расследование, и — смотри все тот же пассаж.
Короче: отравленный
И Шилов придумал.
Захарченко пришел на добрых полчаса раньше и, дожидаясь назначенного времени, сперва прогулялся в сторону рынка, потом перекурил на лавочке автобусной остановки — Шилов видел его из окна. То, что он явился с таким запасом, говорило о его крайней заинтересованности во встрече. Ну еще бы — почуял запах денежек! Должник, конечно, должен был сообразить, что от него попросят некую услугу.
Ага. Захарченко взглянул на часы, выбросил окурок и направился к дому.
Через пять минут задребезжал звонок.
Глава 11
«Дорогая передача...»
— Конспиративная явка? — оглядевшись в прихожей, хохотнул Захарченко. Это нервный смешок выдал его волнение.
— Она самая, — не стал спорить Шилов. — Это квартира моей тетушки. Старушка переехала в деревню, хотела сдавать квартиру, да я отговорил. Напугал историями про плохих съемщиков, которые превращают жилплощадь черте во что, а потом пообещал, что стану материально помогать в ее деревенской жизни. Ну и оставила она ключи мне. Ну, вы же, как мужик мужика, должны меня понять. Необходимо иногда отдохнуть от жены в компании веселых девушек.
— Нечасто, вижу, здесь бываете? — заметил Захарченко, проходя в кухню.
«Неученый еще в хитрых делах, — подумал Шилов. — Не знает простой истины: излишнюю наблюдательность следует всегда держать при себе. А то, бывает, боком выходит».
— Нечасто. Дела, дела, не до маленьких шалостей пока. Ну, мы и без лялек неплохо время проведем, не так ли? — Шилов достал из холодильника бутылку «Русского стандарта» и незамысловатый набор закусочной снеди: сыр, лечо, колбасу, два пластиковых контейнера с готовыми салатами. На столе уже лежали купленные им сегодня два набора одноразовой пластиковой посуды.
— За продолжение знакомства, — предложил Шилов, разлив водку по стаканчикам.
— За продолжение.
Это вчера в кафе он вынужденно соблюдал правила приличия. Захарченко пил сейчас по-мужицки, как привык: высоко запрокидывал голову и вливал в себя водку, как в воронку, только кадык ходил ходуном.
— На службе-то как? — задал Шилов разогревочный вопрос.
— А чего ей сделается. Служба идет, зэки сидят, мы сторожим.
— Тяжело?
Константин пожал плечами.
— Обычно. И привычно... Ну... это... давай еще по пятьдесят капель?
— А то.
Налили, выпили, закусили. Водка аккуратненько легла на вчерашнее, и по телам разлилась приятная истома.
— Бр-р-р, — сказал Шилов. — «От сумы и от тюрьмы», и все такое — это понятно, но не дай бог...
— Так а что такого-то, — Захарченко поковырялся вилкой в салате «Греческий», положил в рот кусочек сыра. — Живут же.
— Ну... Не знаю. Уголовники, феня, опускалово... Нормальный человек разве выдержит.
Он потянулся за колбаской и пропустил взгляд, который бросил на него Костя.
— А ты думаешь, в крытку попадают исключительно рецидивисты? Сам ведь сказал: «от тюрьмы и от сумы...» Так что обычные люди тоже сидят и не кукарекуют...
— Ну, а мы лучше выпьем.
— ...А в общем, ты прав, — вдруг жестко сказал Захарченко, когда зажевали следующую рюмашку. — «Кресты» — это в натуре другой мир, бляха-муха. Там не так, там даже язык другой... Но ничего, боремся. Вор не пройдет.
— Хотя, если человек сильный, со стержнем внутри... понимаешь, о чем я?
— Чего ж не понять... — кивнул Костя. — Только вот что я скажу: даже против лома можно найти прием. И обламывают там любые стержни, стоит только намекнуть кому надо.
И под очередной тост он поведал несколько кошмарных историй из серий «Раздавленные крыткой» и «Я — вор в короне», где воровские авторитеты мановением мизинца приказывают шестеркам зачмурить любого не приглянувшегося им бедолагу, старые урки насмерть бьются с бритоголовыми бандитами, отстаивая прежние понятия, а те насаждают новые порядки, и поэтому бунты имеют место примерно раз в неделю...
Ну, не с таким смаком, разумеется, поведал — столичный гость ведь тоже не дурак и лажу почувствует. И все равно прикольно было нести пургу. Захарченко понимал, что этот орел не просто привет передал от Сереги Грушина и по доброте душевной в первый же день накормил-напоил случайного знакомого. Вчера, блин, Захарченко — будем честными — позволил себе быть угощаемым. И совершенно напрасно. Да еще и денег остался должен уйму. А вот это вообще уже никуда не годится. Работая в «Крестах», он на собственном опыте знал, что халявы не бывает, за все надо расплачиваться, а вне службы, на воле, вишь ты, расслабился. И московский орел как пить дать потребует вернуть должок, причем наверняка не деньгами, а услугой. Вот Костя и подпустил в голос трагизма, расписывая ужасы СИЗО, чтобы гость понял: любую услугу, связанную с его службой, выполнить будет ох как затруднительно. Дескать, кровь проливаем, живота не щадим в боях с уркаганами...
— ...поэтому на полу в каждой галере, — это коридоры в «Крестах» так называются — желтой краской полоса нарисована, по этой полосе заключенные на допросы ходят. Шаг влево, шаг вправо, и — сам понимаешь...
— Ужас, — согласился Шилов, и непонятно было, поверил он байкам или нет. — Собственно, так я и полагал... Вот почему у меня к тебе дело есть.
«Ага», — навострил уши Захарченко.
— Пустяк, право слово, ты не думай. В общем, у меня... то есть, у
— Скоропортящееся нельзя, — машинально сказал Захарченко.
Он был несколько разочарован. Дачка — и только-то? А он уже губу раскатал...
— Ну, давай вынем все что нельзя.
— А чего ж через окошко не передашь, официально?
— Да видишь ли... Сам же говорил, какой беспредел у вас там. Растащат ведь по дороге! Не опера, так урки.
— Это верно, — серьезно кивнул Захарченко. — Все ценное, что опера с контролерами не стырили, изымается и в общак идет. Таков воровской закон, против него не попрешь.
— Во! А я о чем! Почему к тебе и обратился. Грушин сказал, что ты смог бы...
И Шилов просительно, стараясь не переиграть, заглянул Константину в глаза.
— Блин, сложно это... — протянул Захарченко, лихорадочно размышляя.
Пес его знает, а вдруг столичный шланг и в самом деле вертится вокруг для того только, чтобы передачу организовать?
