тот оттуда…' - В их мятежной свалке носимся мы с кораблем смоленым! - весело откликнулся знакомый голос.
Я оглянулся. Тот, кто называл себя Эринием-изгнанникем, бродячим певцом, стоял рядом. В таком же точно фаросе, с тяжелой сумкой для кифары, в старых сандалиях.
– Радуйся, аэд Оторванная Рука, - вздохнул я. - Радуйся!
Мы стояли рядом, волны мчались навстречу, а ветер толкал в спину, гоня чернобокий корабль прочь от исчезнувшей за лиловой далью земли.
– Кажется, мне следует сказать спасибо, - наконец усмехнулся я. - И даже жертву принести?
– Кажется, - согласился он, но уже без улыбки. - Хотя мы с тобой… кажется… не очень любим друг друга, племянник! Один раз ты чуть не заклял меня. Помнишь, возле Калидона?
– Помню, - я внимательно поглядел на его бесстрастное, вечно юное лицо, на тяжелую кифару, выглядывающую из потертой сумки. На миг почудилось - только почудилось! - будто нестойкое лживое марево исчезло, и вместо аэда в грязном фаросе передо мною беззвучно вырос смерч - огромный, темный, попирающий волны, тянущийся к самым небесам…
Почудилось?
– Помню! И Плеворнское поле помню, и харчевню на микенской границе. Хорошо поешь, аэд! А песни подбираешь еще лучше!
– Подбираю? - удивился он. - Не обижай меня, племянник! Я их сочиняю, и, говорят, неплохо сочиняю. Рассказывают, что и кифару я придумал. Может, и правда, как считаешь?
– Тебе виднее, Психопомп!
– Можешь называть меня как и раньше - Ворюгой! - рассмеялся он. - Не обижусь! Когда-то друзья называли меня Пустышкой. Мне нравилось!
Я вновь оглянулся. Странное дело, никто на корабле не слышал нашего разговора. Впрочем, такое ли уж странное?
– У тебя были друзья, Пустышка? Друзья среди нас, людей? Это было что, в Золотом Веке?
Словно тень упала на ЕГО лицо. Словно где-то рядом неслышно прошелестело черное крыло Таната.
– Совсем недавно, племянник… Страшно дружить с людьми! Они уходят - навсегда. Их жалеешь… Но тебя, кажется, не нужно жалеть, Диомед?
– Меня - не нужно! - оскалился я. - И своим передай, всем ИМ - не нужно! Понял?
– Ты поклялся, знаю, - негромко ответил ОН. - Поклялся кровью. А я спас твою жизнь этой ночью! МНЕ не приказывали - просто спас. Ты не прав, когда судишь о НАС. МЫ и вы, люди, одно целое. МЫ - не людоеды, пойми! НАМ нужна ваша вера, ваша искренность, ваша кровь - да, кровь! Но МЫ создали этот мир, этот Номос, МЫ и есть мир! МЫ сделали вас людьми! Не творили, да! Но без НАС вы, люди, были бы хуже зверей…
Я не стал отвечать. С НИМИ трудно спорить. Но к чему спорить, все и так понятно!
– Не понятно! - отрезал он, и я невольно вздрогнул. - Ты винишь НАС за эту войну, Диомед! Но ведь вы, люди, хотели ее больше нашего! Да неужели ты думаешь, что у НАС не было другого способа истребить таких, как ты, полубогов?
– Недобогов! - перебил я. - Уродов с отравленной кровью! Что, больно смотреть на свой грех? - Вот ты как! - присвистнул он. - Грех! А разве твоя мать не любила Тидея Непрощенного? А разве тогда, на лесной поляне в Аркадии, ты думал о грехе? Мы слишком похожи, МЫ и вы…
И вновь я не стал отвечать. Да, похожи! Мы слишком похожи…
– Вы, люди, не стадо, а МЫ - не пастухи с ножами. МЫ - пастыри. И сейчас МЫ показываем вам дорогу в новый мир, в новый Номос. Не только для вас, но и для ваших правнуков - на века, на тысячелетия. Потомки, те, кто увидит солнце через столетия, будут считать вас героями - великими, величайшими! Что тебе еще нужно, Диомед? Выжить? Ты знаешь - выживают, побеждая. Победишь - и пойдешь дальше! Хоть к Океану, хоть на край Земли, хоть в Космос! Дорога начинается с первого шага, сделай его!
Он замолчал, усмехнулся, поглядел вверх, на сверкающий Лик Гелиоса.
– Разыгрался старик сегодня… Я не убедил тебя, племянник?
– Не знаю, - задумался я. - Не знаю… Нет…
– И все-таки подумай! А мне пора. Мой долг выполнен, я проводил тебя, как и полагается Покровителю Пу-Евй…
– Погоди! - встрепенулся я. - Тот человек, Эрикний… Кем он был?
И вновь показалось, что крыло Таната прошелестело совсем рядом.
– Его звали иначе, - медленно проговорил Психопомп. - Он из Беотии, поэтому ему было очень трудно (скрывать акцент… Несколько лет назад его сестру, она была совсем еще ребенком, изнасиловал один молодой, опьяненный победой воин. Не знаешь, кто это был, Диомед? В глаза плеснула тьма. Воздух в горле показался камнем.
А я еще говорил о грехе!
– Она… - Слова рождались с трудом, застревали во рту. - С нею… что?
– Узнай сам, если хочешь, - донеслось из черной дали. - Как и то, кто посылает к тебе убийц, кто открыл ворота врагу, кто уже много лет мечтает отправить тебя к моему дядюшке Гадесу. На войне как на войне, племянник.Сражайся!
Я очнулся, глубоко вдохнул соленый воздух, повернул голову…
Никого не было рядом! Никого… - До встречи! - Голос звучал тихо, словно шелест ветра. - А на прощанье - маленький подарок. Две строчки, их еще не спели, их пропоют только через много веков, но они как раз о тебе!..
Негромко зазвучали струны, голос кифары сливался с шумом волн…
– В остром копье у меня замешен мой хлеб. И в копье же Из-под Исмара вино. Пью, опершись на копье!
Нос 'Калидона' внезапно рухнул вниз, в соленую пучину, тысячи брызг ударили в лицо… Пусть так! Я, Диомед Копьеносец, изгнанник, чужак, наемник на троне. Пусть!
Чернобокий корабль мчался вперед, к неведомому вражьему берегу, весла раз за разом взлетали к солнцу, ветер надувал белый парус с пурпурной каймой…
Пусть будет так! Я - это я!
Весла вновь ударили в неровную хлябь, врезались в лиловую воду, рассекая морскую плоть.
Эй-а! Эй-а!
– Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется: эй-а! К Трое надменной плывем; так воскликнем же громкое: эй-а! Вызов бросаем врагу, пусть он слышит победное: эй-а! Азии берег, ты рядом уже. Мы, Эллада, идем! Жди нас! Эй-а!
Эй-а, море! Эй-а, боги! Я здесь! Я, Диомед сын Тидея!..
В остром копье у меня замешен мой хлеб. И в копье же из-под Исмара вино. Пью, опершись на копье!
