Она ему душу истерзала с первых же лет его жизни. Но волосы рвать, руки себе кусать... Нет, наврал, должно быть, соседский мальчишка, ушедший вместо него на рыбалку. Ужалил, змееныш,- и уполз. Жаль, Омар не дал ему по шее.
***
У ворот их большого двора он увидел толпу соседей. Они злорадно шептались. С его появлением скорбно умолкли. Как на похоронах. Морозная дрожь хлынула от крестца вверх по спине Омара. Сестренка ревела у когото на руках. Год назад у него появилась сестра, и по настоянию Омара ей дали имя Голе- Мохтар. Девочка рванулась к нему. Омар схватил ее, прижал к груди, двинулся, шатаясь, к дому.
- Несчастный! Где пропадал? Видно, и впрямь ты сделался бродягой.- Мать, желтая, растрепанная, в кровоподтеках, в глубоких царапинах на носу и щеках,- будто вот сейчас ее истязала толпа за воротами,- встретила сына темным отрешенным взглядом.- Ступай к отцу, он в мастерской. Дочка, иди ко мне. Иди, детка, не бойся. Ну? Я уже успокоилась...
Двор загажен конским навозом, засыпан клочьями сена. Такого у них никогда не бывало. Хорасанцы - народ чистоплотный. Ибрахим, увидев сына, встал, заковылял навстречу, припал, несмело всхлипывая, к его плечу.
- Отец! Что случилось?
Ибрахим пугливо оглянулся на работников, молча толпившихся под навесом.
- Ох, сын мой! Аллах наказал нас за нашу греховность. Мастерскую... берут в икту.
Омар знает: икта - пожалование, которое то или иное лицо получает от властей за свои заслуги перед ними. Обычно в икту отдают посевную землю, и владелец ее - иктадар взимает с крестьян в свою пользу подать деньгами и продовольствием, которую прежде община вносила в царскую казну. Но в икту передаются также и доходы с разных заведений, торговых и ремесленных: с бань, мельниц, с лавок на базаре, караван-сараев, мастерских и даже - с целых городов и областей. Смотря по заслугам.
- Ну и что? - удивился Омар.- Из-за этого столько шума? Не все ли равно, кому платить законный налог - государству или иктадару. Так и так платить.
- Нет, сын мой, не все равно.- Ибрахим, весь в слезах, покачал головой.- В жизни нашей не все делается так, как указано в мудрых законах. Уплатив государству положенную подать, ты спокоен: оно не тронет тебя до следующего года. Если, конечно,- он оглянулся,- у власти добрый правитель, а не безу... кхм... не бич божий вроде покойного Махмуда Газнийского,- мир его праху. Иктадар же... ведь он,- Ибрахим оглянулся в страхе,- он... своеволен. Наш иктадар - важный сельджукский начальник. Как его? Рыс... Рысбек, да смягчит аллах его жестокое сердце! Явился утром с целой ордой конных головоре... храбрых воинов. Господи, помилуй! Плетью меня отхлестал. И сразу требует: 'Освободите дом'. Мол, старуху-мать свою хочет в нем поселить и прочих родичей, коим не терпится в городе жить. А мы вчетвером будем ютиться в чулане при мастерской.
Омар закусил губы. Вот как. Будь ты хоть трижды учен, как Сократ, Платон и Аристотель, вместе взятые, не только знай все о звездах - сто раз побывай на них, все равно какой-то грязный невежда, который не может отличить Вегу от сверкающей сопли у себя под носом, имеет право с громом вломиться к тебе и выгнать из дому.
- О аллах! - вздохнул Ибрахим.- Еще он велит приготовить назавтра, к утру, тысячу золотых. Где я их возьму? Я кто - богатый торгаш или князь? Пятьсот динаров, даст бог, наскребу, а тысячу - нет, не сумею. Пусть рубит голову,- если на то будет божье соизволение. Ничего не поделаешь, сын мой. Надо терпеть. Судьба.
- Может, плаху еще приготовишь, на которой тебе голову будут рубить?- возмутился Омар его трусостью, скотской покорностью.
- И топор заблаговременно наточишь?
- У них топоры свои...
- Иди к городскому правителю! Пусть окажет помощь.
- Ходил уже, сын мой, ходил! - Мастер в ужасе за- катил глаза. Словно взглянул на петлю над собою.- По его-то наущению главный судья и назвал сельджуку мое заведение. У Рысбека грамота с печатью султана. Вот и вписали нас в эту проклятую грамоту. Что делает люд- ская зависть.
- На сколько лет?
- На десять...
Да, дело плохо. Тут не то что волосы рвать, платье драть - от обиды грудь раздерешь до сердца! Икта - пожалование временное, и жадный иктадар, пока у него власть, постарается выжать из мастерской сколько сумеет. И выжимать он будет всеми способами. За десять лет, видит бог, он дотла разорит доходное заведение и загонит семейство Ибрахима в могилу.
Омар уныло огляделся. В глазах работников - сумрак. Ибрахим, конечно, хозяин прижимистый, но все же он - свой. Он лучше, чем чужак, свирепый сельджук, который теперь не оставит их в покое.
- А где... Ферузэ?- встревожился Омар, не увидев ее среди них.
- Увел, увел иктадар!- Ибрахим махнул рукой. Только первый день, и уже началось...
- Да? - Какой-то не свой, писклявый голосок. Ноги Омара сделались ватными. Он, внезапно ослабевший; схватился за опорный столб навеса и криво сполз под него, попутно ударившись головой о тупой сук. С разбитого затылка на шею заструилась кровь. Началось? С исчезновением Ферузэ для него что-то кончилось.
- Сын мой,- хмуро сказал Ибрахим.- Немало средств я потратил на твое учение. Теперь ты сам должен себе помочь. Себе и мне. Не пора ли подумать о службе?
Омар - о своем:
- Как же мы все уместимся в чулане? - Сколько раз он бывал в нем с Ферузэ? Нет, он не сможет там жить.
- В чулане, конечно, не жизнь! - подхватил Ибрахим.- Мать ворчит, сестра пищит. Где уж тут читать и писать. Вот что! Переселяйся в келью при медресе. Я тебя не гоню, не подумай, но там тебе будет удобнее. Дам чуточку денег, внесешь плату вперед за полгода,- и живи себе на здоровье. Но нас не забывай. А? Согласен?
Да, конечно, Ибрахим его не гонит. Но юноше обидно, что отец так легко расстается с ним. И в то же время заманчиво жить одному, начать свой особый путь, как птенцу перед тем, как слететь с гнезда: и страшно, и хочется крылья скорее расправить. Впереди - весь мир.
- Спасибо! - Омар прослезился.- Согласен. Это будет хорошо. Но и ты не подумай, что я рад от вас убежать, покинуть в беде.
- Эх, сынок! Я все понимаю. Я что такое? Палаточник, бедный и темный. Таких, как я,- тьма на свете. А ты человек, отмеченный богом. Ты другой. Не как все. Я вижу. Не будь этой беды, я вывел бы тебя к твоим звездам. Но теперь...
Только выйдя на улицу, он вполне осознал, какое страшное несчастье их постигло. Оно оглушило его. По дороге, припомнив, Омар произнес с полынной душевной горечью:
На мир изменчивый питать надежды -
