Михаил Веллер
Конь на один перегон
* **
Всех документов у него было справка об освобождении. – Карточная игра, парень – предупредили, куря на корточках у крыльца. Сиверин не отозвался. «Передерну».
«Скотоимпорт» непридирчив. Неделю в общежитии тянули пустоту: карты и домино. Жарким утром, успев принять с пятерки аванса, небритые и повеселевшие от вина и конца ожидания, устраивались в кузове с полученными сапогами и телогрейками. – Чтоб все вернулись, мальчики!..
Через два дня, отбив зады, свернули у погранпункта с Чуйского тракта и прикатили в Юстыд.
Житье в Юстыде – скучное житье. Стругают ножны для ножей, плетут бичи, кто разжился сыромятиной. Карты – на сигареты и сгущенку. Солнце – жара, тучи – холод: горы, обступили белками.
Ждали скот, подбирались в бригады. Сиверина чуждались (угрюм, на руку скор).
После завтрака, вытащив из палатки кошму, он дремал на припеке. Подсел Иван Третьяк, гуртоправ:
– Отдыхай. Отдыхай. Ты вот что: в обед монголы коней пригонят. А нам послезавтра скот получать. Мысль понял?
Сиверин глаз не открыл. Иван сморщился, лысину потер: «Не брать тебя, дьявола… Да людей нет».
– В табуне все ничо кони давно взяты, – затолковал. – На первом пункте менять придется. А на что? – там еще хужей оставлены, все первые связки забрали. Так что будем брать сегодня прямо из хошана. Они, конечно, за зиму от седла отвыкли; ничо… Зато выберем путевых коников. А коники нам по Уймону ой как понадобятся! Так что готовься… Присмотри себе. Злых не бойсь – обвыкнут…
На скале долго перекидывали седла. Пробовали уздечки. Завпунктом разводил руками. Свалили в кучу у палаток. – Чо, коней сегодня берете? – Третьяк у монголов будет брать. Хитрый… Лучших отберет.
Пригнали за полдень. Кони разнорослые, разномастные. Двое монголов с костистыми, барабанного дубления лицами, кратко выкрикивая, заправили в хошан. Сделали счетку. Расписались в фактурах. Поев на кухне и угостившись сигаретами, расправили по седлам затертые вельветовые халаты и неспешной рысью поскакали обратно.
Мужики, покуривая, расселись на изгороди. Третьяк с Колькой Милосердовым полезли в хошан. Пытались веревкой, держа за концы, отжать какого к краю. Кони беспокоились, не подпускали. – В рукав давай! – велел Третьяк.
От узкого прохода кони шарахались. Третьяк и Милосердов сторонились опасливо. С изгороди советовали. Не выдержав, несколько спрыгнули помогать. Вывязивая сапоги, машА с гиком и высвистом, загнали двух в рукав. Зажатые меж жердей, кони бились, силясь повернуться. Всунули поперечины, перекрыв: – Уф!.. Так…
Притянув веревками шеи, взнуздали, поостерегаясь. Наложили седла, застегнули подпруги. – Выводи…
Первый, крутобокий пеган, пошел послушно у Кольки Милосердова. Дался погладить, схрупал сухарь. Колька, ухарски щурясь, чинарь в зубах, вдел стремя – пеган прянул – уже в седле Колька натянул повод, конь метнулся было и встал, раз-другой передернув кожей. Пустил шагом. Дал рысь. – Нормальная рысь, – решили сообща. Галоп. Покрутил на месте. – Есть один!.. Второй, коренастный гнедок, Кольку сбросил раз, – и сам ждал поодаль. – Жизнь-то страховал хоть, Колька? – Шустрый, язви его!.. Поймали быстро. Камчой вытянули – понимает за что. – Порядок. Это он так… сам с испугу, отвык. Со скотоимпортским табуном подоспел Юрка-конюх. – К этим давай. Легче брать будет.
Яшка, высокий вороной жеребец, в жжении ярой крови ходил боком, отгораживая своих. – Знакомятся!..
Рыжий сухой монгол доставал кобылиц, кружась обнюхивая и фыркая. Яшка прижал уши и двинулся грудью. Рыжий увернул – Яшка заступил путь. – Делай, Яшка! – Счас вло-омит!.. – Так чужого, не подпускай!
