до Андреевского собора, с аллеей, которая проходила по Среднему проспекту от Малой Невы до Шестой линии и имела два ряда деревьев. Об этом мало кто знает. А между тем, остатки бульвара на Среднем существовали еще в 20-е годы XX века. У Вадима Шефнера, например, в его «Записной книжке Василеостровца» можно прочесть: «В двадцатые сюда по Среднему проспекту от Пятой до Шестой линии тянулся бульвар; помню, перед Рождеством на нем ёлки продавали. Он много места занимал, из-за него трамваи шли у самой панели. Наверное, по той причине, чтобы опасности для пешеходов не было, его и срыли». Впрочем, память об этом бульваре – десяток молоденьких деревьев на отрезке между Кадетской линией и Малой Невой – существует и сегодня.
Но не слишком ли много – о садах и бульварах Васильевского? Не пора ли, как говорил Павел Петрович Свиньин, поспешить к другим «достопамятностям».
По Второй и Третье
Прогулка пятая
которая приведет читателя к некоторым из домов Второй и Третьей линий; познакомит с «кирпичной архитектурой» и некоторыми обстоятельствами жизни Михаила Глинки и Виссариона Белинского; завернет во двор дома, где были мастерские Леонтия Бенуа и Сергея Судейкина, привлечет Ваше внимание к местожительству семьи знаменитого автора учебника по алгебре, а также поможет увидеть иным скрытный пока от нас облик этих василеостровских линий.
Зти две линии, впрочем, как и Первая с Кадетской, уже изначально пересекали остров «от воды до воды», от Большой Невы до Малой. Остальным же линиям не суждено было сразу же «перешагнуть» ни Малый, ни даже Средний проспекты.
Я не буду говорить о первых домах, которые появились здесь, и вообще касаться далекой старины. В предыдущих главах уже были упомянуты и прадед Пушкина Абрам Петрович Ганнибал, и владелец знаменитого «Бонова дома» Герман-Иоган Бон, Ботанический сад Академии наук, Химическая лаборатория Ломоносова, Академия художеств и целый квартал прилегающих к ней и принадлежавших Академии домов.
Речь пойдет о временах более поздних, когда Вторая и Третья линии и получили в основном то обличие, которое имеют сегодня. А это – плотные ряды разновысоких домов: двух– и трехэтажных выходцев из первой половины XIX века, четырех– и пятиэтажных – его второй половины, и даже шестиэтажек, появившихся на заре века XX.
Нет-нет да и мелькнут здесь исполненный в стиле классицизма особнячок, вроде того, где располагается ныне «Петроаэробанк», нарядный «эклектик», что стоит, красуясь своей эффектной башней-эркером в самом начале Второй линии, или какой-нибудь представитель декоративного модерна, а то и неоклассицизма.
Но из архитектурных изысков Второй и Третьей все-таки следовало бы, в первую очередь, назвать дома «кирпичного стиля». Это направление в зодчестве задали в последней четверти XIX века Виктор Шретер и Иероним Китнер. Их общая работа – доходный дом В.Ф. Штрауса (Вторая линия, 9), самое заметное сооружение на этом участке улицы между Соловьевским садом и Большим проспектом. Трудно побороть в себе желание тотчас поселиться в таком доме. Он самобытен, наряден и даже по-своему уютен внешне. А, между тем, в его отделке присутствует лишь желтый и красный кирпич и небольшие керамические барельефы.
Таких домов на Второй и Третьей – несколько. Это и дом №20 архитектора Леонтия Бенуа, где облицовочный кирпич сочетается с естественным камнем и керамической плиткой, и дом №26 работы Германа Гримма и Густава фон Голи, и хорошо знакомое василеостровцам, как поликлиника, одно из зданий больницы святой Марии Магдалины (Третья линия, 50) возведенное по проекту Александра Шиллинга, и, наконец, доходный дом углепромышленника Бёкеля (Вторая линия, 23) – прекрасное детище Федора Пуншеля.
