тяжелый для страны момент вы вспомнили обо мне и обещали мне вашу безусловную поддержку.
— Гип-гип-ура! — закричал бароны.
— Но до сих пор никто не доказал, — продолжал Ричард, — что мальчики, которых я охраняю в Тауэре, на самом деле незаконные бастарды, не имеющие прав на престол.
— Слушайте, слушайте! — закричал Бэкингем.
— Я не сделаю ни единого шага, пока не соберется парламент и народные избранники не примут решение, столь важное для нашего государства. Этому решению я с радостью подчинюсь.
Ричард сел на свое место, и никакие крики и требования верных баронов не смогли заставить его изменить решение.
Обед закончился, и Ричард велел всем разойтись. Он сказал, что устал и ему надо подумать.
— Я останусь? — спросил Бэкингем.
— Иди, иди, — отмахнулся принц. — Подумай, может быть, тебе принять тяжелое бремя?
— Какое бремя? — притворно удивился Бэкингем.
— Бремя королевской власти.
— Мне и в голову не приходило ничего подобного! — возразил Бэкингем.
— Врешь, всегда врешь, красавчик! — прошипел Ричард. — Ты только и мечтаешь о троне. Думаешь, я не знаю, что ты воспитывался при дворе Эдуарда как его крестник? Думаешь, я забыл, кто твоя жена?
— Я разошелся с ней. Я никогда не любил Екатерину! Это всем известно.
— Так же, как и то, что она — младшая сестра королевы, которая меня ненавидит. Ну как я могу спать спокойно, если ты рядом?
— Вы нуждаетесь во мне, герцог, — спокойно сказал Бэкингем. — Кто-то должен делать за вас всю грязную работу. Вы не можете полагаться на одних Тайреллов. Они продадут вас за пару шиллингов.
— А какова твоя цена, герцог? Тысяча фунтов?
— Или вы будете доверять мне, Глостер, или я уезжаю. И добивайтесь короны самостоятельно, — обиделся Бэкингем.
Ричард отвернулся к стене и замолчал. Долго, целую минуту. Когда он снова обратил свой взор к Бэкингему, его лицо озаряла добрая, хотя и кривоватая улыбка.
— Я испытывал тебя, мой друг. Я же знаю, насколько тебе бывает трудно, но ты выбрал справедливую сторону в этой борьбе и пойдешь со мной до конца. До победы. До нашей победы!
Бэкингем склонил голову.
Он ничего не ответил.
Глостер ждал, скажет ли он еще что-нибудь, но не дождался. И тогда сказал сам, может быть, для того, чтобы оставить за собой последнее слово:
— Поезжай-ка пока к себе, в Уэльс, который я даю тебе в управление. Собери там налоги. Нам с тобой понадобятся деньги.
— А парламент? Кто будет обрабатывать этих тупых баронов?
— Пока я напущу на них моих законников во главе с доктором Шеем. А ты вернешься и наведешь глянец.
— Вы решили не спешить со своей коронацией?
— Какая может быть речь о коронации? Я об этом и не думаю. И тебе думать не советую.
— Я поехал собирать силы, — сказал Бэкингем.
— Ты меня правильно понял, — кивнул Ричард. — У нас немало врагов. Но если я стану королем, их станет еще больше, и палачам придется потрудиться.
— Не спеши убивать принцев, — сказал Бэкингем от самой двери.
Ричард не ответил.
Но его губы беззвучно шевельнулись:
— За эти слова ты мне тоже ответишь… своей жизнью…
Дождавшись, пока шаги герцога Бэкингема стихли в коридоре, Ричард отправился в оружейную.
Там хранились бочонки с порохом, стояли прислоненные к козлам алебарды и копья, на полках лежали мечи, а в ящиках россыпью — картечь.
Ричард прошел через этот мрачный зал к секретной двери в подвал.
По узкой каменной лестнице с высокими ступеньками он спустился в пыточную комнату.
В низком зале стоял неистребимый запах крови. Казалось, здесь еще звучат крики узников, умирающих от невыносимых страданий.
В последние дни здесь никого не пытали, но все было готово: орудия пыток ждали своих жертв.
Ричард подумал, что неплохо было бы помучить попавшего в плен сэра Генри Уайта — этого упрямого идиота, который никак не может смириться с тем, что Генри Ричмонд никогда не вернется в Англию. Генри слишком беден, и у него нет влиятельных друзей.
Не считать же друзьями глупенькую Лиззи и ее смиренную мать, на которую придется еще немного нажать — и тогда она станет шелковой.
Ричард вынул кремень и трут и высек огонь. Масляный факел, прикрепленный к стене, загорелся зловеще и ярко.
Ричард был опечален.
И в этом он не мог признаться никому.
Хотя был человек на свете, который мог читать его мысли и от которого Ричард не мог ничего скрыть.
И этот человек появился посреди пыточной, словно ниоткуда.
Перед Глостером стояла высокая женщина в монашеском одеянии.
Она откинула капюшон, тряхнула головой, и чудесные черные волосы водопадом рассыпались по плечам и спине, ниспадая до пояса.
— Здравствуй, фея Моргана, — сказал Ричард. — Конец пути близок.
— Но впереди еще трудные дни, — произнесла фея глубоким, грудным голосом.
— Они быстро пройдут.
— А потом может начаться самое трудное…
— Не пугай меня, фея Моргана. Ты принесла документ?
— Он давно у меня.
— Ты уже догадалась, что он может мне понадобиться?
— А как иначе ты сумеешь захватить не принадлежащий тебе трон? Кто тебе поверит? Кто поверит в то, что ты заботился о детях и вдове?
— А теперь?
— Теперь найдутся и такие, кто поверит. Их будет немного. Больше окажется тех, кто пойдет с тобой из-за власти или денег.
— Мне суждена победа?
— Я не знаю будущего, — ответила фея.
Ричард не поверил ей.
И она, угадав его мысли, ответила:
— Ты можешь верить или не верить, от этого суть дела не меняется.
— Я делаю все ради любви, — сказал Ричард.
— Что ты говоришь?!
— А ты думала, мною движет тщеславие? Страсть к власти? Да ничего подобного! Я полюбил, страстно и нежно…
— Кого же?
— Изгони усмешку из своего голоса. Мне, мужчине средних лет, тоже доступно чувство глубокой и бескорыстной любви…
— Говори, говори, мне интересно послушать еще одну лживую сказку.
