— А где она находится?
— Она не одна. Их четыре, вернее, уже пять. В каждой учится около семидесяти учеников, и полсотни они все вместе выпускают в год подмастерьями.
— Так много? А почему же в академии всего семьсот магов?
— Не так уж и много. Население империи — 50 млн., как тебя учили на уроках географии. Сила есть едва ли у каждого двадцать пятого, и лишь у одного из пяти хватает мозгов, чтобы разобраться в теории и пойти дальше примитивных трюков. Как у тебя с математикой, Рон?
— Учитель говорит, что я — лентяй, но в школе я у него был лучшим.
— Отлично! А с наукой жизни?
Рон скривился.
— Ага. Значит, магом-целителем тебе не быть. Но художник ты отличный, и память хорошая. Думаю, ты справишься. Дело в том, что если хочешь стать магом и попасть в академию, тебе надо либо открыть что-то новое в своей области, либо стать виртуозом-универсалом. Это далеко не каждому под силу. Вот почему академия так мала.
— Значит, ты возьмешь меня в школу?
— Я сам взять тебя в школу не могу. Могу лишь порекомендовать. Но, думаю, к моему мнению прислушаются. В нашем цехе таланты ценят. Но я хотел бы узнать о тебе побольше, а затем уже проверять.
— Я о тебе тоже! — расхрабрился Рон. — Я всего три дня в моей жизни общался с волшебниками.
— Хорошо, но на сегодня хватит. Встретимся завтра, в лесу, на старом месте, если не возражаешь.
Вечером следующего дня юный ротен рассказал Руджену свою историю. Она была короткой и времени заняла немного. Руджен в ответ поведал немного о себе:
— Я родился на северо-восточном, у моря, в племени рыболовов. Твен начали экспансию с запада, а рыболовы живут больше на востоке материка, а мое племя, вдобавок, — еще и почти на самом севере. В 33-ем, когда я родился (значит, ему двадцать четыре года, подумал Рон), наша судьба уже, пожалуй, была определена. Война подходила к концу, хотя наши сражались отчаянно. Стычки тянулись еще шестнадцать лет, пока не изловили последних жителей. В лесах с маленькими племенами воевать гораздо сложней, чем нападать на деревни на пустых островах посреди океана.
В 38-ом твен неожиданно напали на наш лагерь, перебив часовых. В лагере воинов почти не было, только женщины и дети, но подростки сопротивлялись, как могли. Я до сих пор помню, как мой брат, ему было одиннадцать, бросался с кинжалом на воина, впятеро сильнее его. Но, в конце концов, все сопротивляющиеся были убиты, а нас, оставшихся, посадили на корабль. Матери я там не встретил. Должно быть, ее тогда убили. Нас везли в обход материка, в порт Баннок, а затем вверх по реке, к озеру Тириен, а по нему в Кэрол Тивендаль.
— Неужели с северо-восточного вывезли всех жителей?
— Да. Там не было городов, а оставлять на воле племена твен не решились. Сейчас там лишь несколько проводников, согласившихся помогать поселенцам из Мэгиены. Твен уже построили города. Там недаром открыли пятую школу.
— А люди с северо-восточного, значит, тоже маги?
— Как ни странно, да. Раньше считалось, что магия подвластна только твен. Потом выяснилось, что и мои родичи могут стать волшебниками, правда, на десять твен со способностями наших, примерно с такой же силой приходится лишь трое, и только один способен всерьез учиться. С математикой мы не в ладах. Но все— таки у нашего народа таланты есть, не только у твен. А теперь еще ты.
— Ну ладно, а что же было с тобой дальше?
— Да почти то же самое, что и с тобой. Окончил школу, только пошел не в художественный цех, а в музыкальный. Петь я не очень люблю, а вот гитара мне по душе. Потом, в девятнадцать, стал мастером. Во втором полукружье, в отличии от первого и третьего, мастер немногим отличается от подмастерья. Потом пришел в школу в Кэрол Тивендале и попросил меня проверить, — Руджен говорил отрывисто и, словно, нехотя. Видимо, события детства занимали его больше. — Оказалось, что я смогу стать волшебником. Но до мастера мне, наверное, никогда не дорасти.
— Почему?
— Мой народ не знает письменности и сложного счета. И наука влезает в меня со скрипом. Я ночами сидел над книгами, но лишь за пять лет осилил школу. Что-то понять я еще могу. Но чтобы придумать что-то самому, надо ориентироваться во всем этом так же легко, как ты ориентируешься в лесу.
Рон молчал, не зная, что сказать.
— Приходи завтра ко мне в таверну. Проверим, какой из тебя маг. — предложил Руджен.
— Постараюсь. А послезавтра нельзя? — на завтра у Рона и его друзей была назначена пирушка.
— Нет, не получится. Послезавтра мне надо ехать. Впрочем, с утра сможешь?
— Попробую. Ты все время будешь в таверне?
— Да, я выполняю заказы.
Поразмыслив и посоветовавшись с друзьями (Рон сказал им только, что заезжий волшебник хочет с ним побеседовать), Рон решил идти с утра. Утром, подумал он, сил для магии будет больше.
Руджен усадил его на кровать, а в нескольких футах, на полу, напротив мальчика, положил монету.
— Попробуй приподнять ее. — сказал он. — Ты знаешь, она состоит из мельчайших частиц. Заставь их всех двигаться вверх.
Рон сосредоточился на монете.
— Ну! Слейся с ней мозгом!
У Рона от напряжения на лбу выступила испарина, но монета не сдвинулась ни на дюйм.
— От того, что ты надуваешься, толку не будет, — заметил Руджен. — Ты должен работать мыслью, а не телом. Ну-ка! — Он подсел к Рону на кровать и взял его за плечо. — Я тебе помогу.
И вот, Рон увидел, как во сне, что монета приподнимается, и в тот же миг ощутил, что может ею управлять. Как все просто!
Рон на радостях заставил золотой сплясать в воздухе. Руджен отсел от мальчика и с улыбкой наблюдал за диким танцем желтого кружочка.
— А теперь вот это, — Руджен положил на пол рюкзак. — Это будет посложнее.
Рон долго «влезал» в рюкзак, пробуя силы в разных местах. Рюкзак при этом смешно морщился и вздрагивал. Наконец, он плавно поплыл вверх.
— Интересно, а сам я взлететь могу? — спросил Рон, облегченно вздохнув, когда рюкзак шлепнулся на пол.
— Нет. И не пытайся этого сделать. Замыкать на себя волшебную силу очень опасно. Это рискуют делать только маги высшего класса, и то, обычно через кристалл. Кроме того, ты гораздо сложнее этого рюкзака, да и весишь больше.
— Значит, я не смогу ни в кого превратиться? — разочарованно протянул Рон.
— Это очень трудно. Впрочем, ты можешь заставить других поверить, что ты во что-то превратился. А теперь, вот я кладу на этот кирпич монету, а на нее лучинку. Он аккуратно положил медяк на середину кирпича. — Раскали ее так, чтобы лучинка загорелась. Заставляй ее частицы бегать и сталкиваться друг с другом, быстрей и быстрей. Рон неловко сгорбился, как бы помогая себе руками и ногами, но потом расслабился и замер, не отрывая глаз от монеты. Еще минута — и глаза его закрылись, и он весь ушел в себя. Пробудило его шипение. От лучинки поднимался дым.
— Молодец! Ты все сделал сам. Немного медленно, конечно, но для первого раза просто здорово. Я расскажу о твоих способностях в цехе.
— Слушай, — Рону пришла в голову новая мысль, — но ведь если ты расскажешь про кубок… — он не договорил.
