— Ну, ведьмочки — они разные бывают, — несколько игриво начал барон, но тут же смутился. — Пардон, о чем это я? Ах да… Хорошо бы действительно разведать, что к чему. Если на Головинском этих «черных» трое-четверо, так и говорить не о чем. А если дюжина? Эх, сюда бы мой батальон…
— Обратитесь в Союз Российского дворянства, — посоветовал злоязыкий Лунин. — Пусть ополчение кликнут…
— А что? — вскинулся Корф. — Рати, чтобы конно, людно и оружно, пожалуй, не соберу, но должен же здесь остаться хоть кто-нибудь? В Столице жила куча моих родственников! И семья… Ксения, дети… Леля и Вовка…
Последние слова он произнес совсем тихо.
— Какого они года? — сочувственно спросил Лунин.
— Леля — восьмого, Вовка — десятого… — прошептал Корф и надолго замолчал.
— Ну, а если спросить, узнать? — уже вполне серьезно предложил Келюс.
— Михаил, сходите-как в это чертово Собрание! Там всякие списки составляют… Главный, кажется, Андрей Голицын, художник — на которого Хрущев когда-то орал…
— Из каких он Голицыных? — очнулся от раздумий Корф. — Из петербургских или харьковских?
Лунин развел руками: таких подробностей он не знал.
— Наверное, из петербургских, — принялся вспоминать полковник. — Харьковские — княгиня Анна и ее сыновья — говорят, погибли еще в восемнадцатом… А что, Николай, пожалуй, схожу! Только… Кем я представлюсь? Да еще в этаком, пардон, затрапезе! Хотя… Скажу, что я из… гм-м-м… Новой Зеландии! Ведь там, наверное, тоже эмигранты живут.
Идея явно понравилась Корфу, и он принялся ее обдумывать со всей серьезностью, свойственной военному.
Фрол спал тревожно. Странные сны не давали успокоиться: кладбищенские кусты хлестали по лицу, медвежьи лапы тянулись к горлу, Кора — страшная, неживая — протягивала руки в кривыми ногтями к его сердцу. Одна рука уже коснулась груди, и ледяной холод обжег дхара…
Фрол открыл глаза — Кора стояла рядом. Он не успел даже испугаться по-настоящему. Девушка грустно улыбнулась и, приложив палец к губам, поманила его за собой.
Еще ничего не понимая, дхар быстро накинул одежду и поспешил в коридор. Тут только он сообразил, что Кора одета в свое старое, наскоро зашитое платье.
— Я ухожу, Фрол, — прошептала она. — Мне нельзя оставаться…
— Кора, — заспешил дхар. — Ты… Я тебе не сказал… Ну, в общем, Волков уже не может тобою командовать. Крестик видела? Теперь ты свободна…
— Я уже поняла… Почувствовала, — девушка вновь невесело улыбнулась.
— Значит, и на этого негодяя нашлась управа! Но я не хочу, чтобы Николай и Миша… Михаил Модестович… узнали, кто я такая. Посмотри…
Дхар всмотрелся и понял: от лица и рук девушки исходит бледное зеленоватое свечение, хорошо заметное в полутьме коридора. Глаза ее словно мерцали, но не кошачьим ярким блеском, а тихим, чуть дрожащим светом. Фрол поежился.
— Ты же видишь, — вздохнула Кора. — К тому же, я ничего не ем, мне очень больно, когда светит солнце… Они скоро поймут, а я не хочу…
— Куда… — начал было Фрол, но поперхнулся, сообразив, куда уходит девушка.
