Полковник вежливо предложил присесть и долго объяснял, какие именно бумаги требуются, как их писать и в скольких экземплярах. Ахилло кивал, прикидывая, что работа может занять целый день. Полковник, похоже, понял и, усмехнувшись, достал из толстой папки готовый комплект — документы какого-то зэка, уже оформленные по всем правилам. Оставалось поблагодарить, пообещать никому не рассказывать и направиться в свой кабинетик, дабы приняться за дело. Все это время Михаила не покидала одна и та же мысль: если за ним приедут из Большого Дома, то будут ли брать прямо на объекте? Или «коллегам» придется сторожить у входа? Последнее, несмотря на безнадежность ситуации, почему-то развеселило:
«малиновые» будут сидеть под холодным ноябрьским снежком и караулить, не решаясь переступить границу чужой «епархии». Не попроситься ли здесь переночевать, хотя бы в камере Гонжабова?
Некоторые документы требовались в нескольких экземплярах, и Ахилло попросил принести ему в кабинет пишущую машинку. Печатать пришлось самому, поскольку на каждой бумаге стоял непременный гриф «Совершенно секретно». Работа шла медленно, приходилось следить, чтобы не попасть по соседней букве. Капитан постарался сосредоточиться и даже не услыхал, как дверь начала медленно отворяться…
В комнате кто-то был. Михаил оторвался от работы — и сразу же пришел страх. Уже? Не тянуло даже взглянуть, хотелось побыть в неведении лишнюю секунду…
— Бросайте эту ерунду, Михаил!
Страх не исчез, но к нему прибавилось удивление. Капитан узнал этот голос. Комбриг Волков стоял посреди комнаты в своей обычной серой шинели с саперными петлицами, на боку болталась командирская сумка — краснолицый явно куда-то собрался.
— Я работаю, товарищ комбриг. — В этот день Ахилло позволил себе не вставать. К черту устав — не до того!
Волков покачал головой, придвинул стул и сел рядом. Красная, словно, ошпаренная, рука легла поверх бумаг. Ахилло повернулся.
— Михаил, не валяйте дурака! Есть важный разговор.
— Слушаю вас! — Ахилло развернулся на стуле, но встать так и не встал. Впрочем, комбриг, похоже, не обращал внимания на это мелкое фрондерство.
— Слушайте внимательно. Приказ о вашем аресте подписан, за вами приедут часа в три пополудни. Решили брать здесь: меньше шуму…
— Спасибо, что предупредили. — Холод сковал руки. Значит — все…
— Не за что! — Волков дернул щекой. — Не изображайте философа, Михаил, у вас плохо получается! Имейте в виду, Ежов на вас почему-то особенно зол. Им нужна центральная фигура — главный изменник. Вас заставят подписать все и прикончат.
Ахилло пожал плечами: нечто подобное он уже слыхал. Да, очевидно, так и будет.
— Что думаете делать? — Волков смотрел выжидающе, и капитан внезапно понял, что краснолицый пришел не зря, не только для того, чтобы понаблюдать за обреченным.
— Вчера мне предложили бежать, — внезапно проговорил он.
— Коллеги или подполье? — По пунцовому лицу промелькнула усмешка.
— Подполье.
— Вы отказались? Разумно: стать крысой не лучший выход — как и пуля в висок. Вы контрразведчик, а не гимназист, проигравший в карты…
Краснолицый куда-то гнул. Впрочем, куда — было понятно.
— Мне приходится уезжать, и надолго. Сначала на Дальний Восток, а там, может, и подальше. Я зашел за вами, Михаил.
— Зачем я вам? — Ответа он не ожидал: в конце концов, это не так и важно. Значит, понадобился. Разве дело в этом?
— Будет интересная работа. — На лице комбрига вновь появилась усмешка, больше похожая на оскал. — Вам понравится. Это не девочкам иголки под ногти загонять! Собирайтесь, бросайте эту ерунду, поехали!
