пользовался револьверами из-за простоты конструкции и надежности механизма.
И передергивать затвор для досыла первого патрона в патронник не нужно — после зарядки барабана револьвер сразу готов к стрельбе.
Теперь и Полк услышал, что кто-то еле слышно скребет замок в двери. Это Рындин отмычкой перебирал замковые варианты.
Полк присел на колено за кресло — Рындин не только впотьмах, но и включив свет в прихожей не сможет увидеть его. Щелкнул дверной замок, и дверь еле заметно приоткрылась. Полоску света из коридора в прихожую пересекла тень, скользнувшая в квартиру, и дверь снова защелкнулась. Опять стало темно, и человек, вошедший в квартиру, стоял неподвижно, по-видимому, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте. Но Полк отчетливо видел очертания его фигуры на фоне белой стены. Потом Рындин протянул руку вперед, и брызнул узкий ослепительный луч полицейского фонарика. Полоса света мазнула по всей гостиной, прошла над головой Полка, высветила дверь в спальню. Свет пригас, и человек шагнул в комнату. Он двигался медленными, но уверенными шагами, прошел мимо кресла, за которым сидел на полу Полк, взялся за ручку двери в спальню. Стивен сказал негромко, но очень отчетливо по-русски:
— Теперь, Рындин, подними руки вверх. Держись за облака… Двинешься — сразу же стреляю… Рындин остановился.
— Давай, давай — ручки вверх!
Киллер поднял руки и стал оборачиваться лицом к Полку.
— Не поворачивайся… Стой как стоишь. Руки положи на стену…
Свет уходящей за крышу луны заполнял комнату дымным сумраком. Белело в темноте пятно лица киллера, будто приклеенное к черному туловищу. Он по-прежнему не видел Полка. Резко прыгнул на пол и выстрелил навскидку — на голос. Звон разбитого стекла в буфете, и Полк дважды нажал на крючок. Он бил на поражение, наповал! И грохот выстрелов почти стер крик Анжелы:
— Господи! Прости меня! Спаси и помилуй…
Только тихий протяжный стон киллера, неподвижно лежащего на полу. В один прыжок Полк перекрыл гостиную и бросился сверху.
— Свет! Зажгите свет! — крикнул он, прижимая убийцу к полу.
Анжела, продолжая причитать, трясущимися руками включила лампу на тумбочке. Свет плеснулся в гостиную, и Полк отпрянул.
Майк Конолли был еще жив, хотя одна пуля прошла насквозь через грудь, а другая, видимо, застряла в животе.
— He дави на меня так, Стив… Мне очень больно… — прошептал он.
Полк отпустил его, ногой отшвырнул пистолет, выпавший из руки Майка. Полк в отчаянии выкрикнул:
— Что же ты сделал, проклятый сукин сын! Ты пошел вместо наемного убийцы?
Конолли с трудом шевелил губами:
— Стив, ты нашел тайник?…
— Да…
Майк улыбнулся:
— Я проиграл… Хотел все забрать себе…
— Где Рындин сейчас? — спросил Полк. Конолли глубоко вздохнул, и из угла рта побежала быстрая хровяная струйка.
— Это уже не важно… Ты дурак, Стив… Нам надо было вместе… А ты меня убил…
Закрыл глаза и умер.
76. МОСКВА. ОРДЫНЦЕВ. ТУСОВКА
Мой старый друган, молодой олигарх Сашка Серебровский позвал на тусовку.
— Некогда, — ответил я сурово.
— Ну и дурак! Скоро состаришься, на пенсию станешь выходить, а вспомнить нечего будет! — сказал Сашка весело, но в голосе его позвякивал металл. — Значит, так — все бросай, и в пять я тебя жду у служебного входа Дворца спорта…
Я подумал миг — судя по тону, Сашка не имел в виду развлекаться, он хотел мне сказать что-то важное. Он по телефону не хотел говорить.
— Как скажешь, наш русско-народный мистер Твистер! Если велишь плюнуть на службу — значит, ты прав. Вы, богатые, как сказал Фитцджеральд, не похожи на нас. Наверное, вам ведомы более простые пути к счастью…
— И не сомневайся даже — так оно и есть, — окончательно обнадежил меня Сашка.
…Вокруг Дворца спорта осуществлялось столпотворение — закрытие Кубка Кремля по теннису! И не было, наверное, в Москве сколько-нибудь заметного человека, который не приложил бы все силы, чтобы просочиться на это физкультурное мероприятие для богатых, властных и знаменитых.
Уже на дальних подходах к месту теннисных ристалищ становилось ясно — кто не попадает сегодня во Дворец, тому не на что рассчитывать в этой жизни.
Естественно, обнаружить в этой празднично-возбужденной толпе нормальных рядовых теннисистов или просто заурядных любителей игры в тугой пушистый мячик было невозможно даже с помощью Интерпола. Здесь был мир звезд бизнеса, эстрадной попсы, набирающих силу молодых политиканов, и, как говорит Любчик, все любовницы со своими банкирами. И все из-за того, что президент любит теннис.
Я смотрел с восхищением и завистью на этих замечательных людей, бескорыстных пламенных любителей тенниса, и благодарил Бога, что не сподобил он Ельцина любовью к кулачному бою или какому- нибудь тэквандо — они бы поубивали друг друга.
Все знали, что на закрытие приедет Сам, и подойти к служебному входу Дворца было не проще, чем к парадному подъезду Рая. Обеспечивало безопасность коржаковское управление охраны президента. Я понял, что и думать о встрече с Сашкой смешно — меня погнали как собаку.
Ражий охранник посмотрел мое удостоверение, снисходительно усмехнулся и лениво обронил:
— Ну, нет, подполковник… Здесь это не пляшет…
Я собрался послать их всех так далеко, куда ни один чемпион мячик не забросит, но кто-то похлопал меня по плечу, я повернулся — да это Толик, Сашкин водитель и телохранитель.
— Александр Игнатьевич вслед проводить…
Не знаю, какую ксиву предъявлял охране Толик, но нас беспрепятственно пропустили через все кордоны. Толик провел меня по всем коридорам до комнаты отдыха. Здесь в весь-irta комфортной обстановке отдыхал Сашка. Или работал.
Разговаривал с каким-то нарядным толстяком, строго втолковывал ему, поблескивая линзами модных очков:
— Ты только не смеши меня… И не лезь к ним с рассказами о своем достатке! В отличие от нас, богачей домотканых, они миллиардеры настоящие — у них нолей, как дырок в сите… Ладно, ступай, я с тобой свяжусь…
Толстяк выкатился вон, а я сердито спросил Сашку:
— Интересно знать — а ты-то сам как попал сюда?
— Я? — удивился Серебровский. — Я, можно сказать, хозяин этой гулянки! Я спонсирую все это безобразие… Ну, хватит, пойдем на трибуну — сейчас появится президент, мы должны быть на месте…
В коридоре за дверью нетерпеливо перетаптывался охранник Толик, который недовольно бормотнул:
— Александр Игнатьевич, едрена вошь, опаздываем… Быстрее!
Рысью дернули по коридору до двери с надписью «Ложа А». Мы уселись на стулья у барьера, болтливый Толик сообщил: «Я — за дверью», и я понял, что толкучки в нашей фанерной пещерке «Ложа А» не предвидится. Гомон, крики и аплодисменты перекатывались по рядам, и отсюда амфитеатр казался мне похожим на огромный улей. Полный хорошо знакомыми между собой трутнями. В нумерованных сотах они
