— Если мы оставим их, степь и пустыня узнают: на русских солдат нельзя положиться, — тихо сказал капитан.
— Кто же расскажет? — вскинулся хорунжий.
— В первую голову те, кто убьет старика и его сына! Тем кто придет после нас, будет трудно завоевать доверие местных жителей. И можем ли мы уронить свою честь?
Федор Андреевич встал и протянул Денисову руку, предлагая скрепить принятое решение рукопожатием и поддержать его:
— До конца, Матвей Иванович?
Хорунжий помедлил, потом нехотя встал и пожал руку капитана:
— До конца, Федор Андреевич! Но выспроси у слепого, кто за ним гоняется и много ли у тех лихих людишек сабель? Без этого нам теперь никак!
— Хорошо, — согласился Кутергин. — Утром я с ним поговорю…
Обеспокоенный Денисов усилил караулы, однако ночь прошла спокойно, никто не потревожил русских. С первыми лучами солнца капитан был уже на ногах. Чувствовал он себя значительно лучше и решил немедленно поговорить со слепцом, но тот сам пришел к нему вместе с сыном и первым делом выполнил долг врача: осмотрел раны и сделал сеанс иглоукалывания. Когда процедура закончилась, Федор Андреевич послал Акима Епифанова за хорунжим, чтобы тот присутствовал при разговоре.
Матвей Иванович сел в сторонке, предоставив Кутергину вести беседу со стариком и его сыном.
— Мы вас не оставим ни при каких обстоятельствах — сообщил капитан. — Но вам придется провести с нами длительное время, пока я буду изучать эту землю.
— Вы благородные и смелые люди. — Слепец встал и поклонился русским офицерам. То же самое сделал и его сын. — Скажи, что будет, когда ты закончишь свой труд?
— Предлагаю отправиться с нами за реку. Там кочуют племена, признающие власть нашего государя, и рядом — укрепления, с гарнизонами русских солдат. Вы можете достичь цели своего путешествия и окольным путем, а деньгами я постараюсь вам помочь.
— В средствах мы не нуждается. — Старик гордо выпрямился. — Я — шейх Мансур-Халим, а это мой сын Али-Реза. Мое имя знают в Магрибе и Леванте [6] , Туркестане и Индии. Я могу сам щедро отблагодарить вас.
Офицеры переглянулись: слепец — богатый шейх? Что за нужда загнала его в дикие пески?
— Нас захватили в плен фидаи Имама исмаилитов, — продолжал шейх. — Именно с ними вы сражались в пустыне.
— Фидаи? — переспросил хорунжий. — Что за птицы?
— Люди, обрекшие себя на смерть ради выполнения воли Имама, — объяснил Мансур-Халим. — Такие же фидаи идут следом, и они не остановятся ни перед чем! Берегитесь!
— Они вроде мюридов Шамиля, — по-своему растолковал Кутергин, переводя ответ старика. — Крепостные духом и телом своего духовного наставника и выполняют его любые распоряжения.
Матвей Иванович помрачнел и ожесточенно почесал бороду, что служило у него признаком волнения и некоторой растерянности.
— Сколько у них сабель?
— Не знаю, — отрицательно мотнул головой шейх. — Исмаилиты вообще предпочитают делать все тайно и скрывают принадлежность к секте, поэтому мы так опасались любого мусульманина.
— А кто такой Имам? — заинтересовался Кутергин.
— Имам — это духовный сан главы секты. Иногда его называют Горный старец, — ответил Али- Реза.
«Горный старец?» Капитан вспомнил уроки истории в кадетском корпусе. Кажется, впервые европейцы узнали о Горном старце от одного религиозного фанатика, выкупленного из рабства у египетского султана Салах ад-Дина? Несчастного звали Этьен, и он возглавил крестовый поход детей, намереваясь освободить от неверных Иерусалим, но угодил на африканскую каторгу. Вернувшись в Европу, Этьен рассказывал странные и жуткие истории о великом и жестоком государе, которого называл Горным старцем. Боже, какая пропасть времени: ведь это было чуть ли не в двенадцатом веке!
