Адо элек токани Зайни геро умифо. Тойно гале арита Велу рато тане фо.
Раньше, когда я совсем маленький был, я под нее сразу засыпал. Тогда и мама приходила чаще. Теперь я засыпаю сам, сразу, особенно если набегаюсь, но…
Как хорошо, что мама рядом! И жаль, ни о чем ее не спросишь. Ведь я подслушивал. А подслушивать - плохо!
И все равно - мама самая красивая. И самая лучшая! -* iii - Ну что, Диомед, собрался?
Я уже собрался. И собираться-то было нечего. Одежку - новый хитон и фарос - рабыни сами сложили, а все остальное…
Да зачем его брать - остальное?
– Ну, тогда пошли! И шляпу не забудь - от солнца.
Шляпа - широкополая, на самый нос налазит - и вправду нужна. Солнце горячее, наверное, там у себя наверху Гелиос весну с летом перепутал. Но это - ерунда, главное, мы едем!
В Лерну едем. Гидру смотреть.
Две повозки - одна с подарками, другая для слуг. И колесница - для папы. Я, конечно, должен ехать в повозке, но попрошусь к папе на колесницу. Хотя бы за городом. Ведь он обещал дать мне вожжи подержать!
– Отря-я-яд! Перебежками!.. Первая линия - копья вперед, вторая - подтянись! Луки-пращи- дротики!..
Это папа шутит. Значит - пора ехать. И еще значит, что у папы - очень хорошее настроение.
– Папа, а мы через Диркские ворота поедем?
– Через Диркские.
Через Диркские - это значит мимо провала Никостра-та, через который в Гадес попасть можно, мимо могилы Пеласга, того, что вначале изгнали, а потом обратно в Ар-гос пустили, мимо храма Деметры Печальной и храма Геры Анфии…
– А вожжи подержать дашь, папа?
– Вот за город выедем, подъедем к Ликон-горе, где храм Орфии…
Хейя-а-а!
Конечно, мы не за гидрой едем. Едем в гости. К дяде Гиппомедонту, тому, что в Лерне живет. То есть не в самой Лерне, а рядом, у моря. Так что зря я Капаниду завидовал. А едем потому, что дядя Гиппомедонт жертву должен принести в храме Афины Сантиды. Его дедушка этот храм построил и велел каждый год особые жертвы приносить. Вот дядя Гиппомедонт папу и позвал. И дядю Капанея позвал. И нас со Сфенелом.
Жалко только, он впервые об этой жертве вспомнил. Мог бы нас и в прошлом году пригласить. И в позапрошлом тоже!
Я называю дядю Гиппомедонта дядей, хотя он мне не дядя, а двоюродный дедушка, дедушке Адрасту брат - тоже двоюродный. Но он на дедушку не похож. Он еще не седой и не старый, поэтому он не дедушка, а дядя. А По-лидор, его сын, мне вроде бы как брат. Троюродный. Иначе он мне дядей считаться должен, а какой Полидор дядя? Только на два года меня старше!
Правда, и дедушка Адраст еще не очень старый и не очень седой. У него только виски белые. Но он уж точно - дедушка.
А гидру я все равно посмотрю!
Коц-коц-коц. Ток-ток-ток. Коц-коц-коц…
Это не я, это колесница так стучит.А когда камень под колесо попадет, то 'бух-бух'.
Колесницей править трудно. Даже если дорога ровная.А уж если под уклон… Правда, когда под уклон, папа сам вожжи берет.
– Спину ровнее, сынок. Ровнее! Не сжимайся - расслабься..И на дорогу смотри, на дорогу!
На дорогу смотреть трудно. И спину держать трудно.Вожжи тянут вперед, дергают, словно кони наши решили меня вниз скинуть… (Коц-коц-коц. Ток-ток-ток. Коц-коц-коц… Бух!) ~ А теперь - чуть дерни. Вверх-вниз! Вот так! Видишь, сразу быстрее пошли!Куда уж быстрее? Мы и так стрелой мчимся, словно нас из лука дяди Эгиалея выпустили. Посмотреть бы, где повозки, наверное, еще за Ликон-гору не повернули…
Нельзя! Вперед смотреть надо! А в глазах уже все мелькает, мелькает… (Коц-коц-коц. Ток-ток-ток. Коц-коц-коц…) - Ну, хватит! Меняемся. Ну что, сынок, тяжело? Я только вздыхаю. Как это папа может целый день ехать? Да так, что кони устают, а он - нет?
