'...обойдемся без хитрых математиков, строптивых астрономов, безбожных лекарей'.
- Я осознал свои заблуждения и отрешился от звезд, математики, врачевания и прочих бесовских наук и сделался вполне богобоязненным правоверным. Так что,- смиренно произнес Омар,- помолиться за болящих я могу, но больше ничем пособить не сумею.
- Сто динаров и три фельса! - вскричал свирепый Ораз.- Мы, бедные, мчались напрямик, сломя голову, по горам и степям. Сколько лошадей пришлось сменить. А ты... Визирь с меня шкуру снимет. Хоть силой, да увезу.
- Попробуй! А ну, покажи бумагу.
- Какую бумагу?
- Вот такую. Хватит делать из нас дураков.- Омар встал, злорадно достал из облезлого сундучка свиток с восковой печатью на шелковом шнурке.- Видишь? Это приговор суда святых шейхов. Послушай, что тут говорится:
'Отныне и навсегда,- навсегда, чуешь? - означенный шейх Абуль-Фатх Омар, сын Ибрахима, изгоняется из Исфахана'. Значит, в столице я - вне закона, любой правоверный может напасть и зарезать. Есть у тебя новый приговор, отменяющий старый? Нет? И проваливай. Привезешь бумагу с печатью - поеду.
У Ораза губы дрожат, сверкают глаза. Убить готов.
- Закон есть закон,- пожал плечами Омар.
- Правильно! - хрипло рассмеялся туркмен. И махнул рукой.- Никто их не тянул за язык. Но ведь... царевичи все перемрут, пока я... доскачу до столицы, пока законники соберутся и вынесут новое решение... пока я вернусь, и мы поедем...
Омар - постным, назидательно-ханжеским голосом:
- И жизнь, и смерть - от аллаха. Не так ли, почтенный?
***
'Я, вступая в сословие врачевателей, торжественно клянусь...'
- Чего вы пристали ко мне? - вскричал Омар, когда через несколько дней к нему нагрянул... сам визирь Изз аль-Мульк.- Законов не нарушаю, подати плачу, долги, хоть и не сразу, возвращаю, честно зарабатываю на хлеб, чего еще надо вам от меня; оставьте в покое!
- Законов не нарушаешь? - Изз аль-Мульк, усталый с дороги, откинул с глаз башлык, который надел, чтобы его не узнали. В Нпшапур он явился тайно, по неотложному делу, и не хотел никаких торжественных встреч.- Мне доложили: в мечеть не ходишь, пьешь вино.
- Ячменную водку,- поправил Омар.- Ты затем и приехал, чтобы мне это сказать? Милейший! Я уже без малого тридцать лет не хожу в мечеть и пью вино. И ничего со мной не стряслось. И еще тридцать лет не буду ходить - и буду пить. Но ты не бойся: пьяный поэт - совсем не то, wo пьяный погонщик ослов или накурившийся хашишу богослов.
'Нет, он неисправим,- думал с досадой Изз аль-Мульк, неуклюже располагаясь в пустой холодной гостиной.- Это сумасшедший. С такими речами...'
- Ты недалеко уйдешь в этом мире,- сказал он вслух.
- Этот мир не един! У тебя - свой мир, у меня - свой. В своем-то мире... я ушел уже так далеко, куда тебе никогда не дойти. И откуда я сам не знаю, как выбраться. Так-то мне там хорошо.
- Ну, как знаешь.- Визирю, принимавшему все за чистую монету, и невдомек, с его-то низким лбом, что такой человек, как Омар, в силу язвительности характера, не может обойтись без заострений и преувеличений.- Я не затем приехал, чтоб спорить с тобой.
- А зачем ты приехал, милейший? Может быть, ты привез вознаграждение за 'Наврузнамэ'? Хорошо бы! А то видишь,- Омар указал визирю на его приближенных, уныло топтавшихся по холодному голому дому,- мне гостей даже некуда посадить и угостить их нечем.
- Ничего, мы сейчас назад,- глухо сказал смутившийся визирь.- А за 'Наврузнамэ'... в те дни не было денег в казне.
- Не была денег! Куда же они девались? Горы золота.
Как она дальше звучит, та глупейшая клятва?
'Все знания и силы... здоровью человека, лечению и предупреждению заболеваний.- Примерно так.- Ничем не помрачать честь... трудиться, где это нужно...'
- Ты поедешь сейчас со мной в Исфахан,- объявил визирь.- Вот указ: решение суда отменено. Собирайся.
- И не подумаю! - (Лучше бы вам не связываться с нами. Жалко вы будете выглядеть, если мы начнем крыть вас вашим же оружием).-Я такой знаешь: если меня выставили из дома, где я чем-то не угодил хозяину, я в этот дом больше не полезу, пусть хоть горит.
'Быть всегда готовым оказать должную помощь, заботливо относиться к больному, хранить врачебную тайну...'
- Собирайся! - гневно крикнул визирь.
Именно в таких горячих случаях правители, не обладающие логикой и припертые к стене, бросают на плаху тех, кого не могут одолеть умом.
Но Изз аль-Мульк все-таки сын великого Низама аль-Мулька:
- Там дети кричат в огне!
Эх, если б не клятва...
- Если я не сумею их вылечить, меня не казнят за неумение? И если сумею, не обвинят в колдовстве?
- Боишься?- Визирь знает, чем уязвить Омара Хайяма.
Он думает, что знает. Ничего он не знает.
- Нет, просто любопытно. Ведь в этой стране что ни сделай - все худо. Лучше ничего не делать.
Воины из охраны визиря, не утерпев, разожгли во дворе, очищенном от снега, большой костер.
- Мои последние дрова,- проворчал недовольный Омар. - Грабители.
Двор наполнился дымом, и дым поплыл над соседними дворами. Кто-то из соседей сунулся было узнать, что тут происходит, но Ораз, слонявшийся у ворот, обрушил на него такой 'грох в горох', что бедняга бежал, не оглядьпзаясь, до самого базара.
