— Видела, но я не думала, что он окажется убийцей.
— Как он выглядел?
— Об этом я уже рассказывала. Вы хотите, чтобы я это повторила?
— Будьте так любезны.
— У меня только очень общее впечатление от его внешности. Ведь все произошло очень быстро, и к тому же я не особенно обращала внимание на окружающих. Сидела, думая о своем.
Она говорила спокойно и казалась совершенно откровенной.
— А почему вы не обращали внимания на окружающих?
— Директор Пальмгрен произносил тост. То, о чем он говорил, меня не касалось, и я фактически слушала вполуха. Я толком не понимала, о чем он говорит, курила и думала о другом.
— Вернемся к человеку, который стрелял. Вы его когда-нибудь прежде видели?
— Нет. Это был совершенно незнакомый мне человек.
— Узнаете ли вы его, если снова увидите?
— Может быть. Но я в этом далеко не уверена.
— Каким он вам показался?
— Лет тридцати пяти или скорее сорока. У него узкое лицо и редкие темные волосы. Роста он, по- моему, среднего.
— Можете ли вы еще что-либо сказать о нем?
— Нет, у него очень обычная внешность.
— К какому общественному классу вы бы его отнесли?
— Общественному классу?
— Да. Похож ли он на состоятельного человека?
— Пожалуй, нет. Скорее на конторского служащего или простого рабочего. У него вид нуждающегося человека. — Пожав плечами, она продолжала: — Но вам не следует особенно полагаться на то, что я говорю. Дело в том, что я только бегло на него взглянула. Позже я пыталась собрать свои впечатления воедино, но я в них совершенно не уверена. Многое из того, что я видела, может оказаться чистейшим, если не воображением, то…
— Попыткой воссоздать события постфактум? — подсказал Колльберг.
— Вот именно. Постфактум. Увидишь что-то или кого-то очень бегло, а потом, когда пытаешься вспомнить подробности, часто ошибаешься.
— Видели ли вы его оружие?
— Какую-то секунду. Это был пистолет с довольно длинным дулом.
— Вы разбираетесь в оружии?
— Нет, совсем не разбираюсь.
Колльберг перевел разговор на другую тему.
— Знали ли вы директора Пальмгрена раньше?
— Нет.
— А остальных присутствовавших? Были ли вы с ними знакомы?
— Только с директором Брубергом. Остальных я никогда раньше не встречала.
— Но Бруберга вы знали?
— Да, он иногда пользовался моими услугами.
— В качестве кого вы находились в Мальмё?
Она посмотрела на него удивленно:
— Конечно, в качестве секретаря. Правда, у директора Бруберга есть постоянный секретарь, но она не ездит с ним в поездки.
Она говорила свободно и уверенно. Все казалось хорошо отрепетированным.
— Стенографировали ли вы или вели протокол в этой поездке?
— Да, конечно. Днем же было совещание. И я записывала, о чем шла речь.
— А о чем шла речь?
— О различных делах. Честно говоря, я не очень в этом разбираюсь, просто записывала.
— Есть ли у вас стенограмма?
— Нет, я расшифровала все, когда вернулась домой в четверг, и передала протокол директору Брубергу. Стенограмму я выбросила.
— Вот как, — сказал Колльберг. — Сколько вы получили за работу?
— Гонорар в двести крон плюс, конечно, за проезд и гостиницу.
— Так. А это трудная работа?
— Не очень.
Колльберг обменялся взглядами с Осой Турелль, которая пока что не произнесла ни слова.
— Мне все ясно, — сказал он. — Только еще один вопрос. Когда вас допрашивали в полиции в Мальмё сразу же после убийства, вы назвали свой адрес на Вестеросгатан?
— Неужели?
— Вы ошиблись?
— Раньше я действительно жила на Вестеросгатан. В этой всеобщей суматохе я просто оговорилась.
— Гм, — пробормотал Колльберг. — Это может случиться с каждым. — Он поднялся. — Спасибо за помощь. Мне все ясно. Прощайте.
Он направился к двери и вышел из квартиры.
Хелена Ханссон вопросительно взглянула на Осу Турелль, которая по-прежнему молча и неподвижно сидела в кресле.
— Еще что-нибудь?
Оса посмотрела на нее долгим взглядом.
Они сидели друг против друга. Две женщины примерно одного возраста, но на этом сходство и кончалось.
Оса Турелль не нарушала молчания долго, затем смяла свою сигарету в пепельнице и медленно проговорила:
— Ты такая же секретарша, как я царица Савская.
— Как вы смеете так говорить! — возмутилась Хелена Ханссон.
— Мой коллега, который только что вышел, служит в отделе, занимающемся убийствами. А я работаю в полиции нравов.
— О, — проговорила Хелена. Ее плечи поднялись.
— У нас есть на тебя досье, — спокойно и безжалостно продолжала Оса. — Оно заведено десять лет тому назад. Тебя забирали уже пятнадцать раз. Это многовато.
— На этот раз ты меня не засадишь, шпионка проклятая, — пробормотала Хелена Ханссон.
— Какая халатность — не иметь дома пишущей машинки. Или хотя бы блокнота для стенографирования. Если только все это не находится вон в том портфеле.
— Посмей только рыться в моих вещах без разрешения, мерзавка. Я свои права знаю.
— А я и не собираюсь здесь ничего трогать без разрешения, — сказала Оса Турелль.
— Какого же черта тебе здесь надо? За это меня не посадят. И к тому же я имею полное право ездить с кем хочу и куда хочу.
— И спать с кем хочешь? Совершенно верно. Но ты не имеешь права брать за это плату. Какой ты, говоришь, получила гонорар?
— Ты что, считаешь меня идиоткой, чтобы я отвечала на такие вопросы?
— И не нужно. Такса мне известна. Ты получила тысячу монет, с которых не платишь налога, и все остальное тоже даром.
— Не слишком ли много ты знаешь? — нахально спросила Хелена Ханссон.
— О таких делах мы знаем почти все.
— Не воображай, что можешь посадить меня.
— Могу. Не волнуйся. Все образуется.
Вдруг Хелена Ханссон вскочила и, растопырив пальцы, через стол бросилась на Осу Турелль.
