появлялись на передовых позициях. Иван добавил, что офицерам не хочется показывать гостям, в каком состоянии находится армия, очевидно, что иного выхода, как бежать отсюда, у русской армии нет.
Иван провел Андрея в одну из башен, второй этаж которой во времена империи занимала небольшая церковь. Там сохранилась средневековая фреска. На ней в ряд стояли высокие чины Трапезунда — они строго глядели перед собой, одинаково бровастые и глазастые. У центральной фигуры на голове был обруч, наложенный на красную шапку, с обруча свисали цепочки. Иван сказал, что вернее всего это император Алексей — основатель империи. Они вышли из башни и присели на солнышке, у конюшни с фундаментом римского времени, глядя на море, на маленький серый «Измаил» посреди бухты и совсем уж малюсенький, в цвет транспорта миноносец «Керчь».
— А вы сами где копаете? — спросил Андрей.
— В этом сезоне мы раскапывали храм святого Евгения, потом вернулись в храм Златоглавой Богородицы. У нас плохо с деньгами. А чем займется профессор Авдеев?
Андрей подумал, что говорят они о своих профессорах, как кучера о барах.
— Бог его знает. Я не думаю, что он оставит большой след в науке о Трапезунде.
— Я уже заметил. Но ему хотелось бы удивить мир.
— Угу, — согласился Андрей. — И это меня тревожит.
— Я тебя понял, — сказал крестьянский сын. — Тут заразная обстановка. Все в этом городе или шпионят, или воруют, или занимаются контрабандой. И даже почтенному профессору на второй день уже хочется отхватить кусок у вечности, желательно быстро и подешевле. Ничем не отличается твой профессор от подполковника Метелкина.
— А твой? — оскорбился Андрей за своего барина.
— Мой — весь в науке. Он разменивается на ученые детали, тратит месяц на надпись, которую прочли уже до него, и жутко спорит на страницах шести статей со всеми своими существующими и вымышленными оппонентами по поводу формы венца у трапезундского императора.
Андрею надоело сидеть. Он прошел к пролому в стене, чтобы видеть голубые горы, святилище Митры и мечеть на горе, которую, как сказал Иван, наши бравые солдаты превратили в казарму. Впрочем, почему они должны ночевать под открытым небом?
Иван прошел следом за ним.
— Ты обещал рассказать про свои вчерашние приключения, — сказал он. Андрей отметил про себя, что за годы, пока его не было, люди стали проще в общении, куда быстрее переходили на «ты», что русским несвойственно.
Андрей рассказал о Сурене, о ночном бегстве и раненом турке. Но визитную карточку госпожи Теофилато он не показал — даже трудно объяснить почему. Может быть, потому, что визитная карточка пахла пряными духами, то ли потому, что в ней была настоящая тайна и Андрею хотелось, чтобы с ним произошло, пускай опасное, но удивительное приключение, вроде тех, что выпадали на долю пленников сераля или путешественников по Аравии.
— Не думаю, что это случайные бандиты, — сказал Иван. — Скорее всего, ты кому-то мешаешь.
— Кому же я, прости, могу мешать?
— Законный вопрос, — ответил Иван Иванович, глядя на Андрея прозрачнейшими простодушными глазами. — Если, конечно, тебе нечего скрывать.
— Клянусь, мне нечего скрывать!
— Не спеши, Андрей. Всем есть что скрывать, даже мне, хоть я и предельно очевиден. Я убежден, что если в тебе хорошенько покопаться, иголочки под ноготочки запустить, на дыбе тебя подвесить — ой, сколько интересного из тебя высыпется! Да не отмахивайся, мой любезный друг, лучше скажи, что ты делал ровно год назад, ровно два года назад, скажи, с кем ты встречался в прошлом августе… Мне кажется, что ты уже бледнеешь и теряешь уверенность в себе.
— Ну ладно, я согласен, — сказал Андрей, чтобы не спорить.
