В общем, мысли у Степы оказались несколько путаными. Твердо он знал лишь одно — брата не бросит и «Мономаха» этого увидит. Уже засыпая, Косухин подумал, что пришлось бы делать, будь Николай обыкновенным беляком, пробиравшимся от гнева пролетариата в Монголию. Но вопрос этот оказался слишком сложен, и Степа забылся сном, так и не решив его…
8. НОЧЬ ГУРГУНХ-ЭРА
Наутро все оказалось хуже, чем думалось. По селу ходили разговоры, что волчьи следы опять видели у околицы, вдобавок домой не вернулся один из соседей, ездивший с сыном на дальнюю заимку. Лошади были в мыле, к ним было опасно даже подходить, а не то, что пытаться запрячь в сани.
Впрочем, отступать было поздно. Родион Геннадиевич раздобыл где-то пять пар лыж — Степины догадались захватить с собой — вещи распределили по «сидорам», и полковник приказал выступать. Учитель провожал их молча, не перекрестив на дорогу, и лицо у него было таким мрачным, что это заметил даже Степа.
«Ишь, чердынь-калуга, — неодобрительно подумал он. — Никак хоронит нас, анарх недорезанный!»
В лесу было тихо. Тучи за ночь разошлись, на небе неярко светило бледное зимнее солнце, ветер стих, идти было не просто легко, но и почти приятно. «Почти» — потому что слова о волках крепко засели у всех в головах; вдобавок Арцеулов имел две лишние заботы — следить за Степой и не забывать странные советы учителя-дхара.
Косухин шел впереди, рядом с братом — лесная дорога была широка и позволяла идти вдвоем плечо к плечу. Белый гад Арцеулов оказался в арьергарде, что Степана вполне устраивало — беляк был здесь определенно самым толковым и, если что, смог бы прикрыть остальных с тылу. Степа же надеялся на карабин брата, который, случись чего, поможет ему отразить атаку с фронта.
Волчьи следы увидели почти сразу. Их было много — и на дороге, и в стороне, среди деревьев. Особенно часто встречались они на полянах; на одной из них, где на минуту остановились передохнуть, ночью побывало, по Степиным подсчетам, не меньше двух дюжин серых. Следы в основном попадались очень крупные, а некоторые оказались такого размера, что даже профессор удивленно качал головой.
— Слышь, Коля, — заметил Косухин, внимательно поглядывая по сторонам.
— А чего это волки вами брезгуют?
— Это как? — засмеялся старший брат, не ожидавший такой постановки вопроса.
— А так. Идете вы уже не первый день, так?
— Так, — кивнул полковник.
— О волках слышите каждый день. Так?
— Я тебя понял, — усмехнулся брат. — Мы о них слышим, но ни разу не видели. Ну, мало ли что? Нас все-таки пять человек, с тобой теперь шесть. Волки — они, говорят, умные…
— Ага, — хмыкнул Степа. — А я вот один шел, так даже следов не видел.
— Ты это к чему? — удивился Николай.
— А пес его ведает! Знаешь, будь это не волки, а… ну, беляки, например, я бы подумал, что нас попросту заманивают…
— Ну ты даешь! — вновь рассмеялся полковник. — Расскажи это профессору, будет забавно…
Степа не ответил. При зрелом размышлении собственная мысль показалась Косухину и в самом деле дикой и невероятной. Но, с другой стороны, будь он, к примеру, волчьим командиром — буде у волков таковые имеются, то поступил бы именно так. Как ни крути, а в результате они идут по лесу пешком, с двумя карабинами, а вокруг ни души, — народ перепуган и сидит по избам или сторожит с ружьями околицы. Вдобавок никто из их группы врагов — то есть волков — в глаза не видел, а значит, потерял бдительность. В общем, засада выходила по всем правилам, если, конечно, волкам отчего-то были нужны именно они.
