— А чем он занимается?
— Посредничеством. И шпионажем. Я не знаю, Андрей Сергеевич, в какой роли он обращался к вам. А что случилось с бандитами?
— Я пошел гулять вечером к морю…
— Добровольно?
— А когда я шел обратно, то за мной увязались двое. Ей-богу, неинтересно рассказывать — они, видно, меня увидели на берегу. Меня греки выручили, а потом патруль…
— Подождите, так не рассказывают. Начнем сначала.
Но Андрею не удалось начать сначала, потому что вернулись Авдеевы, потом пришли остальные члены экспедиции. Предупредительность Метелкина, который продолжал опекать экспедицию, была трогательной. У входа в гостиницу их ждал автомобиль с красным крестом, намазанным на дверцах. Самого Метелкина не было, но шофер сообщил, что поступает в распоряжение госпожи Авдеевой. Профессору Авдееву эти слова были неприятны, но он смолчал.
Наличие автомобиля превратило экскурсию в приятное времяпрепровождение. Было еще нежарко и не очень пыльно. Центральные улицы кишели народом. Чумазые и почти голые мальчишки сразу увязались за мотором, они прыгали и отчаянно кричали: «Дай!», «Бакшиш»!
Автомобиль катил по Трапезунду, который был мирным и нестрашным, и Андрей никак не мог сообразить, где же он пробегал, задыхаясь от ужаса, — город как город, скорее азиатский, чем европейский, разоренный войной, но еще не разрушенный ею.
Иван Иванович начал экскурсию с собора Богородицы Златоглавой, который стоял неподалеку от гостиницы и был официозом времен Трапезундской империи.
Они оставили мотор на улице, а сами вошли внутрь — храм был в свое время превращен в мечеть, но с приходом русских, как объяснил крестьянский сын, греки жестоко отомстили туркам — выкинули из мечети все признаки принадлежности к мусульманской вере, вымыли его несколькими водами, но службы в нем не велись, потому что русская комендатура, позволив грекам пограбить мечети и дома богатых турок, затем решила проявить осторожность, уверяя греков, что желает наладить мир в оккупированной области. Многие турки, в первую очередь состоятельные, бежали из Трапезунда, а их дома и имущество тоже захватили местные греки. Но вот теперь, когда все шире распространяются слухи, что у русских дома революция и потому они скоро отсюда уйдут по доброй воле, греки начали беспокоиться. Многие старались переехать к родственникам в Грецию либо хотя бы перевести туда капитал, другие искали возможности поселиться в Палестине, Ливане или Сирии, на худой конец хотя бы в Стамбуле. Так что теперь и сами греки не желали возобновлять службу в храмах-мечетях. В церкви вновь поселился старый мусульманский сторож, но возражать русскому, привезшему своих друзей, он не смел.
Иван Иванович показал гробницы возле собора, похожие на беседки. Успенский еще в прошлом сезоне доказал, что некогда четыре столба, соединенные арками, поддерживали почти плоскую черепичную крышу. Когда Успенский вскрыл могилу — оказалось, что там похоронен местный мусульманский святой и следов от захоронения императора не сохранилось. Не весьма продуманное политически, хотя продиктованное исключительно интересами науки, предприятие профессора вызвало негодование оставшихся в городе турок, и комендант на всякий случай воспретил археологам копать другие могилы.
— Господин профессор, — сказал он, приехав на раскопки верхом на тяжелом коне и не слезая с него, оттого возвышаясь над седобородым профессором, как статуя командора над дон Хуаном, — когда мы окончательно прижмем этих турок к ногтю и здесь будет Трапезундская губерния, я сам вас попрошу, копайте ихние мощи, ядрена вошь, а не нравится, пускай убираются к своему аллаху. Но сейчас результат на фронтах еще не определен, а турки вокруг как клопы. А то еще начнут резать вас — а мне охраняй.
Профессор вынужден был покориться и перенес свои изыскания в цитадель.
Иван Иванович забавно передал в лицах диалог Успенского с комендантом. Потом повел гостей по двору церкви, заставленному небольшими древними постройками, отчего он казался лабиринтом. Иван Иванович объяснил, что в самом храме Златоглавой Богородицы хоронили Трапезундских митрополитов, а императоров и их родственников погребали на церковном дворе, а потом их гробницы использовались турками как могилы для своих святых и знати.
