А.С. Секретная миссия

синими глазами в прорезях маски. В своем откровенном наряде, превосходившем по смелости все границы приличий, она была еще более обворожительна.

Не стоило терять времени, и Пушкин, склонившись к ее уху, спросил:

- Ты знаешь, как все это выглядит на самом деле? И замок, и мнимые весельчаки? Это же скопище костяков…

- Вот именно, - ответила она так же тихо. - Не подавайте виду, что знаете, - и все обойдется…

- Нужно немедленно отсюда скрыться…

- Не сразу. Не получится… Нам нужно поговорить, тут поблизости есть уединенные комнаты… Или ты и меня принимаешь за скелет из склепа?

- Нет, - сказал Пушкин облегченно. - Хоть в тебе-то я уверен…

- Пойдем, у нас мало времени… - Она взяла Пушкина под руку и повела в боковой переход.

Барон старательно топал рядом, крутя в руках трость так, чтобы при надобности моментально выхватить клинок. Они свернули в следующий коридор, столь же ярко освещенный, но совершенно пустой, остановились перед резной дверью, и Катарина обернулась к барону:

- Сударь, нам необходимо поговорить с вашим спутником наедине…

Барон, глядя на нее с некоторым сомнением, почесал в затылке свободной рукой:

- Вообще-то не хотелось бы оставлять друга…

- Подождите здесь, Алоизиус, - сказал Пушкин решительно. - Я постараюсь управиться побыстрее…

Судя по всему, барону очень хотелось настоять на своем, но он все же сдержался и остался стоять у двери в позе бдительного часового. Катарина вошла в комнату первой. Пушкин последовал за ней.

Если смотреть простым глазом, обширная комната выглядела мило и буднично: лепнина на потолке, обитые синими с золотыми узорами обоями высокие стены, из мебели - только низкое широкое ложе посередине.

Он не успел снять кольцо и вновь использовать его в качестве волшебного монокля - Катарина прошла к ложу, обернулась к нему, сбросила полумаску и улыбнулась дразняще, чарующе, а потом подняла руки к плечам, вмиг расстегнула булавки, и легкая ткань бесшумно соскользнула на пол, вроде бы застеленный пушистыми коврами с персидским узором. У Пушкина перехватило дыхание - обнаженная красавица, стоявшая перед ним, уронив руки, была настоящим совершенством, немыслимой прелестью. Не сводя с него лукавого взгляда, она сделала шаг назад, опустилась на ложе в грациозной, лишенной и тени вульгарности позе, способной вдохновить любого великого живописца, протянула руку:

- Иди сюда. Только не говори, что ты этого не хотел…

- Катарина, - сказал он хрипло. - Не место и не время… Нужно отсюда бежать…

- Успеется. Иди сюда.

Медленно переставляя ноги, он подошел к самому краешку ложа. В голове царил полный сумбур. Разум и сердце работали в совершеннейшем разладе. Двигаясь, как во сне, Пушкин протянул руку, коснулся тонких теплых пальцев Катарины…

Последовал сильный рывок - с силой, какую в ней никак нельзя было подозревать, Катарина буквально швырнула его на постель, и Пушкин растянулся рядом с ней, уткнувшись лицом в подушку…

Подушку?

Больше всего это походило не на подушку, не на постельное белье, а на высокую сочную траву, в которой он лежал щекой. Ну да, пахло свежей травой и еще чем-то, невольно вызывавшим в памяти лес, то ли здоровой корой живых деревьев, то ли еще и самую чуточку тиной…

Узкая теплая ладонь коснулась его щеки, и Катарина сказала совершенно прежним голосом, мелодичным, волнующим:

