дисков... Сам понимаешь, здесь я все копии не держу.
— Да не собираюсь я на тебя бросаться, — сказал Мазур спокойно.
— Ну? А то физиономия у тебя стала... непреклонная.
— А тебе приятно было бы?
— Неприятно, — согласился Лукич. — Но это ж ты ко мне попал под прессовку, а не я к тебе. Ну вот и все, пожалуй. Я тебе подробно и наглядно обрисовал варианты и перспективы. Внятно и кратко. К чему размазывать в голливудском стиле? Ты мужик умный, сам все прекрасно понимаешь. Нет у тебя выхода...
— Вот это ты зря, — сказал Мазур. — Выход есть всегда... или почти всегда.
— Только не в данной конкретной ситуации. Ага, правильно, скушай пироженку...
Мазур как раз взял с блюдечка продолговатый эклер с белоснежным кремом, свежайший. Удобно перехватил его тремя пальцами и сказал вполне дружески:
— Хочешь фокус, Лукич? Совсем даже несложный...
— Ну, валяй...
В следующий миг Мазур, взмыв из кресла, нанес удар. Этим самым пирожным. Для умелого человека дело нехитрое. Главное, четко знать, куда бить, иметь глаз наметанный и руку набитую...
В полном соответствии с его ожиданиями, Лукич кувырнулся со стула. Поймав его за ворот, все еще пребывавшего в полубеспамятстве, — так и убить можно, ежели немного по-другому, — Мазур добавил ребром ладони. Достал из внутреннего кармана пиджака внушительный рулон прозрачной липкой ленты. Иногда, отправляясь в гости по категорическому приглашению, полезно иметь при себе этакие вот прибамбасы. Мало ли какая возможность подвернется — а она подвернулась, и грех упускать такой случай...
Дальше было совсем просто. Мазур проворно спутал Лукича по рукам и ногам, заклеил рот. Средство было вернейшее. Очень многие опытные люди прекрасно умеют чуть ли не в мгновение ока освобождаться не только от веревок, но даже и от наручников — а вот избавиться от туго намотанной липкой ленты практически нереально, если только поблизости нет какой-нибудь острой режущей кромки... Ее Мазур не усмотрел, как ни оглядывался.
Он присел на корточки, пошлепал пленного по щеке. Тот, как и следовало ожидать, помаленьку приходил в себя. Глаза у него были выпучены даже не от боли, а от безмерного удивления. Мазур хмыкнул с кастовым превосходством: ну разумеется, гэбульник, да вдобавок занимавшийся столь ничтожным подвидом фауны, как диссиденты, был в старые времена лицом неприкосновенным, за годы службы в подсознании отложилось, что никто и никогда не сможет качественно ему вмазать по роже. У спецназа совсем другие подсознательные рефлексы: не только ты всегда готов убивать, но и сам знаешь, что в любой миг захотят переправить тебя в Края Счастливой Охоты...
Узрев на полочке маленький вентилятор, Мазур преспокойно забрал его, вышел в коридор и, не теряя времени, направился мимо секретарши к часовому, взиравшему на него бдительно, но без особой тревоги. А зря... Одним коротким ударом Мазур погрузил бедолагу в беспамятство, проворно спутал лентой, вернулся в приемную. Очаровательная Светочка взирала на него с несказанным ужасом. Вроде бы совершенно неопасное было создание, оранжерейный цветочек, но внешность бывает обманчива, и можно получить в спину что-нибудь вредное для здоровья... Подойдя вплотную, Мазур приподнял ей подбородок указательным пальцем и, обаятельно улыбаясь, поведал:
— Есть гениальное стихотворение: Девушка красивая в кустах лежит нагой, другой бы изнасиловал, а я лишь пнул ногой... Ручки вытяни вперед, милая, тогда я тебя не съем...
Она послушно протянула сомкнутые запястья.
— Хорошая девочка, — сказал Мазур, — послушная. Сиди тихонечко и не пробуй дергаться, а то рассержусь...
Он откатил ее вместе с креслом на колесиках в дальний угол приемной — мало ли какая тревожная кнопка могла быть присобачена на ее столе — вышел в коридор. Дверь в торце не поддалась, была заперта. За одной из тех, что справа, оказался обычнейший туалет.