— Там спокойно, — вздохнула она. — Теперь Волков не сможет меня найти. Только, Фрол, пожалуйста, не пускай Николая на Головинское! Я все слышала! Он ничего не понимает, это страшно! Я отдохну и после позвоню. Береги себя, Фрол…
— А чего я? — удивился дхар. — Ты не бойся, все будет…
Он хотел сказать «хорошо», но прикусил язык. Девушка протянула ему ледяную ладонь, кивнула и шагнула к двери. Фрол хотел открыть засов, но Кора покачала головой и, пройдя прямо сквозь дерево, исчезла. Фрол, быстро перекрестившись, вытер со лба пот. Затем, подумав, отодвинул задвижку и повернул кнопку замка…
Исчезновение Коры наделало немалый переполох. Фрол, выждав, пока все выскажутся, «вспомнил», что девушка, якобы, говорила ему о своей тете, живущей где-то под Подольском, к которой она собирается уехать. Мифическая тетя имела связи в милиции и могла уладить все неприятности. Эта версия показалась всем убедительной, и Лунин лишь выругал себя за то, что не догадался дать Коре денег на дорогу. Корф казался весьма огорченным, и дхар несколько раз поймал его странный взгляд — полковник, похоже, что-то заподозрил. Фрол еще раз похвалил себя за выдумку с замком и задвижкой. Не будь этого, объясняться было бы куда сложнее…
После завтрака было решено еще раз пройтись к дому, где жил полковник Фраучи, чтобы как следует осмотреться и расспросить соседей. Внезапно зазвонил молчавший все эти дни телефон. Келюс взял трубку и удивился — к аппарату попросили барона. Тот внимательно выслушал, произнеся лишь одно слово: «Буду». Как выяснилось, звонил Прыжов, просивший полковника о встрече. Посему решили рискнуть и разделиться — Келюс и дхар направлялись на разведку, а Корф, повидав своего знакомого из Теплого Стана, выразил желание заглянуть в Дворянское Собрание…
…К дому, где жил Фраучи, добрались быстро. Келюс направился прямиком в подъезд, чтобы побеседовать с соседями, а дхар предпочел остаться во дворе. Он сразу приметил сидевшую под детским грибком компанию доминошников. Игра была в самом разгаре, и на Фрола, присевшего сбоку, не обратили ни малейшего внимания.
— «Балык», — резюмировал кто-то.
— Во, «козел»! — последовал ответ, после чего победитель сгреб себе горсть мелочи.
— Парень, играть будешь? — это уже относилось к Фролу.
— Да «козлом» оставите, — замялся тот, почесав затылок. — Вы же, елы, профи…
— Ставь рупь, оставим, — пообещали ему.
Фрол поставил рубль и проиграл.
— Ставь еще, — посоветовали «профи», — будешь дважды «козел».
— Полковника на вас нет, — проворчал дхар, доставая еще один рубль.
— Какого еще полковника? — поинтересовался какой-то плюгавый старикашка, мешая кости.
— Который помер. Из третьего подъезда, — сообщил Фрол, ставя «мыло» на стол. — Он бы вас всех в «козлы» обул, елы…
— Фраучи, что ли? — отозвался кто-то. — Так он разве играл?
— Как зверь! — кивнул Фрол. На этот раз ему везло. — Это здесь он был тихий, а вот на службе… Жаль, елы, помер.
— Все равно, мы бы его обули, — заявил другой пенсионер.
— Говори, дед, говори, — Фрол, ухмыльнувшись, сгреб выигранный банк.
— Еще по рублю, «козлы»?
«Козлы» не возражали, и битва продолжилась.
— Слышь, парень, — поинтересовались у дхара, — а ты чего, служил с Фраучи?
— А то нет! — лаконично ответил Фрол, сосредоточиваясь на игре.
— А от чего он помер?
— От смерти, — хмуро бросил дхар, но затем соизволил пояснить. — Он в Чернобыле полгода торчал — нахватался мирного атома. Быстро помер… Мне три кассеты видушные отдать не успел… И сорок баксов…
— Забудь, — посоветовал плюгавый старикашка, — согласно закону, имущество перешло к государству. Он, Фраучи-то, бобылем жил — ни жены, ни детей.
— А рыжая его? — возразил кто-то. — Он ведь, полковник, последние месяцы здесь, считай, и не жил, все у этой рыжей ошивался. Может, твои кассеты, парень, у нее. Баксы-то, понятно, плакали…
— Рыжая? — дхар сделал вид, что вспоминает. — Которая на Арбате?
— Не, то раньше, наверное, было, — опроверг его какой-то всезнайка. — Рыжая — с Малой Грузинской. Она в том доме, где Высоцкий жил. В соседнем подъезде. Я-то не видел, а дочка моя как раз там была…
— Да с Арбата рыжая, — гнул свое Фрол.
