непосредственное отношение к смерти вашего зятя. Если это так, а я в этом уверена, вам придется давать показания в милиции. Надолго вас, конечно, не посадят, но года два придется провести за решеткой. А вдруг за это время очнется ваша дочь? Кто тогда будет за ней ухаживать? В общем, решать вам, Екатерина Васильевна.
Милославская медленно поднялась со своего места и неторопливо двинулась к выходу.
— Ксюша взяла с меня слово, что я никому не скажу об этой кассете, — слезный голос Паниной остановил ее, — она ни в чем не виновата.
— Кассете? — Яна повернулась, посмотрела на прощание на хозяйку и снова пошла к двери.
— Куда же вы, — тряся телесами, кинулась за ней Панина, — а кассета?
— Отдайте ее лейтенанту Руденко, — посоветовала Милославская.
— Вы не хотите ее посмотреть? — Екатерина Васильевна словно клещами вцепилась Яне в рукав пальто. — Там такое…
— Я знаю, — грустно вздохнула Милославская. — Отпустите меня.
— Но откуда? — не унималась хозяйка. — Как вы могли узнать? Я никому об этом не рассказывала.
— Существует еще одна копия, — Яна наконец высвободила рукав пальто. — Ее нашли в сумочке той самой девушки, с которой ваш зять… Прощайте. — Она толкнула дверь и вышла на улицу.
Ресторан “Золотое плато” только открылся, поэтому Милославская оказалась первой посетительницей. Она отдала брюнетке-гардеробщице пальто и описала ей внешность очкарика.
— Он здесь был дней десять назад, не помните его?
Брюнетка пожала округлыми плечами и усмехнулась:
— Знаете, сколько у нас народа бывает, разве всех упомнишь?
— Он был в сером костюме, — попыталась помочь ей Милославская.
— В сером? — задумалась брюнетка. — Нет, не помню.
Яна вошла в окутанный мягким полумраком зал и постаралась вспомнить свое видение. Это ей легко удалось. Она силилась вспомнить место, в котором уже не раз “бывала”. Эти массивные стулья с гобеленовыми сиденьями, зеленый ковролин на полу, тяжелые портьеры на окнах — все это было ей до боли знакомо. Она села за “тот самый” столик, где сидели Оксана и очкарик.
— Пожалуйста, — подлетевшая официантка протянула ей меню в лакированной картонной обложке.
— Вы не могли бы присесть к столу? — Яна положила меню на стол и посмотрела на официантку.
— К сожалению, нам это запрещено, — улыбнулась в ответ девушка.
— Я ищу одного человека, — пояснила Яна, — знаю, что он был здесь, по крайней мере, однажды и сидел за этим же столиком. Не могли бы вы мне помочь?
— Вы будете что-нибудь заказывать? — Официантка продолжала ей улыбаться, но Яна поняла, что ту волнует одно: сделает ли она заказ.
— Конечно. — Милославская открыла меню и почти наугад выбрала несколько блюд. — И бутылочку “Каберне”, — добавила она, решив, что подкрепиться так или иначе не помешает.
— Как выглядел ваш знакомый? — подобрела официантка.
Яна повторила описание, которое она уже сделала в гардеробе.
— Подождите минуточку, — официантка исчезла так же быстро, как и появилась.
Вернулась она минут через двадцать с подносом, уставленным тарелками. Выставила приборы на стол и наполнила фужер красным вином.
— Кажется, я вспомнила вашего знакомого, — негромко сказала она, — только он у меня ничего не заказывал. Он встречался здесь с одной расфуфыренной дамочкой, которой передал какой-то сверток. Одет был так себе, — она скорчила пренебрежительную гримасу, — не наш контингент.
— Это все? — напряглась Яна. В ответ официантка только пожала плечами.
— Может быть, вы вспомните еще что-то. Дамочка не называла его по имени?
— Нет, — покачала головой официантка, — он был здесь всего несколько минут. Хотя, погодите, — она задумалась и смешно сморщила нос, — от него пахло лекарствами, думаю, он работает где-нибудь в больнице. И, по-моему, та фифа дала ему денег. Я “зелень” за три версты вижу, — с ехидной ухмылочкой добавила девица.