- Ну вот, ты у меня в гостях… Осмотрись, я, честное слово, тебя не съем…

Он приподнялся на локте и невольно вскрикнул. Рядом с ним все так же лежала нагая Катарина, ничуть не изменившаяся, зато все вокруг переменилось самым решительным образом. Вместо ложа был крохотный островок, сплошь поросший высокой сочной травой, а вокруг него простиралась широкая полоса воды, спокойной, кажется, очень глубокой - а уж за ней сплошным кольцом возвышались могучие, слегка накренившиеся к воде деревья, чьи зеленые кроны, смыкаясь где-то высоко вверху, образовывали шатер, не пропускавший солнечные лучи, хотя чувствовалось, что в небе над деревьями светит яркое солнце. И это было тем удивительнее, что на маскарад они прибыли уже в сумерки…

Перевернувшись на живот, Катарина уперлась локтями в траву, опустила подбородок на переплетенные пальцы, улыбнулась как ни в чем не бывало, с милой безмятежностью:

- Милый, чем дальше, тем лучшее впечатление ты на меня производишь. Ты замечательно держишься, а ведь, случалось, иные рыцари, без колебаний бросавшиеся в одиночку на полчища сарацин, попав ко мне, от страха теряли голову… Положительно, мы созданы друг для друга…

- Что ты несешь? - спросил он в смятении. - Какие сарацины, какие рыцари? Сотни лет прошли с тех пор, как жили рыцари и сарацины…

- Сотни лет - это такая малость, если вдуматься… - сказала Катарина с обворожительной улыбкой.

Он понимал уже, что жестоко обманут. Совершенно не представлял, с кем столкнулся, но уже ясно было, что искавшая помощи пленница злого колдуна вовсе не была таковой и хладнокровно заманила его в ловушку…

В стене деревьев не было видно просвета, но все же он решился, рывком опустил ноги в воду - прохладная вода, мокрая, настоящая, - провалился по колено, встав на твердом, кажется песчаном, дне, рванулся…

И шарахнулся назад. Аршинах в пяти от него вскипела вода, на поверхность поднялась покрытая затейливым, красивым черно-зеленым узором змеиная голова размером с человека, глянула немигающими желтыми глазами с вертикальным черным зрачком, из пасти коротко выстрелил плоский раздвоенный язык, колыхнулся и исчез.

Змея всплыла вся - кольцом замыкая островок, так что хвост и голова почти соприкасались, потом погрузилась до половины и стала, неспешно извиваясь, кружить вокруг островка, вроде бы не обращая уже внимания на парализованного ужасом человека, поднимая низенькие волны, с плеском накатывавшие на берег. Двигаясь медленно-медленно, Пушкин протянул руки назад, ухватился за пучки травы и прыгнул назад на островок.

Катарина, все это время лежавшая в той же ленивой позе, засмеялась:

- Чтобы отсюда уйти, нужно сначала спросить у меня разрешения. А я могу и не разрешить… И еще. Там, за деревьями, могут оказаться еще более неприятные создания…

- Кто ты? - спросил он затравленно.

- Тебе непременно нужно добиться четкости формулировок, словно какому-нибудь законнику или заплесневелому математику? - улыбнулась Катарина.

Он сорвал с пальца перстень, приложил его к глазу, предварительно содрав неуместную теперь дурацкую полумаску, и ничего не увидел: перед глазами кружили цветные пятна, медленно перемещались смутные темные силуэты, словно отделенные от него толщей воды или мутным стеклом, проплывали какие-то полосы. Лишь Катарина осталась какой была - очаровательное создание, лежавшее в грациозной позе.

- Как я тебе? - спросила она насмешливо. - Хороша, чертовка, ведь правда? Ну разумеется, никакая я не чертовка, милый, все гораздо сложнее…

Рывком надев сердолик на палец, он поднял руку, сложил пальцы в крестном знамении:

- Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя как на земле…

- Не утруждайся, - сказала Катарина. - Это на меня не действует. Видишь ли, я уже жила на этой суматошной земле, когда ваши молитвы еще не были сложены… Неужели ты окажешься столь же примитивным, как многие из твоих предшественников? Тебе непременно нужно что-то со мной сделать - вогнать осиновый кол, читать молитвы, крестом пугать… Зря. Разве я до сих пор сделала тебе что-то плохое? Я и не собираюсь тебе причинять вред…