Через десять минут ты доложишь на пост, или куда там надо доложить, что в очередной раз самолично предотвратил кровопролитие и смертоубийство, на этот раз среди контингента, действуя грамотно и в соответствии с инструкциями. Во второй, заметь, раз предотвратил! Понял? Десять минут. Дай нам десять минут!
Не сразу, но до прапора наконец дошло, и в его глазенках зажглись звездочки. Звездочки, как минимум, лейтенанта. Ну и нехай мечтает, вьюнош. Самое большее, на что он может рассчитывать, это повышение до старшего прапорщика, и то вряд ли. Скорее, уж повысят в должности, но уж никак не в звании...
...Звуки, которые раньше были обыденностью, сейчас отдавались в нервах: далекий грохот запертой за кем-то двери, чьи-то голоса наверху, грохот шагов по металлу ступеней. В любой момент кто- нибудь мог вывернуть из-за угла, и от этого было не по себе. Прапор провернул ключ в замке, открыл дверь («А ручки-то дрожат», — заметил Карташ, сам ощущая как колотится сердце и в кровь вливается адреналин.)
— А чего хата пустая? — мимоходом спросил у него Алексей.
— Так это... — губы Володи прыгали, как на морозе. — Тут трое сидит, одного в суд повезли, утром еще, другого куда-то на следственный эксперимент. Вот и... это... пришлось третьего перевести в другую камеру, пока те не вернутся.
Алексей приостановился, насторожившись:
— Зачем?
— Ну... одиночных-то камер нет... Запрещены одиночки-то... А этот один остался...
Они втащили внутрь, держа под мышки, обвисшего пленника.
— И поэтому парня тягают туда-сюда?
— Ну а как иначе.
— Сильно...
Вертухай торопливо запер за ними дверь. Камера, в отличие от «четыре-шесть-*», содержалась далеко не в идеальном состоянии, но озираться и разглядывать времени не было.
— Куда его? — быстро спросил Карташ.
Все же специалистом как по приведению подследственных в чувство, так и по выколачиванию у них признаний был в их спайке не он, а Эдик. Ему и банковать.
— На пол кладем, на спину, — распорядился Эдик. — Эх, жаль подручных средств маловато. Противогазик бы сюда — мигом бы распелся. Аттракцион «слоник», не слышал?
— Не-а...
Они опустили пленного на пол.
— А вроде с одним и тем же контингентом работали. О чем же они тогда тебе пели, как не о ментовском беспределе? Ну да ладно. Рассказываю. На морду лица надевается резиновый намордник со шлангом, но фильтрующая коробка снята. Ручки и ножки у подопечного, естественно, скручены, чтобы не мешал работать. Пережимаешь противогазный хобот рукой. Потом отпускаешь трубку, даешь подышать, снова пережимаешь. И так до полного признания вины... И хорошо бы еще туда, в хобот, аммиаку чуточку капнуть — вообще идеальное средство...
— А, это. Как же, как же... Только у нас это «газовая атака» называлась.
Разговор не мешал Эдику заниматься делом. Напевая под нос:
— он рванул на пленном рубашку на груди, распахнул. По полу защелкали отлетевшие пуговицы.
По всему торсу плененного синели кусочки вытатуированной колючки, паук посреди паутины, рука с кинжалом, оскалившийся то ли кот, то ли тигр... Эдик закатал ему рукав. На предплечье истекала слезами роза, опутанная колючей проволокой.
— Так, так, так, — удовлетворенно проговорил Эдик. — Сиделец со стажем, пусть и не впечатляющим. Повезло, что он разрисован — у
— Самую малость, — соврал Карташ. Пусть опер почувствует себя на коне... — Общее и поверхностное. Глубоко не вникал.
— Эх, братья наши меньшие, — удрученно покачал головой Эдик. — Как же вы контактируете с контингентом, ума не приложу! Итак, что мы тут имеем... Малолетка и ходка на взросляк... Грабеж... «Злая киса» — отрицаловка. СЛОН... ну, это ежу понятно, понты обычные. Хм, наркомовской наколки не вижу, не балуется, что ли, наркотиками? Удивительно, в наше-то время по кичам, вроде бы, все поголовно употребляют... Или решил не вековечить сей факт... А вот эту фиговину ему определенно в Пармлаге накололи... Ясненько. К его годам и при таком бурном начале карьеры должен был еще как минимум разок сходить до сего дня. А в карьере образовалась пауза. И почему-то я сильно сомневаюсь, что он был во временной завязке... Сечешь, о чем это говорит?
— Удачно окопался при каком-то бизнесе с надежной «крышей», — предположил Карташ.
— Очень похоже.
— А не проще ли от самого узнать?
— Рекогонсцировочку провести никогда не мешает. И еще кой-чего не помешает.
Эдик огляделся, стряхнул с бельевой веревки дырявый полиэтиленовый пакет, ловко порвал его на полоски и, бормоча: «Простите, мужики, потом верну», — прихватил пленному ноги у лодыжек.
— А граблями пусть шевелит, это нам не повредит, если что — вмиг обломаю.
— Готово? Давай будить, что ли, — сказал Карташ. — Времени мало.
— Успеем. А еще лучше автомобильный аккумулятор, — задумчиво проговорил Эдик.
— Что? — не понял Карташ.
— Проводочки кинули бы от аккумулятора, замкнули на головке евонного «болта» — вот где исповедь полилась бы, как перед попом на причащении.
— Ты еще об «испанском сапоге» повздыхай. Коль на то пошло, берется спичка, вставляется в отверстие в том самом органе, о котором ты тут вспоминал, поджигается...
— Следы остаются, — сказал Эдик. — А в нашем деле приходилось думать о том, чтобы не оставлять на теле отметин, иначе от жалоб и заяв не отобьешься. Но сегодня можно не разводить осторожностей... Ладно, пора играть подъем.
Эдик умело, двумя пальцами сжал пленному нос, другой ладонью накрыл рот. Секунды три ничего не происходило. «Так и задушит ненароком», — с беспокойством подумал Карташ. Но тут пленный задергался, заерзал на полу, попытался оторвать от своего лица чужие руки. Эдик не сразу подарил ему возможность дышать, какое-то время еще подержал руки, хоть пленный и бился под ним, что твоя рыба на берегу. И, наконец, освободил.
Пленный лежал, хватая ртом воздух, растирая рукой горло и переводя ошалелый взгляд с Карташа на Эдика и обратно.
— Гутен морген, — поприветствовал его Эдик. — Ну че, падла, петь готов? Исполнять сольную партию «Я встретил вас — и все»? Или сперва желаешь немного помучиться?
Глава 21
Мирные беседы у шконки
Карташ с интересом покосился на преобразившегося, оказавшегося в родимой среде Эдика. Он