– Папа, а это боевая колесница? Папа смеется, треплет меня за волосы (а вожжи - в одной руке!).
– Нет, конечно. Обычная. Боевая - она тяжелая. Да и толку с нее мало.
– То есть как это? - поражаюсь я. - Воевать на колесницах надо!
Это я с детства знаю. Война - это когда царь (или ла-вагет, или, например, мой папа) садится на колесницу и едет искать врага. Враг тоже на колеснице, а вокруг - слуги с копьями. Они меж собой дерутся, а те, кто на колесницах, - между собой. На то и война.
– Колесницы - это древность, Диомед! Так еще до потопа сражались. Мы в Ахайе, честно говоря, и воевать-то толком не умеем. Да и что за войны? Там двух коров угнали, там амбар сожгли… Любой сотник из Баб-Или1 или Кеми разнесет всех наших героев - даже если мы объединимся…
Странно, кажется, папино хорошее настроение куда-то делось. Из-за чего? Из-за какого сотника из Баб-Или? …А я знаю, где этот Баб-Или! Мне дядя Эвмел на щите медном показал. Там все дяди бороды колечками завивают. И Кеми показал - а я запомнил. С первого раза! У них там все боги - со звериными головами, страшные! (Бух-бух-бух! Сразу три камня попались!) - Ты думаешь, сынок, чем воевать надо? Копьем? Мечом?
– Или палицей, - подхватываю я, вспомнив дядю Ка-панея. - А еще - секирой, лабрисом… (Лабрис - это топор такой, с двумя лезвиями. Критский) - Баб-Или (Врата Бога) - Вавилон.
Я его тоже у дяди Эвмела видел. Даже в руках держал.) -…и еще луком, как дядя Эгиалеи!
– Эх, ты! - Папина рука вновь ерошит мои волосы. - Головой воевать надо. Головой! Эх, если бы Адраст это понимал!..
Дедушка Адраст? А при чем здесь… (Коц-коц-коц. Ток-ток-ток. Бух-бух-бух-бух!) - Ну и дорога! Я бы здешнему басилею уши отрезал! Может, сынок, в повозку пересядешь?
Я соплю в ответ. Я что - маленький? То есть маленький, конечно. И в повозке не так трясет…
– Нет, папа, я с тобой до самой Лерны доеду. (Бух! Бух! Ай!) - Ну давай! А может, еще ходу прибавим? Хорошо, что папа шутит! А интересно, почему это он о»йне заговорил? Папа не любит о войне разговаривать!
– Славную петь начинаю Сантиду-Афину, С хитро искусным умом, светлоокую, с сердцем немягким, Деву достойную, градов защитницу, полную мощи, Тритогенею. Родил ее сам многомудрый Кронион…
Жрец думает, что его слушают. А его никто не слушает. Даже разговаривают. И папа разговаривает, и дядя Гип-помедонт, и дядя Капаней, и дядя Полиник… …Он тоже к дяде Гиппомедонту приехал. И Ферсандра привез. И не только он - дядя Мекистий тоже здесь. И Эв-риал, его сын, тоже приехал.
Дядя Мекистий очень похож на дядю Эгиалея. Такой Же длинноногий. А Эвриал - коричневый. Это он в маму. Его мама - коричневая. Ее из-за моря привезли.
Правда, папа говорит, что не 'коричневая', а 'смуглая'. А по-моему, все равно - коричневая.
– Микены? С Эврисфеем лучше не разговаривать… - Атрей, лис старый, не захочет… - Через Кофрея. Он там фсем крутит, таром что глашатай!.. -…Из головы он священной родил ее, в полных доспехах, Золотом ярко сверкавших. При виде ее изумленье Всех охватило бессмертных…
Интересно, Сантида не обидится? Наверное, нет, ведь жертву ей принесли, и еще какую! Быка, телку, трех баранов. И вина - пифос целый. До сих пор запах стоит.