На обед остановились в маленькой пустой избушке с оторванной дверью, почти полностью занесенной снегом. Печь растопить даже не пытались — снег лежал не только на полу, но доставал до подоконников. Впрочем, никто особо не устал, напротив, все разгорелись и без особых проблем перекусили всухомятку. Лишь Семен Богораз в очередной раз помянул свой бронхит, категорически отказавшись выпить причитавшийся ему глоток спирта.
— Неплохо прошли, — удовлетворенно заметил полковник, глядя на карту.
— Пожалуй, заночуем у святого Ильи. Холодно, конечно, зато все же крыша…
— Простите, господин полковник! — вскинулся Арцеулов, сразу же вспомнивший слова учителя.
— Это заброшенная церковь, — пояснил Лебедев. — Там пусто, ее бросили еще лет десять тому назад. Но нам, думаю, сойдет и она. Тем более, ночевать больше негде.
— Господин полковник, а это не опасно? — не удержался капитан.
— Нечистой силы испугались, молодой человек? — тут же заинтересовался Семирадский. — Между прочим, в самую точку угадали — про здешнюю церковь такое рассказывают, что к ночи лучше не поминать.
— Я не про это, — Арцеулов невольно покраснел, почувствовав, что объясняться с профессором, да и со всеми прочими, будет нелегко. — Просто… Это идеальное место для засады!
— Для чьей засады? — полковник невольно взглянул на брата.
Косухин ничего не сказал и даже отвернулся. Ему стало не по себе — вспомнились слова товарища Венцлава об их будущей встрече у Сайхена. А ведь этот Арцеулов, того и гляди, прав…
— Полноте, батенька, — вмешался Семирадский несколько более примирительным тоном. — Едва ли нас господа комиссары догонят. Разве что на аэроплане…
Арцеулов и сам не думал, что краснопузые сумеют каким-то образом пройти по зимней тайге из Иркутска им наперерез. Такое мог совершить только этот бешеный Косухин, но едва ли подобных фанатиков у большевиков избыток. Но мысль о засаде была хороша тем, что можно не поминать странные советы учителя.
— Извините, господин полковник, — настойчиво повторил он. — Я все же рискну настаивать. Кто бы нам не встретился на пути, он эту церковь не обойдет. Лучше нам туда не сворачивать…
— Но нам негде ночевать! — растерянно ответил Лебедев и вновь взглянул на карту. — Тут была охотничья избушка верстах в восьми к западу, но ее, помнится, сожгли еще год назад. Сделаем так — подойдем и посмотрим…
— Лучше спросите у своего брата… — буркнул капитан. — Или позвольте мне. Допрос военнопленного не противоречит Гаагской конвенции.
— Ростислав Александрович! — выдержала Берг, но капитан лишь упрямо мотнул головой.
— Я не намерен, господа, допрашивать родного брата, — спокойно и твердо ответил Лебедев. — Решено. Дойдем до места — увидим…
После этого разговора долгое время шли молча. Арцеулов был зол, причем не столько на неразговорчивого Косухина-младшего, сколько на самого себя. Он понял, что ничего не сможет объяснить своим скептическим спутникам. Арцеулов и сам ни за что не поверил бы подобной мистике, если б виденное им самим за последние дни не было, пожалуй, еще более невероятным. Красной засады он не особо боялся. Заглянув еще раз в карту, Ростислав прикинул, что у большевиков едва ли имелась физическая возможность обогнать их на пути к Сайхену. Разве что красные и в самом деле воспользовались аэропланом или дали радио какому-нибудь повстанческому отряду. Но ни в первое, ни во второе Арцеулову не верилось.
Между тем Степа, молча, с несколько насупленным видом, скользивший «финским» шагом рядом с братом, думал о том же, хотя и с несколько иными выводами. В нечисть Косухин верил слабо. Виденное им в Иркутске не могло не заставить задуматься, но Степа, считавший себя истинным марксистом- материалистом, с легкой совестью относил все к достижениям науки или к природным явлениям, которые эта самая наука еще не познала. Беспокоило другое. Он не стал отвечать при всех ни на провокационный