— А как же Ежов? — Задавая этот вполне уместный вопрос, Ахилло вдруг почувствовал, что начинает поддаваться. Это был выход — и куда лучший, чем пуля в висок. «Подольск» занимался диверсиями, разведкой — настоящим делом. Можно вырваться отсюда, переждать страшное время где-то далеко…
— Николай? — В голосе комбрига было легкое презрение. — Да катился бы он к чертям! Там, наверху, его скоро спишут в расход, но до этого он успеет наломать дров! Не беспокойтесь, Михаил, в моем хозяйстве вас не тронут. Если что — обращусь к товарищу Иванову — не откажет. Слыхали о таком?
Ахилло кивнул: о товарище Иванове он слыхал. Иванов, он же Сталин, он же Чижиков, он же Коба… Высоко, выходит, летает товарищ Волков! Или он имел в виду кого-то другого, но тоже всесильного?
— Договорились? — Комбриг встал, холодная рука слегка коснулась плеча Михаила. — Тогда собирайтесь, пора…
Ахилло уже хотел было согласно кивнуть — и внезапно остановился. Он отказался уйти с Седым — для того чтобы служить Волкову? Тому, кто причастен к исчезновению Пустельги! Тому, о ком даже в Большом Доме разговаривают лишь шепотом! Вот, значит, чего стоят все его принципы: запахло смертью, и Михаил Ахилло готов на все? А ведь он знал, кто такой краснолицый, знал давно — с того самого дня, когда они впервые встретились.
Михаил тоже встал — теперь они стояли лицом к лицу.
— Прошу прощения, товарищ майор госбезопасности, — скучным голосом проговорил он. — У меня срочная работа. Если вы не возражаете…
В пустых светлых глазах мелькнуло удивление.
— Вы не умрете героем, Михаил! Даже если прострелите себе висок, они найдут вас и на том свете.
Горло пересохло — Ахилло понимал, что краснолицый говорит правду.
— Знаю… И все равно — с вами не хочу. Уходите!
Их глаза встретились, на миг Михаилу стало холодно, словно его обдало ледяным ветром но Волков первым отвел взгляд:
— Как хотите, капитан. Что ж, каждому свое… Дверь захлопнулась, Ахилло рухнул на стул и закрыл глаза. Он выдержал. Разговор с краснолицым был самым трудным из всего, особенно теперь, когда до гибели осталось так мало. Жизнь манила, Михаил чуть не поддался. Но что-то подсказывало:
достаточно сделать лишь шажок, пусть самый маленький, а дальше придется идти до конца. А что там, в конце, Ахилло знал…
Уже полгода его группа выходила на неуловимого Генриха, раскинувшего агентурную сеть по всей Столице. Осторожный разведчик не оставлял следов, арест отдельных агентов не мог разрушить всей паутины. Но летом 36-го Михаилу, тогда еще лейтенанту, повезло: захваченный с поличным шифровальщик Генерального Штаба после шестичасового допроса начал давать показания. Он не знал — и не мог знать — резидента, но среди прочих фамилий назвал одну, которая уже вскользь упоминалась в других показаниях. Шифровальщик рассказал, что этот названный им имеет какое-то отношение к таинственному «Нилову» — помощнику Генриха.
Тот, кого знал арестованный, оказался полковником одной из частей Столичного гарнизона. Получив санкцию на арест, Ахилло сумел достаточно быстро добиться признания — агент действительно был связан с «Ниловым». Удача казалась близкой: полковник назвал фамилию помощника Генриха и даже адрес. Группа помчалась на квартиру, где жил «Нилов», но обнаружила на дверях сургучные печати. Случилось то, что вполне могло произойти в эти месяцы: «Нилов» был арестован, но не за шпионаж, а как «враг народа», «троцкист» и «двурушник».
В следственном отделе Большого Дома Ахилло просмотрел дело арестованного и убедился, что тот никого не выдал, охотно признавшись, однако, в антисоветских разговорах и симпатии к «Иудушке Троцкому». Тактика «Нилова» была понятна, он рассчитывал получить свой «червонец» по знаменитой 58 -й. Действительно, ОСО без всяких колебаний осудило «болтуна» на десять лет. Ахилло успокоился: теперь оставалось доставить осужденного обратно в Главное Управление. Но тут некая странность внезапно
