— Я должна отвечать? Это официальный допрос?
— Прошу вас, — тон майора смягчился, — как… друг! Ответьте на мой вопрос, пожалуйста.
— Хорошо, — безразлично согласилась Элизабет. — Сначала я приехала сюда. Где-то в три часа. И пробыла здесь примерно до полпятого. Это могут подтвердить таксист, нанятый мной для поездки, вот этот молодой человек, — она ткнула пальцем в Ральфа, — и, разумеется, охрана некрополя. Вернулась в гостиницу около шести. В восемь меня видели в госпитале, где я навещала руководителя экспедиции, профессора Енски. Вечер провела в компании своих коллег в ресторане “Миш Мэш”. С вас достаточно?
— Вполне, — с видимым облегчением ответил майор. — Это была обычная процедура. Согласитесь, я обязан был проверить ваше алиби.
— Теперь можно мне тоже задать вам пару вопросов? — поинтересовалась Элизабет и, уловив согласный кивок собеседника, продолжала. — Как погиб господин Хосни Хейкаль?
— Его закололи кинжалом. Девять проникающих ножевых ран в область груди. Многовато для одного человека. Ему вполне хватило первых двух. Прямо в сердце.
— Рядом с телом ничего не нашли?
— А вы откуда знаете? — подозрительно зыркнул на нее страж закона.
Из пластиковой папки, которую до этого он нервно стискивал в руках, майор извлек лист бумаги.
— Она уже проверена на наличие отпечатков. Эксперты ничего не обнаружили. Так что…
Полицейский не закончил и протянул листок Элизабет.
Девушка сразу увидела, что это именно тот сорт бумаги, из которой была изготовлена и первая записка, найденная здесь, в гробнице Сети. Да и почерк явно тот же.
“Смерть подлым предателям Та-Кемета”.
И вместо подписи Уджат — Око Гора.
Глава девятая
НА ГРАНИ ФОЛА
— A-a-a-a, алла-а-а-а-э, алла-а-а-а…
Миша Гурфинкель накрыл голову подушкой:
— О Боже, это просто невыносимо…
К припадочным воплям сумасшедших арабов присоединился ко всему еще и утробный храп Покровского, поэтому Миша смог уснуть только к утру. А тут этот проклятый намаз.
Что он только ни делал, на какие только ухищрения не шел, пытаясь бороться с могучим ночным ревом приятеля, все было тщетно. Гурфинкель свистел, щелкал пальцами, даже пытался петь английский гимн, но Бумба на эти звуковые эффекты особо не реагировал, продолжая выводить носом кровожадные рулады. Единственное, что на него действовало, заставляя Покровского на короткое время не храпеть, это конское ржание. Но Миша смог практиковать это ржание лишь пару дней, пока ему не сделали замечание сотрудники гостиницы, пригрозив выселением, так как жильцы соседних номеров жаловались, утверждая, что в гостинице живет страдающая бессонницей полоумная лошадь.
Гурфинкель даже пытался приобрести в местной аптеке особое устройство от храпа, но оно выглядело настолько нелепо, что он поругался с продавцом, обозвав того шарлатаном. “Антихрапин” (так называлось устройство в инструкции) представлял собой деревянную палочку с подвешенными к двум ее концам на леске железными шариками. Прибор следовало вешать над спящим, цепляя к особому зажиму на потолке. Зажим, к слову сказать, был на липучке, но в комплект устройства не входил, а приобретался отдельно и стоил столько же, сколько и сам “Антихрапин”.
Устройство, судя по коробке и штрих-коду, было изготовлено в Японии. Но Миша каким-то шестым чувством догадался, что чудо-прибор, без сомнения, был произведен где-нибудь в Одессе, да и продавец в аптеке явно был не из местных: “р” практически не выговаривал и обладал носом истинного сына Голланских высот. Почти точно таким же, как и у Миши, только более габаритным.
Короче, поездка в Египет Гурфинкелю запомнилась лишь двумя наиболее яркими эпизодами: невыносимой изматывающей жарой и кошмарным людоедским храпом Покровского.
— Хр-р-р, псу-у-у, хр-р-р-р… — сладко ревел Бумба, время от времени причмокивая во сне губами.
— Л-а-а-а, алла-а-а-а-э, иль алла-а-а-а… — методично доносилось с улицы.
— Дурдом, — протяжно простонал Миша и, взяв с собой подушку, направился досыпать в душевую кабинку, где имелась хоть какая-то звукоизоляция.
Расположиться в кабинке можно было только полусидя, но это обстоятельство Гурфинкеля нисколько не
смущало. Однако долго поспать ему все же не удалось.
Где-то часов в восемь утра в кабинку размашисто вошел насвистывающий себе под нос нечто веселое Бумба с махровым полотенцем на плече.
Раздавшийся после этого вопль переполошил всю гостиницу, а консьерж с перепугу даже ухитрился вызвать полицию.
Мало того что Бумба наступил спящему Гурфинкелю на голову, так он еще ухитрился одновременно чисто машинальным движением руки открыть холодную воду.
— Сволочь, — визжал мокрый Миша, выталкивая бледного Покровского из душевой кабинки. — Баран кривоногий.
Бумба, держась за сердце, испуганно отступил к кровати. Бедняга чуть не отдал концы, решив, что Миша вчера вечером замочил портье и спрятал его труп в душевой, тем более что накануне Гурфинкель действительно повздорил с обслуживающим персоналом, требуя установки в их номере звукоизолирующих окон.
— Да я, да я… — начал было Бумба, тяжело плюхаясь на развороченную кровать.
— Кретин ты, — злобно огрызнулся Миша, вытирая мокрые волосы оброненным полотенцем приятеля.
— Я думал, что ты давно уже проснулся и спустился завтракать, — начал виновато оправдываться Покровский.
Все-таки он был рад, что Гурфинкель не замочил портье и что страшное ему лишь померещилось.
В дверь их номера настойчиво застучали.
Миша, испепеляюще посмотрев на Бумбу, открыл.
На пороге стоял смуглолицый всклокоченный портье и двое хмурых полицейских.
— Вот они, — торжествующе ткнул пальцем в иностранцев портье. — Это в их номере только что кого-то зарезали. И заметьте, что это уже не первая жалоба. Два дня назад они держали у себя в номере лошадь, хотя и не признаются в этом.
Полицейские, отстранив глупо моргающего Мишу, прошли в номер. С ухмылкой посмотрели на единственную двухместную кровать, заглянули в душ.
— Значит, лошадь, говорите? — переспросил один из полицейских.
— Именно так, — быстро закивал портье. — Не знаю, что они с ней делали, но бедное животное кричало в основном по ночам.
— Что, любите острые ощущения? — Полицейские, обладающие редким для их профессии чувством юмора, весело посмотрели на иностранцев.
— Египет страна контрастов, — невпопад ляпнул Бум-ба, еще не совсем оправившись от шока.
— Так. — Полицейские переглянулись и жестом приказали портье, чтобы тот вышел. Араб нехотя подчинился. Натянув брюки, Гурфинкель тяжело вздохнул:
— Сколько?
— Пятьдесят фунтов, — ответил один из блюстителей порядка. — За ложный вызов и за бензин.
