Снова удар прикладом, стон — и вновь тишина, только ровный шум мотора, уносящий грузовик куда-то в ночь…
— Вылезай! — Команда последовала неожиданно, когда грузовик еще не успел остановиться. Очевидно, сопровождающие спешили. Спрыгнув вниз на асфальт, Юрий невольно оглянулся, но заметил лишь темный двор и еще более темный провал, возле которого стояли двое с винтовками.
— Становись!
Неровная шеренга замерла возле черного входа. Один из конвоиров очевидно, старший — наскоро пересчитал их и кивнул в сторону подземелья:
— Пошел!
Юрий шагнул в темноту и невольно зажмурил глаза. Под ногами были ступени — долгий ряд, затем они кончились, и дальше пришлось идти длинным темным коридором. Где-то капала вода, воздух пропитался сыростью, а вокруг стояла полная тьма. Конвоиры негромко чертыхались, но света никто не включал.
— Стой! — Они замерли прямо посреди неглубокой лужи, и тут вспыхнул луч фонаря.
Юрий постарался сбросить мертвое оцепенение. Все еще живое чувство любопытства заставило осмотреться. Они были уже не в коридоре, а в небольшом помещении с высокими стенами, по которым сочилась вода. Кроме конвоиров здесь был кто-то еще — тот, кто держал фонарь. Орловский успел заметить, что этот «кто-то» одет не в форму, а в черную кожаную куртку. Лица было не разглядеть, но поразили широкие плечи и огромные кисти рук с широко расставленными пальцами.
— Сколько? — Голос был хриплым, в нем звучало нетерпение.
Конвоир — тот же старший — что-то негромко ответил.
— Ладно! Давай подпишу!
Свет фонаря упал на какую-то бумагу, после чего конвоир козырнул и кивнул остальным. Те быстро вскинули винтовки на плечи и шагнули в темноту ~ обратно. Широкоплечий в куртке свистнул — и тут же в проходе появились еще трое таких же — широкоплечих и широколицых, с короткими кавалерийскими карабинами.
Теперь все стало окончательно ясно. Юрий прижался к холодной мокрой стене и закрыл глаза.
«Вот, значит, и все…» — эта мысль почему-то не испугала, словно все, что было вокруг: темное мокрое подземелье, замершие у стены смертники и равнодушные палачи в черных куртках, — больше не имело к нему никакого отношения…
4. ГРУППА «ВАНДЕЯ»
Сергей стоял посреди большого кабинета, прямо под портретом товарища Сталина, раскуривавшего известную всему миру трубку. В двух шагах от старшего лейтенанта находился длинный, покрытый зеленым сукном стол, за которым сгрудились десятка два мужчин в светлых гимнастерках. Большинство он не знал и только по ромбам или звездам в петлицах мог догадываться об их роли и влиянии в Большом Доме. Кое с кем Сергей, впрочем, уже успел познакомиться, а товарища Фриновского, с которым пришлось немало поработать в эти последние дни, можно сказать, знал уже давно. Сам нарком сидел во главе стола — маленький, сутулый, совсем не похожий на свои портреты и фотографии. Лицо товарища Ежова было хмуро, острые скулы, казалось, вот-вот прорвут пергаментную кожу, взгляд серо-голубых глаз направлен куда-то вдаль. Было непонятно, слышит ли нарком то, о чем говорится здесь, в его присутствии. Во всяком случае, последние полчаса, то есть за то время, покуда Пустельга делал доклад, Николай Иванович ни разу не показал, что он как-то заинтересован происходящим, хотя совещание было собрано именно по его инициативе и в его кабинете.
— У вас все, товарищ Пустельга? — Голос наркома был тих и невыразителен.
— Так точно, — как можно тверже ответил Сергей, стараясь не показать волнения. Волновался он сильно: все-таки докладывать на коллегии Главного Управления НКВД еще не приходилось.
— Прошу вопросы… — Нарком прикрыл глаза и, казалось, задремал.
