кто все это придумал. Война не ждет! Бедняга Любимчик, зря старался. Хотя… Почему зря? Мы тут воюем, он гуляет. Завидно! Ага, тут еще что-то!
'Ты не представляешь, Диомед! Елена постарела даже смотреть страшно…' Елена!..
…На месте храма - черная плешь. Все выжгла ненависть, ничего не оставила! Ни стен, ни крыши, ни золотого кумира. Даже камни фундамента вывернуты, в сторону отброшены. А сквозь пепел уже трава молодая пробилась.
Забвение!
Нет больше нашей богини, нет Елены Прекрасной! Где-то далеко, за морем, стареет женщина, слишком долго бывшая молодой…
'Знаешь, хочу быть старой Хочу сидеть у очага, и чтобы рядом возились внуки… Плохо быть бессмертной! И вечно молодой - плохо…' Неужели ты хотела этого, Прекрасная? Грибница срезана, ты уже не бессмертна, но доведется ли тебе нянчить внуков, когда на месте Трои останется такая же черная гарь?
Я отвернулся. Пуста Глубокая! Вечер. Словно в детстве, когда мы гуляли с Капанидом и Ферсандром, нас звали домой ужинать и я рассказывал папе об очередной славной победе над злыми пеласгами. 'Феласгами' - как говорил маленький Полиникид…
Сегодня я один. Ферсандр Полиникид собирает своих Серебряных Палиц на войну, Сфенел еще не вернулся из Тиринфа - тоже войска собирает. А я… А я попросту сбежал. Сюда, на Глубокую, в страну детства, к нашему пустому дому с заколоченными окнами, к опустевшему дому дяди Капанея, к черной проплешине на месте храма Елены…
Вверх, вверх, от Трезенских ворот, к храму Афины Трубы, не спеша, никуда не торопясь…
Хорошо, что вечер, хорошо, что пусто. Днем по улицам не пройти - добрые аргивяне проходу не дают. Полюбился им чужак - этолиец! Души не чают! …Медный дом, чуть дальше - Царский, дом дяди Эгиа- лея. И там пусто! Словно я на Поле Камней, где нет живых, где только тени. Опустело наше царство- государство - навсегда. Навсегда…
Я посмотрел вверх, на темнеющее небо, на уходящее за черепичные крыши солнце, и внезапно пожалел, что пришел сюда. Поле Камней! И я - последний. Надо возвращаться в Лариссу, за высокие стены, к нелюбимой женщине. Там я тоже не дома, тоже чужак. Чужак, которого позвали, предали, а теперь полюбили…
Я усмехнулся, поддал ногой камешек, покачал головой. Полюбили! Да ни Гадеса меня не полюбили! Я снова нужен, как тогда, после смерти дяди Эгиалея. Наемника зовут воевать. Далеко - за море. Наемник скоро уйдет. Я уйду…
Уйду! Так стоит ли возвращаться?
Странная, дикая мысль заставила остановиться, замереть на месте. Что за чушь! Здесь - мой дом, мое царство…
Мой дом? Мое царство?
Я вновь усмехнулся, но уже горько, одними губами. Вот оно, мое царство - черная обугленная плешь, оплавленные камни…
Хватит!
Я поднял взгляд и понял, что улица кончилась. Серые ступени, плоская черепичная крыша, приземистые колонны. Храм Афины Сальпинги Победоносной - Афины Трубы.
Радуйся, мама! Хорошо, что ТЫ есть…
Я взбежал по ступеням, прикоснулся к теплому старому камню…
– Ванакт!
Гетайры! Налетели, окружили со всех сторон.
– Держи! Держи! Вот он!
А я даже не успел испугаться…
– Подобраться хотел, понимаешь! - Фремонид Одноглазый презрительно сощурился, оттолкнул ногой лежавший на земле кинжал. - Думал, ванакт, один ты тут!
Да, я не один. Поэтому еще жив.
– Где он?
Гетайры расступились. Тот, кто так и не успел вонзить мне в сердце хеттийскую бронзу, лежал на ступенях, широко раскинув руки. Пальцы еще жили, цепляли воздух, словно пытаясь ухватить что-то невидимое, уходящее навсегда. Жили - но из пустых глазниц, равнодушных, холодных, на меня уже смотрел Танат Жестокосердный…
Эгейское море (Просоапп1)
Эй-а, море!
Черный смоленый нос 'Калидона' рассекал волны. Серые чайки носились над палубой, а над мачтой, над огромным белым парусом с пурпурной каймой, горел золотой лик Гелиоса. Бог был в силе - день выдался жарким, и даже морской ветер едва мог смягчить льющийся с небес огонь.
Эй-а, море! Я здесь!
Берег скрылся вдали. Только море - бесконечное, бездонное, рассеченное острыми гребешками волн. Лиловая вода - белая пена…
Раньше я боялся тебя, море! Теперь - не боюсь. Принимай гостя! Эй-а!
Весла раз за разом опускаются вглубь, под белую пену, под лиловую воду. Опускаются, вновь взлетают к золотому сиянию Гиперионида. 'Эй-а!' - поют гребцы. 'Эй-а!' - шепчу я в ответ.
– Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется: эй-а! Моря бескрайнего бог, улыбаясь безоблачным ликом, Гладь широко распростер, успокоив неистовство бури, И, усмиренные, спят неспокойно тяжелые волны.
– Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется: эй-а!
Я смеюсь: ну и песня! Какое же эхо в море? Этой нимфе нечего делать среди белых гребешков. Она осталась там, в Аркадских лесах, средь Калидонских гор. Хайре, Эхо, когда-нибудь встретимся!
Просодии - гимн, исполняемый в дороге.
– Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется: эй-а! Пусть заскользит, встрепенувшись, корабль под ударами весел. Море смеется само и в согласии с небом дарует Нам дуновенье ветров, чтоб наполнить стремительный парус.
– Эй-а, гребцы! Пусть эхо в ответ нам откликнется: эй-а!
Море смеется… А хорошо сказано! Черный нос рассекает волны, соленый ветер наполняет тяжелый парус, берег уже далеко…
Прощай, Аргос! Прощай, Эллада!
Хайре!
Поле Камней, я оставляю тебя! Прощай, папа, прощай, дядя Эгиалей, прощай Великий Геракл, прощай Амик-ла! Вы все равно будете со мной, вам нечего делать там, среди призраков! И остальные - друзья и враги - прощайте!
Хайре!
И ты, Эриний, аэд-пьяница в шитом серебром фаросе, прощай! Не с добром ты искал меня, но все равно - прощай! …Его труп нашли на рассвете - возле лагерного частокола, чуть присыпанный серым морским песком. Эри-ния узнали с трудом - по плащу и по разбитой кифаре. Аэд был мертв, и мертв давно, не день и не два. Тление исказило черты, а неспокойная душа уже прошла свой последний путь к асфоделевым лугам. Острый хеттийский кинжал - такой же, как я нашел на берегу, торчал из груди.
Значит, не ты, Эриний, пел мне про буйную дурь ветров? Не ты рассказывал о хитростях своего ремесла? Да ты и не стал бы этого делать, ты пришел ради совсем иного…
Кто же тогда?
Я оглянулся, пытаясь за лиловой далью разглядеть черную полоску исчезающего берега. Поздно! Все уже позади!
'Пойми, кто может, буйную дурь ветров! - одними губами прошептал я. - Валы катятся - этот отсюда,
