Он повторил адрес, закрыл за неаполитанцем дверь, подхватил судки и медленно начал подниматься по лестнице. Честно говоря, ему уже давно хотелось вновь очутиться в прокуренной комнате нотариальной конторы в предместье Парижа. Там все такое родное и знакомое, а тут чужая страна, чужие люди вокруг и сам сидишь, как на пороховой бочке с зажженным фитилем. Увеселительной прогулки не получилось! Надо признать это прямо и бесповоротно. Когда Мирадор предложил подготовить и совершить похищение племянницы богатого итальянского маркиза и присовокупил, что этого хочет сам глава «Перламутровых рыб» — особа крайне таинственная, но несомненно могущественная, первой реакцией Эммануэля было восклицание:
— Да он с ума сошел!
Но Мирадор сумел убедить, что нет никакой опасности, просто предстоит чуть ли не увеселительная прогулка. Поначалу почти так и было, но тогда же начались сбои, и к чему они привели — ясно без слов. А тут еще старик закатывает глаза. Что делать, если он умрет? Как объясняться с властями, с Робертом, наконец! Ведь он перебьет всех!
Нотариус поставил судки на стол в гостиной и прошел в смежную комнату. Мирадор сидел у постели слепого. В ответ на его вопросительный взгляд Эммануэль утвердительно кивнул и поглядел на старика. Тот дышал тяжело, под глазами залегли тени.
Вскоре пришел доктор — мужчина лет тридцати с внешностью героя-любовника. Мирадор подумал, что он наверняка первый донжуан Модены и ему не до практикования больных, но врач оказался опытным и знающим.
— Что с ним? — когда закончился осмотр больного, спросил Фиш.
— Старость. — Доктор беспомощно развел руками. — Старость, синьоры, а от нее нет никаких лекарств!
— Вы можете его хоть как-то поддержать? — сухо поинтересовался Мирадор.
— Мне не нравится его сердце, — серьезно ответил врач. — Он выглядит утомленным и, по всей вероятности, мало бывает на воздухе. Я понимаю все сложности — слепота и прочее, — но воздух необходим. Нужен покой, лежать, не волноваться и больше свежего воздуха. Я пропишу капли.
— Сколько лежать? — уточнил Мирадор.
— Думаю, недели две, — выписывая рецепт, откликнулся доктор. — Если случится ухудшение, немедленно посылайте за мной, в любое время.
Фиш ловко сунул в руку доктора еще один золотой, а мрачный неаполитанец пошел проводить его и запереть дверь на все засовы. Эммануэль вздохнул с некоторым облегчением: по крайней мере, старик не умирает.
— Что будем делать? — Мирадор вернул его к суровой действительности.
— Ну, — нерешительно начал нотариус. — Откроем окно, дадим ему капли, пусть полежит немного. Хотя он и так все время лежит.
— Я не о том, — четко разделяя слова, отчеканил Мирадор. — Роберт в крепости, старик заболел, нас всего трое, и мы не можем вырваться из Модены!
— В конце концов, можно плюнуть на Роберта, — пустил пробный шар Фиш, — и уехать без него.
— Все можно, — разозлился Мирадор. — Лишь бы вырваться из заколдованного круга. О, как бы я хотел уплыть на корабле… В общем, думай, правовая крыса!
Он схватил Эммануэля за лацкан сюртука и с неожиданной силой встряхнул, да так, что у нотариуса лязгнули зубы. Отшвырнув Фиша как ненужную тряпку, Мирадор завалился на диван, закинул ноги на край стола раскурил сигару и уставился в потолок.
«Расхлебывать дерьмо, как всегда, приглашают меня», — поправляя сюртук, невесело подумал нотариус. Но что оставалось делать: люди, вольно или невольно собравшиеся под крышей дома над обрывом, оказались связанными одной веревкой…
Сегодня очередь дежурить в комнате старика выпала Фишу, поэтому Титто чувствовал себя свободнее. Он ждал, не появится ли вновь незнакомец в широкополой шляпе, но тот как сквозь землю провалился, хотя неаполитанец еще трижды выходил на улицу: за врачом, в аптеку и за ужином. Ну, нет его и ладно, лишь бы пришел на встречу в развалинах.
