разглядывают, вслух не высказывала.
Их разделяло всего-то метров пять, не больше, и Мазур, нацепив одну из самых своих обаятельных улыбок, поинтересовался:
— Вам, случаем, матросы не нужны, мисс?
Не снимая темных очков и не меняя позы, она лениво откликнулась на том же английском:
— Вроде бы нет...
— Ваше счастье, мисс, — проникновенно сказал Мазур. — А то бы мы вам наработали, два разгильдяя...
Судя по всему, этот старый анекдот был ей решительно не известен — когда до нее дошло, она расхохоталась громко и искренне, даже очки сняла. Глаза оказались серые, вроде бы не исполненные особой непорочности, хотя с женщинами никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
— Вы не к нам? — спросила она, кивнув в сторону надстройки, где в ближайшем иллюминаторе маячила чья-то физиономия с бакенбардами. — Тут столько народу толчется, что я, простите, и не упомню всех...
В ее английском Мазур пока что не усмотрел и следа американских наслоений — скорее уж откуда- то из Европы...
— Да нет, к сожалению, — сказал он честно. — Просто проходили мимо, два безработных моряка, увидели великолепное судно и очаровательную хозяйку...
— Я не хозяйка, я здесь в гостях.
— Это вас не делает менее очаровательной,
— А вы, часом, ребята, не жиголо? — деловито осведомилась сероглазая. — Если да, валите подальше, я терпеть не могу таких.
Судя по первым впечатлениям, Мазуру она вовсе не показалась девочкой по вызову, пусть и дорогой — была в ней некая спокойная уверенность человека, пользующегося всей этой роскошью по праву, непринужденно и естественно. Тип с бакенбардами по-прежнему маячил в иллюминаторе.
— Бедняка всякий может обидеть, особенно дама с такой вот яхты, — грустно сказал Мазур. — Не буду вам давать страшных клятв мисс, но мы, право же, никакие не жиголо. Мы и в самом деле безработные моряки, искатели удачи, голодные, но романтичные.
— Не похожи вы на голодных ребят, — сказала блондинка с ухмылочкой, но вполне дружелюбно.
— Ну, я чисто фигурально, — сказал Мазур. — Ради поддержания образа. Но романтичные, это точно. Вас еще не угнетает эта бьющая в глаза роскошь? Может быть, вы согласились бы выпить пару коктейлей и потанцевать в каком-нибудь обыкновенном кабачке? Для самых обычных людей? Честное слово, платить буду я.
— Вы же безработный.
— Но не совсем уж нищий пока что, слава богу.
— Ага, — сказала блондинка, откровенно разглядывая его с неопытным выражением лица. — И я вас, конечно, поразила в самое сердце?
— Вы на меня произвели неизгладимое впечатление, — сказал Мазур с поклонам.
Лаврик легонько ткнул его в бок, проделав это незаметно. Мазур понял причину: справа, неизвестно откуда взявшись, обнаружился широкоплечий субъект в легком костюме, оперся на сверкающие перила метрах в десяти от Мазура и с напускным равнодушием уставился куда-то в пространство. Однако, что любопытно, его светло-серый пиджак топырился на левом боку именно так, как его способна была оттопырить немаленькая пистолетная кобура.
Спокойный такой, невозмутимый субъект в темных очках, на человека опытного производивший должное впечатление. Мазур подумал, что пора уносить отсюда ноги под благовидным предлогом. Хозяин яхты может оказаться вовсе не относительно честным олигархом, а каким-нибудь наркобароном, из пессимизма содержащим на судне полдюжины таких вот мальчиков с пушками под полой и крайне нервно реагирующим на нештатные ситуации, когда некие наглые субъекты начинают заигрывать с очаровательными пассажирками...
— Неизгладимое впечатление, — повторил Мазур грустно. — Но я не вчера родился и прекрасно понимаю, насколько глубока разделяющая нас пропасть классовых и социальных различий, а по сему позвольте откланяться...
Он вежливо поклонился и зашагал прочь в сопровождении Лаврика, чуточку подражая походке чаплинского бродяги.
— Эй! — окликнула блондинка.
Мазур обернулся, не останавливаясь.
— В восемь вечера, в «Ацтекской принцессе»!
Молча поклонившись, Мазур пошел дальше.
— Эй, парни!
На сей раз голос был мужской. Кто-то догонял их, откровенно топоча. Мазур выжидательно остановился. К ним вприпрыжку приближался тот тип с бакенбардами, что таращился из иллюминатора. Вот уж кто никак не походил на миллионера (равно как и наркобарона). Было в нем, с первого взгляда видно, нечто неуловимо плебейское: субъект лет сорока в шортах и пестрой гавайской рубашечке, с тщательно уложенными волосами, определенно поблескивавшими от чего-то вроде бриолина, и густыми, длиннющими бакенбардами, косо подстриженными, достигавшими нижней челюсти.
— Ну? — выжидательно произнес Мазур, готовый к любым сюрпризам. Особой светскости он на сей раз не проявлял: типчик был, точно, не лишен вульгарности, этакой дешевой суетливости. В портовых кабачках такие, случается, предлагают то порошочек, то девочку, вообще все что угодно, вплоть до партии устаревших магазинных винтовок или совершенно точной карты с верным кладом. Правда, неясно еще, как оно сочетается со столь роскошной яхтой...
— Парни, вы в самом деле моряки? Ищете работу? Или просто чесали языки перед девчонкой?
Вот уж у кого был стопроцентный американский выговор — уроженца Среднего Запада, пожалуй что.
Мазур осторожно сказал:
— Ну, вообще-то, я не говорю, что работа нам нужна немедленно, кровь из носу, мы пока что при некоторых деньгах. Но от хорошей работы и в самом деле не отказались бы... Моряки, точно. Австралийцы.
— За штурвалом стоять? Яхтой управлять? И все такое?
— Этой? — Мазур кивнул в сторону «Доротеи».
— Да нет, тут-то полный комплект... Кораблик поскромнее, я имею в виду. Этакая прогулочная скорлупка. Понимаете, парни, у меня есть тут еще один кораблик... Это, между прочим, тоже мой собственный, — он не без гордости кивнул в сторону «Доротеи». — Нужно будет завтра сплавать на небольшой такой островок неподалеку отсюда, а потом — во Флоренсвилль.
— А «Доротея» чем же не годится? — спросил Мазур по-прежнему с некоторой настороженностью.
— Она пусть себе тут и стоит. Куча гостей, пускай себе веселятся... А мне нужно поработать. Поснимать кино. Я, чтоб вы знали, кинорежиссер, парни. Не Спилберг, конечно, но, скажу вам откровенно, дела идут нормально... В общем, мне нужно сплавать, поработать. А хмырь, который у меня за капитана и рулевого, третий день жрет виски так, словно сидел год в Сахаре. Полагаться на него нет никакой возможности, а дела ждать не могут... Может, договоримся?
Они переглянулись, и Лаврик кивнул. Мазур сказал веско:
— Если все будет совершенно законно. Никаких темных дел... Мы с приятелем ребята законопослушные.
— О чем разговор! Говорю вам, будем снимать кино! Ну что, по рукам?
— У нас тут еще дела...
— Я ж не говорю, чтобы непременно сразу! Когда управитесь, приходите на «Доротею». Меня зовут Гай, Гай Близард, и я там полный хозяин, так что валите смело на борт. А если что — в восемь в «Ацтекской цыпочке»!
