Пиранья. Алмазный спецназ

вытекает, что нам с тобой имеет смысл быть напарниками не только в грязных делах, которые на нас взваливают... Доходит?

— Вполне, — сказал Мазур серьезно. — Толпой, как известно, и батьку бить легче...

— Ну так как? — спросила Анка, приподнявшись на локте и уставившись на него пытливо. — Можно сказать, что мы весьмаподружились?

— Пожалуй, — сказал Мазур. — В том, что ты говоришь, есть большой резон. Оба на службе, оба, в принципе, не более чем наемники, которые своиминикогда не станут... И черт их знает, что им в голову насчет нас взбредет по миновании в нас надобности, тут ты совершенно права... А как ты узнала, кто она такая на самом деле?

— Ну, это уж мои маленькие женские секреты, — сказала Анка с самой обворожительной улыбкой. — Главное, узнала вот. Не думай, что я с этой минуты перед тобой буду распахивать душу настежь. Не тот жизненный опыт. Я тебе просто-напросто доверяю самую капельку больше, чем прочим, вот и вес. Но это, поверь, немало.

— Верю... — сказал Мазур.

— И, бога ради, не пытайся со мнойиграть в игры. Ты, конечно, на тот свет отправил гораздо больше народу, но и у меня, скажу по секрету, есть пара жмуриков на счету. Так что крови, если что, не испугаюсь.

— Верю, — повторил Мазур так же серьезно. — Коли уж у нас пошел столь откровенный разговор... Это ведь тебя я тогда встретил в Москве, на лестнице?

— Когда вы собрались навестить Удава? — безмятежно произнесла Анка, улыбаясь ему мирно и невинно. — Было дело, напарничек... Было дело. Отметилась. Так что ты уж относись ко мне серьезно и дружбу не паскудь... Договорились?

— Договорились, — сказал Мазур веско.

— От Олеськи тебе удалось что-нибудь интересное узнать? В промежутке меж двумя позами? — спросила Анка уже деловым тоном.

— Ничего, — честно сказал Мазур. — Я и не особенно старался, по правде говоря. Баба умная и под случайным мужиком не разомлеет... думаю, под неслучайным тоже. Так что я, конечно, пробовал осторожненько прояснить то и это, но без особых успехов...

— Аналогично, Ватсон, — сказала Анка. — Я ведь ее тоже малость разложила. Иногда, для разнообразия, могу пошалить с девочками. Так, пикантности ради. Но, признаюсь тебе по совести, я ее завалила не удовольствия ради, а сразу после того, как узнала, кто она на самом деле такая. Эксперимента ради. Так вот, могу тебе со всей уверенностью сказать, что допрежь того она с женщиной ни разу не пробовала. И не похоже, чтобы ей понравилось. Но внезапно прорвавшуюся страсть талантливо изображала стервочка, через большое «не могу и не хочу». И потому возникают разные интересные вопросы. Точнее, один-единственный: почему дамочка такого формата не протестует, когда ей задирают подол наемные служащие вроде нас с тобой. Интересно, верно?

— Безусловно, — сказал Мазур.

— Правдоподобных ответов тут всего два: либо она шлюха последняя, на что ох как не похоже, либо мы оба ей зачем-то чертовски необходимы. Настолько, что она стоически терпит, пока мы ее валяем...

— А зачем? — спросил Мазур с искренним интересом. — Не пробовала докопаться?

— Не доискалась пока. Но что-то тут должно быть, нешуточное, серьезное... И это не забота о целости и сохранности президента — я-то в этом никаким боком не замешана, я вообще все это время сижу без дела, слушаю туманные намеки насчет того, что мой выход на арену еще впереди...

— Так-таки и никаких следочков?

— Один, смутный, — сказала Анка. — Вроде бы будущее предприятие связно с алмазами. Этакие зыбкие, непроверенные данные. Но, хоть убей, не пойму, в чем тут фокус. Наши с тобой работодатели и так держаттри четверти акций алмазных приисков, а остальное у президента, через подставных лиц, понятно.

— Все-то ты знаешь...

— Шалею от безделья, вот и приходится работать на себя, — сказала Анка. — Благо среди здешних богатеньких Буратин находятся такие, что язык распускают после того, как предприимчивая девушка сама язык распустит... — она усмехнулась с мечтательным цинизмом. — Так что парочку болтунов я тут выдоила не только в прямом смысле, но и в переносном. Что-то готовится, с алмазами связанное... и это меня окончательно сбивает с толку. Алмазы и так ихние. Не собираются же они у президента отбирать его долю? Совершенно нерационально. Нынешнее состояние дел гораздо выгоднее. И не будут они красть эти долбаные камешки у самих себя... Измучилась я над этим ребусом.

— Хорошо тебе, — сказал Мазур, нисколечко не играя. — А я вот и до таких мелочей не докопался. Некогда. С места в карьер заставили президента оберегать, как собственные яйца...

— Должна сказать, у тебя получается. Этих, в Королевском Краале, ты хорошо сделал.

— Учили, знаешь ли, — сказал Мазур скромненько.

Настроение у него самую чуточку испортилось — потому что второй раз, теперь из чужих уст, выслушал те самые вопросы, которыми задавался без малейших пока что шансов ребусы разгадать. Умная девочка, пронырливая, с ней надо держать ухо востро, такая в случае чего в затылок бабахнет, глазом не моргнув...

— Всадить бы этой холеной выдре пару иголок под ухоженные ноготки... — мечтательно сказала Анка. — Иногда так и подмывает...

— Злая ты девочка, — сказал Мазур.

— Я-то? Да брось. Наоборот, добрая и душевная, пока меня не обижают. Стихи даже люблю... про доброту.

— Стихи? — изумился Мазур.

— А ты думал. Душевные стихи о добрых людях, — она подняла голову, глядя в лицо Мазуру лукаво и весело, продекламировала:

На исходе века

взял и ниспроверг

злого человека

добрый человек.

Из гранатомета

шлёп его, козла!

Стало быть, добро-то

посильнее зла...

— Сильно, — сказал Мазур. — Сама сочинила?

— Где уж мне. Читала где-то. Что так смотришь? Приходилось и книжки читать, в том числе и