Ночь Титто предстояло провести на топчане под лестницей у парадного входа — Мирадор и Фиш не на шутку опасались нападения. Когда стемнело, неаполитанец спустился вниз, растянулся на топчане и задул свечу. Только бы французы не вздумали играть в карты, не то могут продуться чуть не до утра. Но и у них усталость взяла свое: вскоре дом погрузился в тишину и все успокоилось. На всякий случай итальянец выждал некоторое время, потом поднялся, взял туфли под мышку и в одних чулках поднялся наверх.
Мирадор спал в гостиной на диване, завалившись прямо в одежде. Из комнаты старика доносилось похрапывание толстяка. Титто потихоньку прошел по коридору, спустился на второй этаж, открыл дверь комнаты, окно которой выходило на улицу, и распахнул рамы. Спуститься для него не составляло труда. Внизу он обулся, проверил, удобно ли пристроена за поясом наваха, и решительно направился на окраину к развалинам древних римских терм.
До полуночи еще далеко, но лучше прийти на место заранее и занять выгодную позицию: хуже, если тебя уже ждут и ты принужден принимать правила чужой игры: тогда значительно больше сил уходит, чтобы попытаться навязать свою. Лучше лишний раз не искушать Судьбу и, потеряв время, выиграть в сохранении силы. Титто твердо сказал себе: ты должен убить его, чтобы спасти свою жизнь!
Дорогой неаполитанец думал о доме над обрывом. Даже он, не говоря уже о толстяке или Мирадоре, чувствовал себя в нем неуютно: три этажа, два десятка комнат и разных помещений, и большинство из них пустовало. А еще мансарда, заваленная всяким хламом, — крыша за день так раскалялась под солнцем, что там, на мансарде, становилось нечем дышать. Конечно, можно убрать хлам и привести все в порядок, но кто этим станет заниматься? Скорее всего французы присмотрели этот дом в расчете на большее число людей. Троих уже нет: Шарля пристрелили, девчонка сбежала, англичанина арестовали. Интересно знать, за что сажают в тюрьму таких важных господ, но разве скажут правду тот же Фиш или Мирадор? Да, еще были генуэзцы. После неудачи Шарля с повторным похищением они быстренько смотались. Вот и получается, что в этом доме должны жить не четверо, а примерно десяток людей. Тогда он в самый раз, а то еще пришлось бы и расчистить мансарду. А сейчас все окна первого этажа Мирадор приказал наглухо заколотить и лично проверил исполнение приказа. На втором этаже тоже практически никто не бывал — так, от случая к случаю, и окна там тоже почти все забиты. Жизнь теплилась лишь на третьем. Именно теплилась, как готовый потухнуть слабый огонек свечи на ветру. Французы постоянно торчали в гостиной, превращенной ими и в спальню, и в столовую. В смежной комнате заключен слепой старик, остальные две комнаты использовались время от времени, смотря по настроению толстяка и Мирадора.
Долго еще они намерены торчать в Модене? Титто обешали посадить в Генуе на корабль и потом высадить либо в Марселе, либо в Испании. Однако вместо этого он вынужден шляться с французами и слепцом по городам Северной Италии, что далеко не безопасно — неаполитанская каморра может оказаться значительно ближе, чем кажется. Мирадор как-то показал ему карту Апеннинского полуострова и даже подсчитал, сколько миль отделяет их от города у подножия Везувия. Но карты — одно, а тайные общества и реальная жизнь — совсем другое. Уж кто-кто, а Титто прекрасно знал: мили, горы и реки ничего не значили, если одна из «семей» приговорила тебя к смерти! Вот и появилась первая ласточка в виде патлатого иностранца в широкополой шляпе. Только зазевайся — и финита ля комедия.
Незаметно он добрался до окраины. Развалины римских терм лежали чуть правее дороги, а позади тепло мерцали огоньки Модены. Спрятавшись в тени густого куста, Титто присел на корточки и внимательно осмотрелся, заглядывая снизу вверх, чтобы увидеть более темные силуэты на фоне неба. Ничего не заметив, он весь обратился в слух. Где-то далеко, наверное, в деревне на склоне горы, орал голодный осел, шуршали листья на кронах деревьев, надоедливо стрекотали цикады, несколько раз тревожно вскрикнула птица, и опять — лишь треск цикад и шелест листьев под легким ветерком.
Дождавшись, пока тучка закрыла луну, Титто быстро перебежал через дорогу и снова затаился. Кажется, за ним никто не следил? Но лишний раз проверить никогда не мешало — охота за человеком требовала значительно большего терпения, чем охота за любым, самым опасным и осторожным зверем. И