— Вот! Уже достижение! — Крестьянский сын расхохотался так, что из-за башни появился палеограф Россинский с записной книжкой в руках.
— Вы меня звали? — спросил он.
Узнав, что его не звали, он, облегченно вздохнув, исчез вновь.
— Для того чтобы избавиться от бедствия, надо точно знать, за что оно тебя преследует, — сказал Иван.
— Но я, честное слово, не знаю, кто меня преследует!
Иван оперся спиной о теплые плиты стены, закурил и угостил турецкой папиросой Андрея.
— Я тебе кое-что объясню, — сказал он. — Может быть, это поможет тебе. Давай посмотрим, кто может быть в тебе заинтересован. Я имею в виду наш трапезундский преступный мирок. Охотились на тебя турки, заигрывал негоциант Саркисьянц. Если турецкая банда хотела тебя убрать, значит, ты нужен их врагам — греческой банде или русским посредникам.
— А ты, Иван, к кому примыкаешь?
— Ой, Андрей, спроси чего-нибудь полегче, как говорят у нас в Одессе. Я кошка, которая гуляет сама по себе.
— Для покупки имения?
— Для покупки имения, Андрюша. И не пугай меня революцией. Революция свое дело уже сделала, она дала погреть руки новым господам. Господа кадеты и трудовики будут зарабатывать сами и дадут заработать остальным. Ты не представляешь, Андрюша, какой замечательной державой станет наша Россия через десять лет! Наша замечательная революция сковырнула самые главные препятствия в присоединении России к мировому сообществу цивилизованных государств — феодальную монархическую систему. Называй ее как хочешь — командной системой, бюрократической системой. Главное — она сметена!
— Это под сомнением! — радостно крикнул фотограф Тема Карась, который незаметно установил свою треногу и сделал снимок, ослепив вспышкой магния. — Уже новые бюрократы полезли из всех щелей, а другие только переименовались, — сообщил он. — В России ничего не поделаешь — революция, не революция — все равно будут вельможи, скалозубы и молчалины. Мы обречены!
Тут Тема подхватил треногу и камеру и поволок их, забыв о своей филиппике, к пролому в крепостной стене.
— Почему в России столько философов-любителей! — возмутился Иван. — Все дают советы, все что-то знают заветное. А работать никто не желает.
Андрей спросил у поручика Митина, как пройти в кафе «Луксор». Тот как раз заглянул в отель, где, по его словам, продавали хороший трубочный табак.
— Вы тоже торгуете табаком? — спросил Андрей, не желая обидеть поручика. Но тот вдруг вскипел:
— Хватит того, что вся армия продалась — каждый спешит схватить свой кусок золота или дерьма. А что происходит в России, что будет с нами завтра, вам плевать?
— Зачем распространять обвинение на всех? — сказал Андрей. — Даю вам честное слово, что, пока не приехал сюда, я слыхом не слыхивал о контрабанде. И сам не собираюсь этим заниматься.
— Мне бы хотелось верить, — сказал поручик. — Но что я могу подумать о человеке, который, только прибыв в Трапезунд, тут же устраивает ночные прогулки с перестрелкой, а затем спрашивает дорогу в пресловутый «Луксор»?
— А чем плох «Луксор»?
— Послушайте, Берестов. Вы мне задали вопрос, как пройти в кафе «Луксор». Я вам сейчас расскажу туда дорогу. Но и вы ответьте мне на простой вопрос — что вас влечет именно в это заведение?
— Меня пригласили, — сказал Берестов, стараясь казаться невинным в утаивании правды. Он не лгал. И уговаривал себя: я не лгу — и лишь недоговариваю.
— Разумеется, пригласили, — саркастически улыбнулся поручик Митин. — Туда редко приходят без приглашения.
Но более вопросов он задавать не стал, а, выведя Андрея на мостовую, где за столиками сидели
