– Я помню, как ходила в поле собирать колоски, как пропалывала курпицу, как собирала ягоды выри, я помню, как стирала и гладила. Но все это – уже на сиенде.
– А почему ты не спросила у взрослых?
– У каких взрослых? – печально улыбнулась Заури.
– Ну там же есть воспитатели, учителя, врачи…
– Зачем воспитатели и врачи рабам? Если раб умрет, на его место придет другой. Вот и все.
– Позор! – произнес Пашка.
– А я к этому привыкла, – сказала Заури. – Я и не знаю другой жизни. Когда я была поменьше, я иногда спрашивала у надсмотрщика: «Кто я такая? Откуда я? Где мои отец и мать?»
– А он?
– А он бил меня за это. Такие вопросы задавать нельзя.
– И больше спросить было не у кого?
– Мы жили в большом доме, где была одна комната. В этой комнате стояло сто кроватей. Мы все там были одинаковыми – никто из нас не знал своих родителей. И мы были уверены, что родились в этой самой комнате. Там у нас был уголок для самых маленьких. Иногда утром мы просыпались, а на свободной кровати лежит новенький малыш. Мы думали, что он появился, пока мы спали.
– Странно, – сказал Пашка. – В наши дни в цивилизованном обществе этого не бывает.
– А кто тебе сказал, что она жила в цивилизованном обществе? – спросил Аркаша.
– Погодите, мальчики, – сказала Алиса. – Не мешайте Заури рассказывать. Ведь интересно!
– Я не знаю, что рассказывать. Я же другой жизни не знала, для меня это все было обыкновенно…
– Тогда рассказывай по порядку. Какой был у тебя день. Кто вас кормил, кто вас будил, как вы ели, что делали потом, – сказала бабушка.
– Будили нас колоколом, – сказала Заури. – Колокол начал бить – скорей выскакивай. И беги мыться. Потому что умывальников мало, а умыться надо всем. Не успел первым к умывальнику, можешь остаться без завтрака. Утренний суп и кашу принесут, а потом унесут. Кто опоздал, тот голодный.
– Я бы лучше не мылся, – сказал Пашка.
– А госпожа Чистоль придет? Она у всех руки проверяет и ногти. У кого грязные – десять плетей, не хочешь? Настоящие плетки, не игрушечные.
– Что? Вас били? – сказал Пашка. – Детей били?
– И правильно делали, – сказала рабыня. – Если нас не бить, мы распустимся, вообще ничего делать не будем. Я это знаю. Человек только из-под палки и работает.
– А ты здесь яблоками жонглировала, – спросила Алиса, – тоже из-под палки?
– Если не тренироваться, – рассудительно сказала девушка, – то разучишься. А разучишься, никому не будешь нужна. Вот тебя и отправят в подземелье горную пряжу чесать. Там ты от кашля и помрешь. Там все помирают.
– Темная сила! – сказал Пашка. – Откуда только тебя привезли!
– Погоди, Пашка, не мешай человеку, – сказала Алиса.
– Я могу и не рассказывать, – заявила девушка. – Чего я буду рассказывать, все равно твой Паша не верит.
– Рассказывай, – смилостивился Пашка. – Только коротко и правдиво.
– А я по-другому и не умею.
Девушка хлопнула себя по щеке – убила комара. Потянулась, зевнула, прикрыв рот ладошкой – видно, хотела спать, но не могла признаться в этом, потому что остальным было интересно слушать ее рассказ.
– Потом нас всех, – продолжала Заури, – и сытых, и голодных, гнали на работу. До обеда. Кого в поле, кого в мастерские – каждому работа найдется, даже самому немощному, даже самому маленькому.
– А какая работа?
– Обыкновенная. Тростник резать, грядки перекапывать, вредителей по листьям собирать, мешки с удобрениями носить – мало ли работы в поле?
– И за вами взрослые смотрели?
– Не дети же! – Заури даже рассмеялась. – Потом, как пообедали, кто обратно на работу, а кто в школу. Я в школу ходила, я умная, потому и живая, а которые глупые и в школу не ходили, они обязательно помирали – от усталости. А я в школу ходила, вот теперь считать умею и немного читаю.
– Значит, ты в школе училась читать и писать?
– Я в школе много чему училась, – сказала девушка. – В школе человека на все пробуют – вдруг в нем выгодная способность отыщется, и тогда его можно будет дорого продать. Нас и считать учили, и рисовать, и бегать, и прыгать – все пробовали.
– А ты хотела отличиться? – спросила бабушка.
– Конечно. Я хотела, чтобы меня продали.
– Зачем? – удивился Пашка. – Ведь это унизительно!
– А ты хотел, чтобы я на всю жизнь осталась на сиенде, чтобы каждый день до самой смерти гнула спину над грядками и рассадой? Чтобы меня бил кнутом надсмотрщик? У нас, у рабов, одна надежда – чтобы тебя выгодно продали. На другую планету. А я мечтала еще, что попаду в другой мир, что стану сама богатая и куплю билет на звездный корабль, буду на нем летать от планеты к планете и буду искать моих папу и маму. Они, наверное, и не знают, что я живая. Они, наверное, думают, что я давно уже умерла… – и Заури снова зарыдала.
Все ждали, пока она успокоится. «И это странно, – подумала Алиса. – Такого быть не может! Сидит на веранде Аркашиной дачи девушка, очень красивая, худенькая, черноволосая и плачет, потому что она – рабыня и даже не знает, есть ли у нее родители».
– А как получилось, что ты стала жонглировать? – спросила бабушка Лукреция.
– Очень просто, – сказала Заури. – Мы проходили спортивные испытания. Прыгали, бегали, подтягивались, кидали разные предметы. Господин наставник развития тела приказал мне гнуться и прыгать. А потом дал шарики кидать. И потом говорит: «Очень интересно, в этой паршивке что-то есть». Он доложил моей комнатной госпоже, а комнатная госпожа самому Панченге Мулити, господину хозяину сиенды.
– А потом?
– Давайте перенесем разговор на завтра, – сказала симферопольская бабушка. – Уже совсем поздно, а у вас был такой длинный и трудный день.
– Нет, бабушка, пожалуйста! – взмолилась Алиса. – Еще совсем немножко осталось. А завтра некогда будет.
Бабушка развела руками.
– Давай, рассказывай! – велел Пашка рабыне.
– Мне сразу лучше стало жить, – сказала девушка. Она даже закрыла глаза, так ей приятно было вспоминать те дни, что последовали за открытием ее таланта. – Меня стали кормить лучше других. Мне мясо стали давать и сахар, представляете?
– Представляю, – сказал Пашка.
– От сахара только вред один, – сказал Аркаша. – Многие врачи советуют не есть сахара.
– Плохие врачи, – сказала Заури. – Вы их не слушайте.
– Значит, тебя отделили от остальных детей? – спросила бабушка.
– Да. Так всегда делают. Если видят, что рабыня выгодная, что ее можно будет хорошо продать, ее обязательно отделяют.
– А куда можно человека продать? – спросил Аркаша.
– У нас на планете много желающих. И даже с других планет на сиенду приезжали. Мало ли кому люди нужны.
– Сумасшедший дом, – сказал Пашка. – Сколько живу, столько удивляюсь и возмущаюсь. Человечество уже освоило половину Вселенной, наука ушла так далеко, что не видит собственного хвоста. А где-то в уголках таятся дикие нравы, рабские планеты и какие-то страшные разбойники. Нет, я решил