— Благодарю вас, — рассеянно кивнула Милославская и принялась за еду.
Итак, этот очкарик и тот таинственный гость в больнице — не одно и то же лицо. Каким бы тусклым ни было освещение, Яна сразу это поняла. А потом еще она вместе с Руденко и его помощниками спустилась вниз и хорошенько рассмотрела разбившегося парня. Под описание очкарика он не подходил. “Не наш контингент”, — сказала официантка. То есть очкарик, совершенно не исключено, решил подзаработать. Это подтверждает и официантка, сказавшая, что видела, как дама расплачивалась с ним.
Что из этого следует? Оксана заказала ему снять на пленку утехи мужа с проституткой? Выходит, так. Значит, она его подозревала в измене. И решила добыть доказательства. Но как очкарик выследил Санталова и — что еще более интересно и загадочно — как он смог осуществить эту съемку? Или это Оксана, примерно зная, где должны были происходить забавы, обеспечила необходимые условия? Но если она располагала такой информацией, зачем ей вообще понадобилось добывать доказательства? Она хотела развода? Что же получается?
А получается то, что у Оксаны имелся мотив чтобы отомстить мужу, что она и сделала, приведя на вечеринку Гулько. Но, с другой стороны, идею вечеринки предложил Санталов — вывод напрашивается сам собой. Или это был план, разработанный Оксаной. Вместе с сообщником… Который потом решил избавиться от нее. Но почему? Ведь Оксана наследует дело Юрия, его собственность? На что рассчитывает убийца?..
Яна прикончила салат и принялась за цыпленка, запивая его вином, непрестанно размышляя, как ей отыскать этого невзрачного очкарика в сером костюме, пахнущего больницей. К концу обеда у нее созрело решение. Не ахти какое, правда, но попробовать стоило.
Она расплатилась с официанткой, оставив ей полсотни “на чай”, и отправилась домой, прихватив по пути охапку газет бесплатных объявлений. Удобно устроившись на диване, Яна скрупулезно просмотрела все объявления, в которых предлагались услуги видеосъемки. Некоторые объявления публиковались только в одной газете, другие повторялись в нескольких. К ее удивлению, таких оказалось довольно много. Даже после того как она отсеяла дубликаты по номерам телефонов, у нее осталось больше тридцати.
Яна достала колоду карт. Настало время “обкатать” как следует карту, условно названную ею “Да. Нет”. Она переписала на бумагу номера телефонов в одну колонку и, положив ладонь на карту, другой рукой принялась водить по ним. Но ничего не произошло, и Яна с горечью констатировала, что карта не работает. Тогда она попытала “Взгляд в будущее”. То же самое. Никакого результата. Карта молчала. “Что ж, видимо, все дело в недостатке внутренней силы, то есть в усталости”.
Яна достала карту “Джокер” — работа с ней требовала энергетических затрат в два раза меньше, чем с другими картами. Она положила руку на нее и почувствовала, что тепло постепенно нарастает. “Так- так-так”, — в Милославской загорелся охотничий азарт, словно она на сафари преследовала хитрое дикое животное. Под ладонью Яны словно завибрировал электрический ток. Когда вибрация стала максимальной, а ладонь почти горела от накопившегося в ней огня, Яна откинулась на спинку кресла.
Из темноты начало что-то медленно вырисовываться. Это напоминало проявку фотографии. Сначала глазам Яны предстали завитки, потом какие-то белесоватые округлости, и наконец возникло полное изображение. Это было детское личико, завитки оказались кудрями младенца. Личико было пухлым, цвет глаз Яна различить не могла, они сливались с белизной кожи мальчика.
Нет, это не кожа, слишком твердая под ней чувствовалась основа. Это скульптура. И более того, это еще одна часть некой композиции, поняла Яна, отдельные фрагменты уже являлись ей. Она вспомнила детскую ножку и женское лицо. У нее не осталось сомнений, что “Джокер” “строит” некую композицию, имеющую отношение к делу, над которым она работает. Вот только какое? И потом, она хотела прежде всего выяснить, по какому из телефонов ей следует звонить…
