пятнадиать минут где угодно и как угодно, и поверьте: станет гораздо легче. В бытность советским солдатом я ухитрялся спать стоя и даже дремать при перемещении в строю. Это спасает – не глобально, но спасает.
Для спортсмена сон – это, пожалуй, вторая после питания «дисциплина», способная очень серьезно повлиять на результаты. Чем сон продолжительней, тем лучше – это без всяких сомнений. Знавал я людей, двинутых на медитации и ловящих «тонкие энергетики» в четыре-пять часов утра. Хорошие ребята – пускай ловят, лишь бы курить не просили. Лично я сплю при первой возможности и первых намеках на усталость, хотя с возрастом стал спать меньше и тревожней, видимо, недоплачиваю налоги. Это вполне позволяет в мои годы, не такие уж и малые, живенько сучить ножками и вибрировать ручками.
Хорошо отдохнул – хорошо поешь и не пропускай тренировки. Всего-то и делов!…
Из отзывов сторонних наблюдателей складывается впечатление, что наша деятельность есть продукт спонтанных всплесков насилия, призванных загнать человека в угол с целью поглядеть, выберется он из него или нет. Это не совсем так. У нас нет ни одного тактико-технического решения, не подвергнутого тщательному научному анализу и синтезу. Все, что проходят ребята, сначала было апробировано на мне и на наших сотрудниках, заметьте, из числа добровольцев. Вся техника тщательнейшим образом отработана с учетом рациональности и естественности, причем имеет вполне доступное даже для рядового обывателя векторное и конструктивное обоснование.
Психический прессинг, так всех удивляющий, из той же оперы. Это опять-таки осознанное решение, призванное минимизировать временные затраты и обострить восприятие обучаемых.
Выхожу я как-то из парадного, вижу дядю, роющегося в телефонном щите.
– Уважаемый, – говорю, – вот вы вчера тут тоже рылись, а потом у моего товарища на телефоне параллельно повисла какая-то бабуля с внучкой, и хрен убедишь их прервать обсуждение лекарств от поноса.
Не поднимая головы, дядя в резиновых сапогах процедил:
– А мне это «по пояс». Пиши заяву, может, если время будет, загляну когда-нибудь.
– Что значит «по пояс»?! Узлов накрутил, а теперь еще и вызывать тебя надо?!
– Отвали, – сказал грубиян, так и не удосужившись взглянуть, кто разговаривает с его задницей.
Знаете, каким был, по легенде, последний концерт Паганини? Маэстро вышел на сцену, поднял инструмент и замер в оцепенении. Через несколько мгновений он очнулся и с трудом промолвил: «Все, сыграл…» Опустив скрипку, Паганини устало побрел за кулисы, больше на сцену он не выходил. За эти секунды он в уме сыграл всю партитуру. Сил и желания на реальное исполнение у него уже не осталось…
Так вот и я.
«Левой в затылок, голова, ударившись о щит, отлетает назад, правая подхватывает подбородок по ходу движения, резкий поворот, затылок на грудь и всем телом вниз, прямолинейно прессуя темя к груди хама. Шейка заунывно хрустнула и оборвалась, ноги застучали по бетонному полу и затихли, синеющие пальцы вцепились в край куртки, да так и не расцепились».
Все это пронеслось в голове за долю секунды, но лысый бугай даже не заострил внимание на этом привычном виртуальном наказании невежливого дяди. Повернувшись и не вступив в перепалку с люмпен-пролетарием, он пошел своей дорогой с чувством абсолютно выполненного долга. Хамоватый телефонист остался жив-здоров. Всем было хорошо…
Умелые ребята так безопасны именно в силу того, что любой идиот, пытающийся забрызгать их слюной, уже «умер» раз пять-шесть, оставаясь при этом живым, что есть очень комичное зрелище.
Теперь про крик и вопли, каковых имеет быть достаточно при проведении тренингов. Они имеют вполне прагматическое применение и обоснование.
Подобным образом создается негативное давление на обучаемых, уже мною упомянутое и призванное мобилизовать все ресурсы и обострить восприятие. Цель эта достигнута, не верите – читайте отзывы.
Только орущий подобным образом преподаватель может быть совершенно уверен в том, что его слышит человек с уже отбитой головой или с частотой сердечных сокращений в двести, а то и двести двадцать ударов в минуту.
Только подобным образом обучаемые понимают, кто есть их руководитель, и именно поэтому, находясь под жестким давлением и контролем, не допускают опасной, не разрешенной руководителем самодеятельности, что, с учетом темы, вполне обязательно. Именно благодаря подобным мерам мы избегаем серьезных травм.
И вообще, какой командир вам нравится больше? Сидящий в шезлонге и на пальцах вкрадчиво объясняющий, как вы должны учиться умирать по его приказу, или тот, который, прежде чем приказать что-либо, демонстрирует на себе то, на что обрекает обучаемых, и кидается в то же пекло с тем же настроением, что и бойцы? Ну, не могу я не орать, когда переживаю за каждый удар, каждое попадание или промах.
Я вовсе не готов говорить о гениальности нашего подхода, потому что это и так ясно, но могу заметить, что лучше преподать хокутоки за три дня мы на сегодня не умеем. На мой предвзятый взгляд, описанный тренинг позволяет освоить очень содержательный и эмоциональный материал. Рекомендую попробовать всем, хотя бы для того, чтобы убедиться в неправильности нашего подхода и правильности своего.
Хочу сказать еще и о том, что людей мучаю не на голодный желудок и не все время! Подобные «убиения эго» хороши как скачкообразные этапы подготовки, итоговые семинары например, но принимать данный метод как единственно верный и продолжительный по времени – опасно. Предел есть у всего и у духовных сил в том числе. Одно дело, когда под присмотром тренера дядька мчится «по краю» пять дней, и совсем другое, когда он пытается делать на протяжении пары месяцев. Вот вам пример.
