— Мэг, я не сказал, что…
— Да, ты не сказал, что я все выдумала! — Мэг была слишком несчастна, чтобы долго сердиться. — Я не виню тебя, Билл. Мне самой с трудом верится во все это… Иногда я думаю, что мне просто приснился кошмарный сон.
— А ты уверена, что это не так? — помявшись, спросил Билл.
Мэг отвернулась.
— Я… не знаю. — Она снова посмотрела на него. — Нет, Билл, это не сон. Я знаю, что это случилось на самом деле.
Кто-то подбросил ту газету, кто-то проник сюда и положил буквы на коврик и кто-то сунул тот конверт в почтовый ящик.
Но когда я очень устаю, целый день хожу по конторам в поисках работы или просыпаюсь среди ночи, я словно слышу у себя в голове чьи-то голоса и уже ни в чем не уверена.
Целых десять лет Билл мечтал обнять Мэг, и сейчас желание утешить ее стало почти нестерпимым. Но он понимал, что если хочет помочь ей, то должен запастись терпением. Он один мог избавить Мэг от этих кошмаров — больше ей не на кого надеяться.
К сожалению, столь рыцарственные чувства требовали соответствующих действий. Надо изобразить гнев. Вместо того чтобы поцеловать Мэг, Билл сурово нахмурился и резко спросил:
— Ты сохранила конверт?
— Нет. А зачем? Он ничем не отличался от моих собственных конвертов — я пользуюсь как раз такими — и ровным счетом ничего не доказывал.
— А кленовый лист?
Мэг махнула рукой.
— Он сразу же сморщился. Какой был смысл его хранить?
Тут Билл рассердился по-настоящему. У Мэг наверняка полно в ящиках всякого хлама, но сохранить конверт, который мог оказаться посланием от Робина О'Хара она не удосужилась!
— Я бы хотел взглянуть на «Дейли скетч» — на ту газету с обведенными буквами.
Мэг побледнела еще сильнее.
— Это невозможно. Я забыла тебе сказать: газета исчезла.
— Но ты же сказала, что сохранила ее!
— Да. Я положила ее в ящик письменного стола, но она исчезла.
— Когда?
— В тот день, когда я обнаружила буквы на коврике у камина. Я открыла ящик, и газеты там не оказалось.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— Не возражаешь, если я посмотрю? Газеты иногда застревают позади ящика.
— Эта не застряла. Но если хочешь, смотри.
Билл вытащил ящик, обследовал пазы, потом стал доставать содержимое, обнаружив дюжину писем, присланных им из Чили. Мэг хранила их, хотя не писала ответов.
Кроме писем, в ящике лежали и другие вещи — обрывки шнурков, старые театральные программы, счета, записки, половинки листов бумаги, желтый карандаш длиной в дюйм, выглядевший так, словно над ним поработала мышь.
Мэг вечно грызла карандаши.
Билл швырнул огрызок в мусорную корзину, но Мэг тут же вытащила его оттуда.
— Я не миллионерша, Билл, и не могу позволить себе выбрасывать хорошие карандаши!
— Я подарю тебе другой. — Он вынул из кармана новый карандаш с оловянным защитным колпачком и ластиком. — Ради бога, выкинь этот мерзкий огрызок! А что это за счета?
Мэг с горечью усмехнулась.
— Мог бы с таким же успехом выкинуть и их.
— Они не оплачены?
— А ты как думаешь?
Билл сложил счета и записки в аккуратные стопки.
Перед тем как задвинуть ящик, он вытащил из стопки половинку бумажного листка.
— Эту бумагу использовали для букв на коврике?
Мэг кивнула.
— Значит, тот, кто проник в квартиру, открыл ящик, увидел «Дейли скетч» и забрал ее.
— Он мог специально искать газету. Если это был Робин, то он знал, где искать.
Билл со стуком задвинул ящик.
— Если это Робин, то какого черта ему нужно?
Мэг страдальчески поморщилась.
— Не знаю. Спасибо, что привел в порядок ящик. Я всегда жду пока он наполнится до краев, а потом делаю уборку, как правило обнаруживая, что куда-то выбросила почтовые марки, письмо, на которое нужно ответить, извещение о денежном переводе или еще что-нибудь.
— Зачем понадобилось уносить газету?
— Очевидно, кто-то — может быть, Робин — решил, что лучше не оставлять ее здесь.
— Это не мог быть Робин! — рявкнул Билл.
— Мог, — отозвалась Мэг О'Хара.
Глава 3
Билл Кавердейл вытянул длинные ноги и откинул голову на ветхую спинку большого бесформенного кресла.
Под сиденьем топорщилась пружина, а из подлокотников вылезала набивка. Пучок конского волоса торчал рядом с коричневой от загара левой рукой, покоившейся на некогда красной коже обивки. Кисти рук у Билла были довольно красивы, но чересчур велики. Глядя в окно, он видел узкую полоску английского голубого неба и бетонную стену нового многоквартирного дома с множеством окон. Да, целый дом успел появиться на месте приземистых грязных домишек с тех пор, как Билл Кавердейл в прошлый раз сидел в этом шатком кресле и смотрел в это же окно.
Рука Гэрратта вытянулась на фоне оконного стекла и перечеркнула картину за окном.
— Восхищаешься видом? — осведомился полковник, разразившись отрывистым лающим смехом.
— Он очень успокаивает нервы, — ответил мистер Уильям Кавердейл. — Вы можете считать окна вместо овец, чтобы легче было уснуть.
Гэрратт подошел к окну, с отвращением устремив на многоквартирное здание маленькие глазки стального цвета. Короткие седеющие волосы торчали у него на голове, так выглядит отросшая за десять дней небритая щетина.
При виде одежды полковника каждый раз невольно спрашиваешь себя: каким образом сотворившему ее портному удалось избежать линчевания? Но так как никто не знал имени этого доблестного мастера, он мог безнаказанно снабжать Гэрратта самыми чудовищными образчиками портновского ремесла. Вот уже двадцать пять лет. Горчичный твидовый костюм в розовую клетку в министерстве иностранных дел помнят и поныне. В тот день полковник облачился в пурпурный западно- английский твид с зелеными полосками. Карманы, как всегда, топорщились. Неизменный красный носовой платок торчал дюйма на четыре из самого переполненного кармана, в котором помимо платка находились трубка, кисет с табаком, спички и связка ключей. Картину дополнял то ли колледжский, то ли клубный галстук, весь в ярко-синих и оранжевых зигзагах, придерживаемый булавкой, похожей на раздавленную уховертку.