Успенский полагал, что императорские останки можно отыскать, потому что турки часто клали поверх христианских погребений деревянный пол. Но эти открытия откладывались до победы России над Турцией.
Авдеевы не выспались, слушали Ивана Ивановича плохо, все норовили сцепиться между собой и выплескивали раздражение на окружающих. Фотограф Тема ставил свою треногу на пути и всем мешал, а Россинский, как увидел в углу какую-то надпись, так и пропал.
Затем археологи осмотрели храм святого Евгения, где их встретил грек с голодными глазами. Он стал жаловаться Ивану Ивановичу, а Иван Иванович объяснял, что местные турки грозятся убить греческого сторожа. Святой Евгений некогда был патроном Трапезунда, и его храм считался первым в империи, но был изменен многочисленными переделками и пристройками. Особенно странно выглядел стоявший рядом с собором минарет — тонкий и с балкончиком для муэдзина.
Цитадель, куда они поднялись пешком от храма святого Евгения, представляла собой небольшую неровную площадь, окруженную мощными стенами и сохранившимся почти на всем протяжении глубоким рвом. Великая мощь стен и полуразрушенных башен была такова, что Андрей понял, почему столь небольшой город мог именовать себя столицей империи. Столь высоки были стены Трапезунда, сколь близко к облакам находились вершины башен, и главной из них — башни святого Иоанна.
К счастью для историков, вход в цитадель во времена турецкого владычества был дозволен лишь по служебным делам — селиться там, ломать или строить чего-нибудь было запрещено, потому резиденция императоров не была разрушена правоверными.
Теперь же цитадель оказалась густо населена русскими солдатами, потому как там расположились армейские склады и комендатура.
Солдаты и офицеры, ходившие по площади, с недоверием и даже насмешкой поглядывали на странную компанию, которую притащил с собой крестьянский сын, но никто не мешал ходить всюду, где им того хотелось.
Авдеев сказал с торжеством отличника, который вспомнил нечто, забытое самим господином учителем:
— Фундамент римский. Даю голову на отсечение, что вы не заметили, что фундамент римский. Я видел подобные плиты в Баальбеке.
Он пошел петухом по площади, Иван Иванович пожал плечами и сказал негромко:
— Об этом в любом учебнике написано.
Но Авдеев ответа не услышал, а стал постукивать носком сапога по углу казармы, будто ждал от этой стены какого-то особого, только для него предназначенного отзыва.
Подошел приятного вида господин с моноклем в форме инженера-полковника. Иван Иванович представил его как господина Керна.
Господин Керн, вежливо поклонившись, сообщил заученно, что для снятия культурного слоя надо будет поднять девяносто семь тысяч кубических метров земли, что потребует не менее пяти тысяч рублей расходов. Археологи покачали головами, следом за Успенским соглашаясь с немыслимостью такой задачи. Иван Иванович сказал, что Успенский зимой постарается найти в Петрограде каких-нибудь меценатов, чтобы летом 1918 года сделать здесь массу ценных находок, а кроме того, поднять землю из башен, что даст возможность выйти к подземным ходам, соединявшим дворец и башни цитадели. А господин Керн добавил, что профессор Успенский уверен, что именно в подвалах и подземных ходах цитадели и хранится библиотека Трапезундских императоров.
Авдеевы стали спрашивать о библиотеке, словно намеревались завтра же представить ее на суд мировой общественности, и Иван Иванович терпеливо разъяснял. Затем Авдеевы утомились и приняли любезное приглашение полковника Керна проследовать в его скромный кабинет и освежиться там прохладительными напитками. Остальных Керн почему-то не позвал, но никто не был на него в обиде: день был свежий, нежаркий, никто не устал, Тема сквозь пролом в стене стал снимать вид на гору Бос-тепе, где стояли русские батареи, стерегущие Трапезунд, а также античный алтарь Митры. Андрей договорился, что поедет туда с Иваном, когда тот получит разрешение коменданта, военные не любили, когда лишние люди