Мазур распахнул последнюю. Ага. Выражаясь старомодно — кордегардия, хотя вряд ли присутствующие помнят такие слова... За обычным столом сидели четверо: водитель, доставивший его сюда, еще двое таких же, при галстучках и коротких стрижках, а также сволочная тетка Надежда Петровна. Все они идиллически попивали чаек и на Мазура воззрились опять-таки без малейшей тревоги, удивленно разве что.
Указательным пальцем левой руки он крутанул лопасти маленького белого вентилятора, так что они сделали несколько оборотов, оглядел всех, приятно улыбаясь, потом сказал:
— Полное впечатление, что ни одна собака меня не узнает... Что ж так плохо у вас с ассоциативным мышлением? Объясняю специально для недогадливых: я — Карлсон, прилетел как следует пошалить...
Небрежно отшвырнул вентилятор и с места в карьер стал шалить. Шалости у него были, разумеется, далеко не такие безобидные, как у Карлсона: ребятишки полетели по углам, как кегли, все было кончено в мгновение ока, и Мазур принялся их спутывать, краем глаза наблюдая за Надеждой Петровной, к которой тоже следовало отнестись со всей серьезностью: мало ли чему ее учили...
Она, однако, так и не шелохнулась, сидела за столом, словно прилежная ученица за партой. Только когда Мазур, быстренько спутав конечности и заклеив пасти троице, не спеша направился к ней, воскликнула с невозмутимой — ну, почти невозмутимой — улыбочкой:
— Кирилл Степанович! Неужели вы способны ударить даму? Вы же советский офицер, в партии наверняка состояли, слушали лекции о моральном облике строителя коммунизма, книжки правильные читали...
— Дама?! — с неподдельным энтузиазмом возопил Мазур, старательно, демонстративно оглядываясь. — Где?! Что-то вы путаете, я ее не вижу, дама, наверное, еще до меня ушла... Ну, дражайшая, ручки сложите в правильную позицию. Пока я не вспомнил иные ваши пакости и не обиделся всерьез...
— Глупо, — вздохнула Надежда Петровна, но рученьки послушно вытянула. — Чего вы этим добьетесь?
— А вы полагаете, что в моем положении ничегошеньки нельзя добиться? — спросил Мазур весело, с треском разматывая ленту и добротно ее накладывая, словно паук, приловивший упитанную добычу. — Наоборот, довольно многого... Не беспокоит?
— Подите вы...
— А еще дамой себя самозванно именуете, — грустно сказал Мазур, наложил очередной виток и для надежности добавил еще парочку. — У меня такое впечатление, что вы, дражайшая, не просто используетесь в качестве разовых заданий, а сами во времена, ставшие теперь почти былинными, украшали своей персоною бывшее здание страхового общества «Россия»... Не правда ли? От вас не только дорогими духами веет, но еще и ароматом конторы...
— Не ваше дело.
— Ну, в таком случае, аккуратненько держите язычок за зубами, чтобы ненароком не прикусить...
— Вы что, хотите...
— У нас демократия, — сказал Мазур, отрезав достаточно длинный кусок ленты и нацеливаясь им на ротовое отверстие мнимой консьержки. — И политкорректность. Женщины не должны пользоваться никакими привилегиями по признаку пола, это вам любой американец скажет. Так что не дергайтесь, убедительно вас прошу...
Заклеил ей рот, выпрямился, обозрел дело рук своих. Все обстояло прекрасно, выражаясь суконным языком голливудских боевиков, ситуацию он полностью контролировал. Трое крепких молодых людей, уже очухавшиеся, возможности говорить были лишены напрочь, но старательно делали дикие гримасы, грозно вращали глазами — несомненно, хотели рассказать, что они, в свою очередь, сделали бы с Мазуром, попадись он им пьяный да связанный. Очень выразительные были у них лица, проникнутые неподдельным чувством.
Мазур вышел в коридор. Там стояла тишина. По всему офису стояла благостная тишина, никак не похоже было, что на подмогу мчится крутое подкрепление.