1986 год. Я проиграл соревнования, ну и решил себя наказать: стал бегать каждое утро по пятнадцать километров – по четыре минуты на километр, итого час! Кто бегал, тот поймет все глубину этой аферы. Причем в моменты, когда мне казалось, что ноги встают, голова тихо спрашивала: «Ну что, сдох, доходяга?» В ответ на это «доходяга» резво начинал убивать свое эго, скрипя зубами и свято веря в то, что после подобных тренингов выносливость его поднимется до небес.
Короче, через месяц забегов вес мой упал ниже семидесяти килограммов. Кто меня видел, тот поймет, что столько весит мой скелет. А выносливости хватало на пробежку от кровати до туалета, затем наваливалось полуобморочное состояние и т. д.
Последовательность, постепенность и разумность!
Не стоит путать наши семинары с нашей ежедневной работой. Жестокости и там до жути, но нагрузки всегда в рамках приличий, потому как расписаны макроциклы и идет эволюционный учебный процесс.
Человек реализует в бою все, что может реализовать, это и есть предпосылка для победы. Имея запредельный арсенал, но не умея им пользоваться, погибнешь у дверей оружейной комнаты, так и не решив: стоит ее открывать или нет. Все, что сохраняет здоровье, повышает духовные и физические составляющие личности, все это путь к победе – победе над собой и потенциальным противником.
Когда человек просит прощения за то, что наступил на ногу соседу по автобусу, это более чем прилично и обоснованно; когда, сделав пакость, ребенок лукавит и хнычет, – это способ уйти от ответственности. Сильные люди – добрые люди! Визгливость есть косвенное подтверждение наличия комплекса неполноценности.
Умность человеческая – субстанция необъективная, штука темная и, скорее всего, самонадеянная, а насчет прощать или не прощать – это дело сугубо личное. Одно дело – воробей, простивший слону, что тот на него нагадил, а другое – Миямото Мусаси, уехавший на лодке с острова, на котором яростно разминался юнец, мечтавший обессмертить свое имя, зарубив самого Великого.
Доброта – это и есть сила, так как человек принимает решение не потому, что его навязали, а потому, что считает себя сильнее, умнее и добрее других, пусть даже при этом выглядит глупее злобного и самоторчащего окружения.
Нет, я никого конкретно не имел в виду.
Поверьте: как бы грубо это ни звучало, плевать мне на всяческих супостатов, когда есть на свете гораздо более неприятный и гадкий человек – я сам. Это не позерство, я совершенно уверен в том, что единственный человек, кого я имею право критиковать со знанием дела, – это я сам, так как никого не знаю лучше. Эта лысая образина не перестает удивлять меня очередными гадостями, обижает людей, проявляет немощи и слабость, жрет водку и совершает опрометчивые поступки. Честное слово, я не знаю человека, который бы мне так не нравился, как не нравлюсь себе я. Считаю эту позицию более чем конструктивной для себя лично: именно она позволяет мне оставаться в рамках приличий и не допускать фатальных глупостей. По этому поводу меня уже обвиняли в надуманности и садо-мазо. Не готов это обсуждать, но и скрывать свое мировоззрение не считаю нужным. Я просто имею на него право, именно оно позволяет мне двигаться вперед, даже не задумываясь об уже достигнутом. Те, кто меня знает, надеюсь, подтвердят, что самовлюбленности и амбициозности у меня, как у утюга – кроме пара, ничего внешнего.
Хотя, может, я и ошибаюсь. И вообще прошу простить за лирическое отступление, наверное, музыкой навеяло.
А теперь я вкратце расскажу про просто Диму просто из Тольятти.
Дурак дурака видит издалека. Ко мне часто приходят странные люди, и я в общем вполне к таким привык, но вот чтобы появился вполне нормальный дядька, да еще и с желанием не поболтать «о главном», а здесь и сейчас решить: «могу или не могу», – это было тогда для меня впервые.
Пришел, значит, Дмитрий, обычный инженер, с вполне вменяемым лицом и вполне отчетливо говорит:
– Хочу на себе попробовать ваши наработки по пограничным состояниям.
Да сколько угодно! Ни его состоянием здоровья, ни мотивациями я не интересуюсь принципиально. Если вдруг человек сам «не вернется», я его, милого, на пинках к жизни верну. Поверьте: опыт был – и вполне успешный!
Так вот. Взял я одного из тренеров (сто двадцать килограммов мяса!), взял знаменитый шнур, привязал один конец к шведской стенке, второй дал в руку тренеру, надеваю петлю Дмитрию на шею и сообщаю правила игры:
– Дышать носом громко, чтобы я слышал, когда ты сдохнешь. Башку вперед наклонить, чтобы шею не сломать и сосуды не полопались. Как начнешь засыпать, я тебя, милого, отделаю палкой, чтобы не смел мне тут сдыхать раньше времени!
Дима, избиваемый мною, провисел в петле почти тридцать секунд. Точно, правда, не засекали, да и не во времени дело – человек за жизнь боролся!
Он упал с открытыми глазами лицом на стенку, причем отключился достаточно глубоко, не было даже судорог. Дыхание не возвращалось, я принялся лупить его по лицу ладонью. Возврат был резкий, с явной гиперактивностью, он подскочил и начал уверять, что все в порядке, он типа вроде как и не падал.
При падении Дима получил гематому брови, ему грозил непрезентабельный синяк, а надо после по делам отправляться. Я попытался спустить кровь шприцом, но там было капиллярное кровотечение– упало всего две капли, что делу помочь не могло. Я предложил рассечь бровь ножом, вменяемый на вид Дима согласился, и я разрезал ему бровь немедленно.