— Так что ж это выходит? — Плотный мужчина с петлицами комбрига вскочил, возмущенно поглядев на Сергея. — Никто, значит, и не виноват? Пятеро сотрудников погибли, враг народа скрылся…
— Я не утверждал, что никто не виноват — Пустельга понял, что придется отбиваться, и отбиваться всерьез. — Я хотел подчеркнуть, что мы все недооценили врага. И недооценили крупно.
— Кто — все? Я? Товарищ Ежов? Извольте уточнить, старший лейтенант!
Слово «товарищ» было пропущено — случайно или преднамеренно.
— Я считаю, что виноваты многие. — Сергей упрямо тряхнул головой, словно пытался отогнать невидимую муху. ~ Товарищ Айзенберг, как удалось установить, не имел всей необходимой информации по «Вандее», а значит, был в какой-то мере дезориентирован. В частности, он не знал о предупреждении сотрудника Иностранного отдела Арвида о подготовке терактов в самой Столице…
— Ну, теперь Иностранный отдел виноват! — Высокий полковник развел руками, словно рыбак, повествующий о пойманной рыбе. — Вы, товарищ Пустельга, вижу, бережете честь мундира. Или майор Айзенберг действовал без ошибок?
— У него были ошибки… — Критиковать покойного майора не хотелось, но надо было говорить правду. — Прежде всего, он не перепроверил информацию, полученную якобы от соседа Корфа Василия Лихачева. Достаточно было перезвонить тому домой, чтобы узнать, что Лихачева уже третий день нет в Столице. И во-вторых, нельзя так, нахрапом, врываться в квартиру…
— Понятно. — Голос наркома был по-прежнему скучен и невыразителен. — Не будем больше об этом. Значит, никаких следов?
— Почти… — Слово вырвалось неожиданно. Вначале Сергей хотел лишь повторить малоутешительные выводы расследования: ничего определенного установить не удалось. Квартира № 15, куда неизвестный направил группу, принадлежала арестованному месяц назад инженеру: тот, кто готовил засаду, попросту снял с дверей печати. Адская машина установлена профессионально, но от дальнейших заключений эксперты пока отказались. В самой квартире никого не было…
— Так чего же вы молчали? — это уже не выдержал сам товарищ Фриновский.
— Я… мне это только что пришло в голову, извините… — Это была неправда — на самом деле Сергей носился с этой мыслью уже два дня. Понимаете… этот неизвестный позвонил по телефону. По внешнему номеру не через коммутатор. Этот номер знали только здесь, в Главном Управлении. При беседе со свидетелями сотрудники группы давали справочный телефон телефон коммутатора…
~ То есть… — не выдержал кто-то. — Значит, у Корфа… Или у кого-то из этой «Вандеи» есть агент в Главном Управлении?..
— Не обязательно у самого Корфа, — поспешил уточнить Пустельга. — Мы вообще не знаем, был ли Корф в тот день в Столице. Но те, кто готовил засаду, явно имели какую-то информацию отсюда. И возможно, они знали не только номер телефона…
По кабинету пронесся гул. Говорили негромко, но в тоне Сергей почувствовал явную враждебность. Еще бы! Он, без году неделя сотрудник Управления, обвиняет коллег в том, что среди них имеется вражеский агент?
— А может, все было как-то проще, товарищ Пустельга? — осторожно поинтересовался Фриновский. — В конце концов, мог проболтаться кто-то из группы Айзенберга. Девушке своей рассказать, например…
— Да, конечно. — Сергей поспешил дать задний ход. Он вдруг сообразил, что рассказывать о своих подозрениях на коллегии нельзя. Хотя бы потому, что вражеский агент мог преспокойно присутствовать о данный момент в этом самом кабинете.
— Я просто предположил. В любом случае мы не должны исключать подобную возможность…
— Предположил… — буркнул кто-то. — Думать надо, прежде чем языком чесать…
— Товарищ Пустельга абсолютно прав, — негромко произнес нарком, и шум разом стих. — Очищение аппарата от троцкистско-зиновьевских и прочих двурушников — наша важнейшая задача,
