это не нужно.
В общем, торопись учиться, Рон! Подержу я тебя здесь годик-полтора, погоняю и представлю тебя цеху. У меня там друзья, вместе придумаем, как быть. Многое от тебя зависит. Тебе нужно стать хорошим мастером, чтобы преуспеть, ведь во время похода куда больше ценятся воины, врачи и учителя.
— Похода? На Ротонну?! — голос Рона зазвенел.
— Прости, малыш, — растерянно пробормотал Нелькос. — Я совсем забыл…
— Почему бы им не оставить нас в покое! — с ожесточением выкрикнул мальчик.
Нелькос нагнулся и взял его за плечи.
— А вот этого, сынок, никому больше не говори. Лучше об этом не думать, поверь мне, малыш, а то наживешь себе одни неприятности. Станешь гражданином — трепись себе как угодно, в худшем случае просто угодишь в тюрьму. А мальчишка старше десяти, не желающий принять Тивендаль, попадает в рабство с весьма призрачной надеждой на свободу.
После минутного молчания Рон спросил:
— А когда становятся гражданами? Эмрио мне много рассказывал про Мэгиену, но это я забыл у него спросить.
Рон осекся, с тоской ожидая расспросов, но мастер лишь кивнул головой.
— Да, я знаю, что ты познакомился с принцем. Глор раззвонил эту новость по всей школе. У нас нет определенного возраста совершеннолетия, как, например, в Трис-Броке. Крестьяне становятся гражданами в четырнадцать лет. С этого же возраста можно идти в армию и во флот, не спрашивая разрешения родителей, и, когда из юнги станешь моряком, а из кадета — воином, тогда и будешь гражданином. Ремесленники и мастера получают звание взрослого вместе со званием подмастерья. А лорды и торговцы вступают в свои права в четырнадцать.
— Как крестьяне. — улыбнулся Рон.
— Да, тут они равны. Считается, что в этом возрасте ребенок отличается от взрослого только опытом и знаниями и может отвечать за себя.
— А в каком сословии Ваша жена?
— Ты круто меняешь темы, паренек. Она художник, и неплохой. Юноши часто встречаются с девушками своего сословия и женятся на них.
— А воины? — лукаво спросил Рон.
— Даже армия нуждается в женщинах.
Отпустив эту двусмысленность, мастер прогнал Рона спать.
— Ты знаешь, скоро Новый Год! — сказал Пек как-то утром в ванной.
— Нетривиальное замечание. Ну и что?
— Ты не знаешь?! Будет большой праздник.
— У нас тоже праздники под Новый Год. Что же в этом удивительного? Я слышал, лучшие поедут на ярмарку?
— Это не главное.
— А что, кто-то приедет сюда?
— Само собой. — сказал Пек, вытираясь. — У нас ведь три интерната. Ближе к деревне — для малолеток, а по другую сторону, в направлении Андикрона — для девчонок. Новый Год все встречают дома. Как — я тебе рассказывать не буду, сам увидишь. Но здорово. А в первый день года приезжают к нам, устраивается грандиозная заварушка. Всем нравится. Некоторые малыши остаются потом здесь учиться.
— А у нас под Новый Год все собираются вместе, охотники обязательно возвращаются в форт. Никто не остается один. — мечтательно сказал Рон.
Как и предсказывал Пек, суматоха под Новый Год была большая. Началось все за три дня, когда все, кто успешно закончил учебный год, поехали на ярмарку. (Ни Рона, ни Пека не было в их числе.) Остальные лихорадочно сдавали долги, чтобы не заставили учиться в каникулы, а в промежутках украшали двор и школу еловыми лапами.
Из кладовой достали цветные блестящие игрушки. Некоторые были заводными. Существовали даже целые системы, сделанные руками учеников, которые приводились в действие одним поворотом рычага где-нибудь в укромном уголке.
31 декабря никто не учился. Все, кто не уехал на ярмарку (а уехавшие должны были вернуться вечером), мастерили из снега во дворах трех зданий школы большие, семь футов в высоту и четыре в ширину, арки. Группа ребят поехала за дровами в лес. (Рон был этому удивлен, так как зимой в школе обычно топили углем.) Наконец, за аркой и перед ней был приготовлен (сложен шатром) самый сухой хворост и несколько бревен для костров. Рону все было в новинку — у себя на родине ничего подобного он не видел.
И вот, после ужина, ближе к двенадцати, все, кто жил в главном здании, собрались во дворе у первого костра. (Точнее, пока около дров.)
Налект в праздничной серебристой накидке поднял руку и взглянул на небо. Луна уже взошла, ни одно облачко не заслонло звезд. Речь ректора была короткой и радостной. Закончилась она так:
— Последним, кого принес в наш дом этот год был Ронис Ворансон. И ему суждено сегодня зажечь последний костер уходящего года. — Налект протянул растерявшемуся мальчику факел.
— Давай, Роне.
Рон со смущенной улыбкой принял его, и учитель высек искру.
Промасленный факел вспыхнул, и Рон осторожно поднес его к костру. Почти одновременно с ним вспыхнули два других костра у соседних зданий. Когда огонь разгорелся, Налект пригласил всех потеснее окружить костер.
— Давайте споем прощальную песню.
Когда звуки песни замолкли, Налект выжидательно посмотрел на Полената, державшего в руках массивные часы, чуть меньше стенных и без маятника. Они показавали без пяти двенадцать.
— А первый новогодний костер по обычаю зажжет наш самый младший жилец — Ян.
Светловолосый малыш, весь надувшийся от гордости, подошел к Поленату. Тот взял его за руку и повел к арке. В этот миг часы в руках Полената заиграли дивную мелодию. Нагнувшись, Поленат прошел под аркой. За ним гуськом, держась за руки последовали все собравшиеся.
Стояла полная тишина. Были снышны лишь потрескивание дров в костре, да чудесная музыка. Налект, который шел последним, достал другой факел, вставленный в роскошно украшенный держатель, и зажег его от пламени костра. Затем, переложив факел в левую руку, взял правой торчавшую из снега лопату и затушил костер, подбросив туда снега.
Пройдя под аркой, Налект передал факел по цепочке, пока он не дошел до Яна. Малыш подождал несколько мгновений и, когда часы начали бить, решительно ткнул им в костер.
Затем факел взял Поленат. Орудуя им, как дубинкой, он перечеркнул стены арки, и она рухнула. Грянула приветственная песня, а в доме, как по мановению ока, зажглись огни. (Об этом позаботился кто- то из взрослых, скоре всего, Калима.)
Все повалили в дом, растирая раскрасневшиеся от мороза щеки. В доме их ждали накрытые — нет, не столы, а доски, чуть выше уровня пола.
И так уютно было сидеть здесь, на циновках, среди еловых лап и сияющих звездочек, в ярко освещенной комнате, в окружении веселых приятелей, что Рон почувствовал себя дома и понял, что наконец-то стал родным здесь.
Наутро в школу приехали гости, девочки и малыши. И опять был веселый праздник, на котором выступали и прибывшие, и хозяева. Особенно Рона развеселил хор малышей. Среди них были почти одни эдоры — маленькие мальчики и девочки. Они так важно изображали взрослых, явно гордясь своим выступлением, что Рон чуть не лопался со смеху.
Дети пели на твентри с милым эдорским акцентом, какой Рон слышал только и Риндона — у взрослых школьников он пропадал. Тут Рон вспомнил, отчего у этих детей акцент и как они очутились в