— Ты рисуешь землю на бумаге, — Шейх повернулся к Федору Андреевичу, — и не можешь уйти отсюда, пока не сделаешь этого? Я уже понял: предложить тебе деньги означает нанести оскорбление. Поэтому я предложу другое.
По знаку отца Али-Реза подал ему большой сверток плотного желтоватого китайского шелка. Мансур-Халим развернул ткань, достал старинную книгу в кожаном переплете и черную лаковую шкатулку, украшенную изображениями извивающихся золотых драконов. Откинув ее крышку, он начал раскладывать на полу небольшие дощечки из слоновой кости, покрытые непонятными значками. Чутко ощупывая их пальцами, шейх выкладывал из дощечек замысловатый узор, и вскоре у его ног образовался причудливый костяной ковер.
— Мы сейчас здесь. — Палец слепца указал на одну из табличек. — Море — в той стороне, а ближайшие горы — в этой.
«Карта!» — изумился Федор Андреевич. Он знал: люди невообразимо изобретательны, и карты бывают самые необычные. Например, у дикарей Полинезии они состояли из раковин и веревочек с палочками разной длины и толщины. Раковины — острова, а веревочки и палочки — ветры и течения. Но подобную карту на пластинках из слоновой кости он видел впервые. У капитана пробудился профессиональный интерес.
— Где Нарын и Хан-Тенгри? — недоверчиво спросил он.
Пальцы старика снова побежали по табличкам, ощупывая их, потом замедлили движение и остановились:
— Здесь река, а тут гора. Можешь не сомневаться — заверил шейх. — Перед тобой вся Азия, от Срединного Китая и до границ владений османов.
Пораженный Кутергин почувствовал, как на лбу у него выступила испарина — неужели Мансур- Халим готов отдать это сокровище русским в благодарность за помощь? Но насколько точна эта карта, какой у нее масштаб и сколько лет назад ее сделали? Конечно, горы и моря не исчезнут, но колодцы пересыхают, а реки меняют свои русла.
— Когда сделали карту?
— Давно, — улыбнулся шейх, — но она постоянно уточнялась. Ее описание — в книге.
Али-Реза с поклоном подал офицеру фолиант. У Федора Андреевича перехватило дыхание — он держал переплетенную в кожу рукопись с украшенными золотыми виньетками листами. На корешке было вытеснено имя мастера — Мулло Ортук, сын суфи Турсуна.
— Книге шесть веков, — пояснил Мансур-Халим, — но в рукописи сразу оставили много чистых страниц, чтобы вносить поправки. Здесь все: какая земля, что она родит, сколько ведер воды дают колодцы и где их искать в пустыне. Указаны караванные тропы и перевалы, места переправ через реки и расположение крепостей. Последний раз записи сверяли в начале прошлого года.
Кутергин прикрыл глаза и представил себе горяший жирник, гулкий полумрак глинобитного дома и согбенную фигуру писца. Тринадцатый век, подумать только! Еще жил Данте Алигьери, а доминиканец монах Альберт фон Больштедт, прозванный Великим, впервые попытался проникнуть в тайну эмбриона. И тогда же в Европе узнали о Горном старце. Странное совпадение?
Открыв книгу, он увидел на первых страницах непонятный религиозно-мистический трактат из трех частей, а дальше начинались описания значков на костяных табличках. Съедаемый нетерпением, капитан с лихорадочной поспешностью кинулся к своей сумке, достал бумаги и, найдя в рукописи нужное место, сопоставил его со своими данными. Результат поразил его — все абсолютно сошлось! Мало того, рукопись оказалась более точной в описании примет.
— Я подарю тебе книгу и шкатулку, — бережно собирая таблички, буднично сказал шейх. — если ты согласишься немедленно уйти за реку. Нам лучше побыстрее оказаться под зашитой ваших воинов.
— Почему фидаи Имама преследуют вас? — решился спросить Федор Андреевич.
Мансур-Халим сложил таблички в шкатулку и завернул ее в китайский шелк. Кутергин уже решил,
