запас был исчерпан.
– Ну зачем же сразу посольство, – с некоторой дрожью в голосе произнес очкастый. – Давайте обсудим условия… А то что же это так сразу – смирно, руки вверх… Значит, внутренний долг мы вам, так и быть, зачтем по прежнему курсу. Согласны?
– Йес! – воскликнул Миша, чей словарный запасбыл исчерпан.
– Вот и отлично. Очередной кредит получите через месяц, но под хороший процент. Процентов под сорок, я думаю… Только платежи возобновите, пожалуйста, к концу осени, а то мы будем вынуждены применить санкции…
– Й-йес!
– И, конечно, нам необходимы гарантии, что в условиях экономического кризиса в России не произойдет коммунистического переворота и к власти не придут коммунисты.
– Йййес! – рявкнул Миша так, что три фужера рухнули на паркет
– Видите, голубчик! Всегда можно договориться! – подытожил очкастый. – Главное только – правильная ориентация вашей экономики. Вы каким курсом намерены следовать?
– Где тут дорога на Берлин, Нью-Йорк, Вашингтон! – крикнул Миша. Очкастый был им совершенно очарован.
– А это – лично от меня, вашей семье, – произнес он прочувствованно и протянул Мише пакет, наполненный, судя по запаху, продуктами. – Матка, млеко, курка, яйки… хо-хо!
С блеском выполнив поручение, Миша вернулся на родину триумфатором. Его зачислили в образцовые переговорщики. Деньги хлынули в Россию бурным потоком, выпуск ценных бумаг Государственного Комитета Обороны возобновился, Миша получил еще одну звездочку на погоны, а идея насчет национализации «Мост-банка» с помощью полиции, озвученная западной прессой, так понравилась Мишиному начальству, что вскоре была осуществлена. Мишу же торжественно перевели в деды: он получил положенное число ударов пряжкой по филе и целый ряд небывалых прежде привилегий. Теперь ему подчиняется весь совет министров, то есть весь ефрейторский состав. В обязанности Миши, как и прежде, входит бодро выкрикивать на парадах свое любимое слово.
– Что, орлы, есть ли у нас план? – спрашивает подполковник из бывших особистов, обходя строй и проверяя начищенность блях.
– Есть! – рапортует Миша.
– А промышленный подъем?
– Й-есть!
– А экономический рост?
– Ййй-есть! – вытягивается премьер в струнку.
– Это дело, – снисходительно говорит подполковник, поглаживая впалый живот. – Эй, кто там… как тебя… старший прапорщик Волошин! Скажете ему там, чтобы на ужин выписали лишнюю банку килек в томате… Ладно, ладно, не благодари…
КАК ЛЬВЕНОК, ЧЕРЕПАХА И ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ ПЕЛИ ПЕСНЮ
В последнее время вся Россия резко озаботилась проблемами своей государственной символики. Все сидят, репу чешут: какой бы это нам гимн измыслить? Тысячами гимнов завалили все редакции, телевидение и президентскую администрацию, откуда все это богатство мало-помалу стекается в клиническую больницу имени Кащенко: там очень благодарили за такой материал.
Путин, Касьянов, Лесин и прочее правительство, что-нибудь смыслящее в идеологии (а в идеологии у нас смыслят все), запершись в Георгиевском зале, без устали решали вопрос о судьбе государственного гимна.
– К вам творческая интеллигенция, – робко доложил Волошин, просовываясь в дверь.
– Чего хотят?
– Хотят старый гимн, – дрожащим голосом сообщил Волошин.
– Выдай по конфете и скажи спасибо, – отрубил Путин. – Заняты мы.
Через некоторое время Волошин опять робко поскребся в дверь.
– Ну кого еще черт несет! – с неудовольствием отозвался Путин.
– Тво… творческая интеллигенция! – заикаясь от страха, признался Волошин. Так ведь одна была уже!
– Нет, эта другая! Они требуют по… поменять гимн…
– Скажи, чтоб не раскалывали нацию! Выдай текст моего обращения, напои чаем и гони в шею…
– Есть, – пискнул Волошин и исчез.
– Черт его знает что такое, – выругался сдержанный Путин. – Развелось творческой интеллигенции – сегодня одна, завтра другая… Ну где, где я возьму такую вещь, которая бы нравилась всем?
– Вы, – с готовностью подсказал Касьянов.
– Да знаю я, – отмахнулся Путин. – Но я же не песня! А где мне взять такую песню?!
– Надо подумать, что у нас все любят, – предложил Лесин.
– Еду, – подсказал Швыдкой.
– Еда… да… это вполне может быть национальной идеей… Но какая у нас национальная еда?
– Хлеб! – воскликнул Касьянов. – Хлеб наш насущный даждь нам днесь… Кажется, есть такая песня, только не помню, где я ее слышал.
– В церкви, – скромно заметил присутствовавший тут же Патриарх. – Это уже наш гимн, так что вам он не подходит.
– Ну тогда картошка! Ах, картошка, объяденье-де-нье-денье, пи-онеров идеал, ал, ал! Тот не ведал наслажденья, денья, денья, кто-о картошки не едал, дал, дал!
– Пионеров отменили, – вздохнул Путин.
– Ну так что же! – загорелся Лесин. – По-моему, все равно отлично! Что любит весь наш народ? Мультики любит весь наш народ! Насчет всего остального расходится, но насчет мультов – это я вам точно скажу, очень они это обожают! Я еще когда в «Видео интернешнл» работал, все искал позитивные символы для рекламы, – мультики очень хорошо идут, проверено опытом!
– Это мысль, – медленно произнес Путин, и все насторожились. – Это серьезно. Ну-ка, кто что помнит из мультфильмов?
– Чунга-чанга! – громко и фальшиво запел министр Иванов. – Наше счастье постоянно, жуй кокосы, ешь бананы, жуй кокосы, ешь бананы, чунга-чанга! Тут вам и еда, пожалуйста…
– Но это не наша еда, – сурово оборвал секретарь Совета безопасности Сергей Иванов.
– Господи, да мы позвоним Михалкову – он нам все перепишет! Например: наше счастье постоянно, жуй картошку, ешь сметану…
– А как же «синий небосвод, лето круглый год»? – насторожился Швыдкой. – Песня бодрая, оптимистическая по духу, но сами понимаете… выглядит как лакировка…
– «Серый небосвод, Путин круглый год!» – пропел Касьянов и покраснел от смущения.
– Нет, не пойдет, – решительно высказался Путин. – Там есть строчки, которых не поймет мировое сообщество. «Чунга-чанга, кто здесь прожил час – никогда он не покинет нас».
– И что такого? – не понял Иванов.
– Может быть воспринято как намек на Поупа. Все склонили головы перед мудростью руководителя.
Повисла пауза, пролетел тихий ангел. Рушайло радостно улыбнулся – он знал, что в такие минуты рождается новый милиционер.
– – Мы в город изумрудный идем дорогой трудной! – тонко запел вдруг Швыдкой. – Идем дорогой трудной, дорогой непрямой! Заветных три желания исполнит мудрый Гудвин…
– Их у них у каждого триста тридцать три и еще останется, – мрачно заметил Шойгу. Он
