— Пять. Одного сразу подстрелили, троих срубали, еще один кончается: грудь пробита. Да поручик еще. Двое ранено.
— Шесть убитых, — подвел итог капитан. — А этих, разбойничков?
— Тридцать семь было, а с теми, — хорунжий показал плетью на старика и мужчину, — тридцать девять.
— Почти без потерь. — Федор Андреевич попытался встать, но не смог.
— Сиди уж. — Матвей Иванович зло сплюнул набившуюся в рот пыль. — Это у вас там, в петербургских академиях, так потери считают. А у меня казаки с одной станицы! Понял?! Как я дитям ихним в глаза глядеть буду, когда возвернусь? — Он все больше распалялся и почти кричал: — Они почему со мной охотой идут? Считают, удачлив я… Может, оно и так, да только я в первую голову казака берегу, человека в нем вижу, односума своего, а не нижнего чина.
Денисов сердито хлопнул плетью по голенищу сапога, тяжело вздохнул и уже спокойнее добавил:
— Поручик давеча строй поломал, хорошо, ты подоспел, а то бы…
— Прости его, Матвей Иванович. Он о подвиге мечтал. О мертвых плохо не говорят.
— Во-во. — Хорунжий покрутил головой. — Подвиги, ордена! Война жизнь дарит — вот высшая награда! Да ладно, чего там, у станичника душа на конце сабли держится.
В стороне несколько казаков с помощью Рогожина, привычно орудовавшего лопатой, шашками рыли могилу, отгребая песок руками. В стороне рядком лежали тела убитых — мусульман и православных. Смерть примирила их, и необъятная пустыня готовилась вместе упокоить недавних врагов.
— Они поодиночке хороши. — Денисов кивнул на мертвых басурман. — Но куда им против казака? Строю не знают, и выучка не та…. Ладно, чего со стариком и парнем делать?
— Расспросить надо. — С помощью Епифанова капитан поднялся и стоял, пошатываясь как пьяный. — Может, это следы их каравана видели нукеры Масымхана?
— Не, у них винтовок не было, — мрачно сообщил хорунжий. — Наверное, еще какой шайтан бродит. А старик-то слепой!
Опираясь на Акима, капитан вместе с Денисовым подошел к пленным. Следом устало плелся Кузьма Бессмертный. Федор Андреевич поискал глазами Нафтуллу — здесь он еще или уже исчез? Нафтулла был здесь. Держась на расстоянии от русских, он вытянул шею, стараясь получше увидеть происходящее и надеясь уловить хотя бы обрывки разговора. Кутергин решил не обращать на него внимания: шут с ним, пусть болтается.
Услышав шаги, слепец повернул к офицерам загорелое, с тонкими чертами лицо и пригладил ладонями длинную седую бороду. Молодой мужчина что-то шепнул ему, и старик важно кивнул в ответ.
— Кто вы? — спросил Федор Андреевич, и Денисов перевел его вопрос на язык кочевников.
Старик молчал.
— Кто вы? — повторил капитан на арабском.
Старик изумленно поднял брови, а его молодой спутник впился глазами в лицо русского, словно тот возник перед ним, как сказочный джинн из лампы Аладдина.
— Ты не араб. — Голос у старика был низкий, звучный, с повелительными интонациями.
— Да, я не араб, — согласился капитан, — но кто вы?
— Искатель истины. — Старик ощупью нашел плечо молодого мужчины и положил на него руку. — Это мой сын. Прошу вас: не нужно нас мучить. Лучше сразу убейте.
Федор Андреевич перевел Денисову слова старика, и хорунжий недоуменно пожал плечами: бред какой-то!
— Мы не собираемся вас мучить и убивать, — заверил капитан. — Почему ваши люди напали на нас?
— Они не подчинялись мне. — Слепец покачал головой. — Так же, как и моему сыну.
— И все же, кто вы? — Федор Андреевич твердо решил добиться своего. — Откуда направлялись и куда шел ваш караван?
— Тебя интересует мое имя, из какого я племени и род моих занятий? Или что-то другое? — Старик крепче стиснул плечо сына.