Надвинулись, тесня. Рыжий жал. Яшка взбил копытами, сверкая оскалом. Рыжий с маху клацнул зубами по морде. Вздыбились, сцепляясь и ударяя ногами. Копыта сталкивались с деревянным стуком.
Яшка, моложе и злее, набрасывался. Черный блеск опалял его слитные формы. Монгол, сухой и костистый, некованый, скупо уклонялся. Грызлись, забрасываясь и сипя. Пена с завороченных губ принималась алым.
Яшка вприкус затер гриву у холки. Рыжий вывернулся и лягнул сбоку, впечатал в брюхо. Яшка сбился, ловя упор. Рыжий скользнул вдоль, закусил репицу у корня. Юрка-конюх щелкнул бичом, достал… Без толку. – Изуродует Яшку, сука!.. – заматерился Юрка.
Резко визжа от боли, Яшка вздернулся и ударил передними в крестец. Рыжий ломко осел, прянул. Закрутились, вскидываясь и припадая передом, придыхая. Мотая и сталкиваясь мордами, затесывали резцами.
На изгороди, заслоняясь от солнца, ссыпаясь при их приближении, захваченно толкались и указывали.
Кровенея отверзнутой каймой глаз, сходились вдыбки, дробили и секли-копытами. Уши Яшки мокли, измечены. В напряжении он стал уставать. С затяжкой шарахаясь из вязкой грязи, приседая на вздрагивающих ногах, всхрипывал с захлебом. Развернувшись, кидал задом. Рыжий, щерясь злобно, хватал с боков. – Эге, робя! да он же холощеный! – заметил кто-то. – По памяти!.. – поржали. – На хрен он мне в табун, – не захотел Юрка: – Третьяк, бери? С изгороди усомнились: – На таком спину сломать – как два пальца. Колька Милосердов мигнул Ивану. Иван сморщился и потер лысину. – А вот Сиверин возьмет, – объявил Колька. Все обратились на Сиверина.
– Или боязно? Тогда я возьму. Тебе кобыленку посмирнее подберем. Чтоб шагом шла и падать невысоко. Смешок готовный пропустили. Сиверин сплюнул. «Ты поймай… я сяду».
Отжать веревкой конь не давался. В рукав не шел. Пытались набрасывать петлю… Перекурив, послали за кем из стригалей-алтайцев.
Пришел невысокий парнишка в капроновой шляпе с загнутыми полями. Перевязал петлю по-своему. Собрав веревку в кольца, нешироко взмахнул петлей вокруг головы и пустил: она упала рыжему на морду, сползая («Не набросил», – произнес кто-то), нижний край свис, алтаец поддернул – петля затянулась на шее. – Дает пацан… – оценили. – Так се конек, – сказал алтаец, закурил и ушел.
Конь рвался. Суетясь и сопя, ругаясь, впятером затянули в рукав. Бились: не брал удила, всхрапывая скалил сжатые зубы. Придерживая через жерди седло, проволокой достали под брюхом болтающиеся подпруги. – Вяжи чумбур. – Третьяк утер пот… – Вяжи два чумбура. Коротко перехватил повод: – Страхуй.
Вывели втроем. Конь ударил задом и задергал. Иван повис на уздцах. Юрка и Колька со сторон тянули чумбуры. – Ждешь, Сиверин? – озлел Третьяк. – Берешь – бери! Не убьет… При коновязи конь стих. Сиверин курил рядом. Кругом предвкушали. – Ехай, Сиверин, ехай, – поощрил Третьяк.
Навстречу руке конь оскалился. Привязанный, стерпел: Сиверин почесал, поскреб плечо сильно. Взялся за луку седла – конь прянул, Сиверин отскочил.
Захлестнул за коновязь чумбур и, заведя кругом, прижал коня к бревну боком; сунул конец Юрке: «Держи».
Отвязав повод, влез на коновязь и с нее быстро сел, взявшись правой за заднюю луку. Конь забился, ударил дважды о коновязь – Сиверин поджал ноги, удержался.
Вывели на чумбурах. Конь, шарахаясь и заступая задом, рванул, они побежали, удерживая концы. Сиверин перепилил поводом, натянул обеими руками кверху, щемя коню губу, он дал свечу, тряхнул спиной вбок, стал заваливаться, Сиверин бросил стремена и, толкнувшись коленями, отлетел вбок, перекатываясь
