Человек в «богатырке» прошел мимо крыльца и стал приближаться к тому месту, где был привязан белый в яблоках. Конь еще раз заржал, красноармеец внимательно вслушался и зашагал быстрее.
Арцеулов положил палец на спусковой крючок, но спешить не стал. Этот, в суконном шлеме, казался странно знакомым. Но этого не могло быть! Таких совпадений не бывает!
— Эй, беляк! Хватит прятаться, чердынь-калуга!
7. ПОЛНОЛУНИЕ
Красный командир Косухин стоял освещенный серебристым светом луны и внимательно прислушивался. Карабин висел за спиной, рука сжимала тяжелый маузер — осторожности Степа не терял. Арцеулов переступил с ноги на ногу — и Косухин тут же резко повернулся. Свет упал на лицо, и Ростислав поразился. Казалось, Косухин успел постареть на много лет. Резкие складки рассекли щеки, на лбу обозначились морщины. Степа вполне мог сойти за тридцатилетнего, побитого жизнью человека, а не за молодого парня, которому было еле-еле за двадцать. Мертвенный лунный свет сыграл невеселую шутку с красным командиром, добавив непрошенные годы.
— Да ладно, Арцеулов, чего прячешься? — в голосе Косухина слышалось нетерпение и почему-то страх.
Ростислав закинул ненужный карабин за плечо:
— Добрый вечер, Степан!
И тут же ствол маузера резко рванулся: оружие смотрело прямо в лицо:
— А ну погодь!.. Стой, где стоишь, чердынь-калуга!
Уж чего, а этого Арцеулов не ожидал. Он даже не успел обидеться — он растерялся. Конечно, Степан — командир «рачьей-собачьей», но все же…
— Ты, Ростислав, погодь… — повторил Степа. — Ты… это, скажи сначала…
И тут Арцеулов понял: классовая бдительность здесь ни при чем.
— Со мной все в порядке. Я — живой. Перекреститься что ли, чтоб поверили?
Ствол маузера дрогнул, Косухин с силой провел рукой по лицу:
— Извиняй, подполковник. Напугал ты меня. То ночью являешься… То сейчас, словно приведение, чердынь-калуга!
— Это луна! — Арцеулов облегченно вздохнул и даже засмеялся. — У вас тоже вид, признаться…
Смех окончательно успокоил Степу. Его рука оказалась горячей — Арцеулов успел почувствовать бешеное биение пульса.
— Извиняй, — Степа долго доставал пачку папирос и несколько раз щелкал непослушной зажигалкой. — Знаешь, увидел тебя вчера ночью!.. Ведь чего я подумал?..
— Жалко стало? — не удержался, чтоб не съязвить, Ростислав.
— А, иди ты! Насмотрелся тут…
Арцеулову вдруг представилось, что он сам увидел ночью что-то подобное — призрак, назначавший свидание в заброшенном имении! Но ведь Косухин пришел — не побоялся…
— Вы один?
Степа дернул плечами:
— Еле сбег! Тут наступление на носу…
Он сбился, сообразив, что сболтнул лишнее. Ростислав совсем развеселился. Перепуганный Степа как-то не вязался с образом вершителя людских судеб. Нормальный парень, симпатичный, только краснопузый…
— Вы меня уже второй раз предупреждаете. Помните, в Александровске, перед атакой? Если бы не вы, Степан, то сегодня сюда точно заглянуло бы приведение.
— В Александровске? — Косухин затоптал окурок и пожал плечами. — Ты, Ростислав, не путай. Ничего я тебя не предупреждал! Померещилось тебе…
Странно, Степа явно не лукавил. Похоже, он просто забыл — как забыл о фляге воды, когда-то оставленной на берегу Белой.
— Я получил письмо от Валюженича. Правда, не все понял. Что с Наташей? И при чем тут перстень?..
Они не спеша направились к крыльцу. Арцеулов щелкнул зажигалкой, освещая циферблат. До полуночи время еще было.
Степа рассказывал неохотно, словно что-то его сдерживало. Арцеулов слушал молча, лишь иногда покачивая головой.
— Жалко Наталью Федоровну, — Ростислав невольно вздохнул. — Может, врачи все же помогут? Ведь амнезию лечат!
— Может…
Прозвучало невесело. Арцеулов не стал переспрашивать, пытаясь осмыслить услышанное. Итак, краснопузый доложил о «Мономахе». Значит, приказ, полученный от Адмирала, выполнен — не странно ли? — не им, а все тем же Степой. Истории с перстнем Ростислав не придал особого значения, решив, что у Косухина разыгрались нервы. Мало ли на свете похожих безделушек! А в Бриарея и вовсе не поверил, но смолчал, не желая обижать краснопузого. Арцеулов знал: во время боя порой мерещится нечто совершенно несусветное.
— Значит, своим не рассказали?
— Не рассказал, — Степа вздохнул. — Так… ну, получилось…
Арцеулов решил не уточнять. Косухин поступил правильно, и не стоило доискиваться подробностей.
— Ты думаешь, я трус, чердынь-калуга? — Степа резко повернулся, в голосе прозвучала боль. — Думаешь, струсил, да?
— Не думаю, — ладонь Арцеулова мягко коснулась Степиного плеча. — Вы поступили абсолютно верно. Признаться, я опасался другого…
— Они же все знали! — Косухин дернул плечом. — Понимаешь, все знали!
Расспрашивать не тянуло. Чтоб замять разговор, Ростислав в двух словах сообщил о том, как пытался поговорить с ним прошлой ночью.
— Ну, я теперь понял, — кивнул Косухин. — Сома дэви! Мне Карно так и говорил, что мы теперь можем всякие фокусы устраивать.
— Это не фокусы, Степан.
— Вижу, что не фокусы. Ладно, ты чего меня сюда вызвал? Дело у тебя в Безбаховке, что ли?
Теперь уже предстояло думать Ростиславу. Заодно можно было и кое-что уточнить.
— Старика помните? В пещере у Челкеля?
— Так ты его встретил? — Косухин, хмыкнув, недоверчиво взглянул на Арцеулова. — Откуда ж он здесь взялся?
— Значит, вы его больше не видели?
— Откуда? Скажешь еще!
Все стало ясно. Никто Степану ничего не поручал. Или бестолковый Косухин попросту ничего не понял.
— В полночь нам должны передать что-то важное, — про «тень» и все прочее он решил не говорить. — По-моему, это как-то касается Шекар-Гомпа.
Степа никак не реагировал, и Арцеулов поспешил добавить:
— Старик посоветовал нам разделить то, что получим, на две части…
— Ага, — кивнул Степа, — чтоб сохранней было… Обдурили тебя, интеллигент! Дом — пустой, я его за вечер весь облазил. Все вынесли. Только книжки валяются, да и те все оборванные — раскурили, чердынь… И ни души…
— Посмотрим. Скоро полночь. Степан, а почему вы не верите? После того, что с нами было!