— Я хочу знать, кто вы? — упрямо повторил капитан: увиливания старика начинали раздражать его. К тому же Кутергин не настолько хорошо владел арабским, чтобы соревноваться со слепцом в витиеватостях, помогающих ускользнуть от прямого ответа.
— Мое имя тебе ничего не скажет, а если я солгу, ты все равно не узнаешь правду. Шли мы издалека, а куда направлялись, теперь не имеет значения. Позволь мне спросить, чужестранец: кто ты и твои люди? Мой сын сказал, вы не похожи на правоверных.
— Я русский офицер, а мои люди — солдаты и служивые казаки.
— Русские? — Слепец был явно озадачен — И среди вас нет ни одного мусульманина? Сын сказал мне что есть!
Федор Андреевич не сразу понял, о ком говорил старик. Недоуменно оглянувшись, он вдруг наткнулся взглядом на черные холодные глаза Нафтуллы: поджав ноги, он сидел на песке и выклянчивал у казаков какую-то вещь убитого караванщика. Наверное, сын старика имел в виду именно его?
— Этот человек пристал к нам, опасаясь за свою жизнь и товар. Почему он вас интересует?
Слепец не ответил. Его лицо стало непроницаемо-отчужденным, словно он прислушивался к одному ему слышимому звуку. Его сын тоже молчал. Денисов нетерпеливо щелкнул плетью:
— Время идет, капитан! Солнце уже вон где, людям надо отдых дать, и рану твою не грех как следует осмотреть.
Казаки похоронили убитых и насыпали над могилкой небольшой холмик: скорее по привычке и следуя обычаю, чем надеясь, что он сохранится, — ветры и зной быстро заровняют его и скроют все следы.
— Эй, Денис-бала! — неожиданно подал голос Нафтулла. — Тут недалеко старая заброшенная крепость. Урус-тюра ранен, пойдем туда. Я покажу.
— Крепость? — Матвей Иванович обернулся к Кутергину. — Рискнем? Хоть и глиняные, а стены и крыша над головой. А старика и его сынка возьмем с собой. Там с ними и разберемся. Не бросать же их в пустыне?
Федор Андреевич вяло кивнул: его познабливало, голова разламывалась от боли, губы спекало внутренним жаром. Он позволил Епифанову увести себя и уложить в повозку на попоны. Старика и его сына вновь усадили на верблюда. Казаки собрали оружие убитых и поймали разбежавшихся лошадей. Впереди, показывая дорогу, ехал на своем ахалтекинце Нафтулла.
К заброшенной крепости добрались в сумерках. Кутергин оперся на локоть здоровой левой руки и выглянул из повозки. Сквозь застилавшую глаза багровую муть боли он увидел неровный прямоугольник полузанесениых песком потрескавшихся глиняных стен, низкие строения с темными провалами окон и круглую башню, казавшуюся на фоне полыхавшего заката черным пальцем, устремленным в темнеющее небо. Капитан хотел спросить, есть ли там вода, но перед глазами поплыли радужные круги, в ушах зазвенело, и Федор Андреевич потерял сознание..
Он уже не чувствовал, как Епифанов и казаки бережно сняли его с повозки и понесли полутемными переходами. Кутергину казалось в бреду, что он все еще скачет на коне, размахивая саблей, но лошадь вдруг сбросила его прямо в зыбучие пески. Нещадно палило солнце, и чужие кони вбивали упавшего в пыль, топча тяжелыми копытами…
— Федор Андреич! Федор!
Капитан с трудом вынырнул из липкого забытья и разлепил тяжелые веки. Словно из тумана выплыло бородатое лицо. Нестерпимо ярко блеснула серьга в ухе. Лицо качалось, исчезало и появлялось вновь. Кто это, Денисов?
— Где я?
— Слава те, Господи! — Матвей Иванович перекрестился. — На-ко вот.
Хорунжий поднес к губам капитана пиалу с бульоном. Федор Андреевич жадно выпил его и откинулся на попоны. Плечо болело, к горлу подкатывала тошнота, стены глинобитной лачуги качались
