Гэрратт повернулся к Биллу.
— Сначала сносят, потом строят, потом сносят опять. — Он скорчил гримасу. — Сплошное разгильдяйство. Хуже всего, когда кирпичи начинают падать.
Примерно полминуты Билл молчал, теребя пучок конского волоса указательным и большим пальцами. На указательном поперек костяшки белел шрам, к большому был приклеен пластырь.
— Что слышно насчет O'Xapa? — вдруг небрежно спросил он. — Вы выяснили, что произошло?
Гэрратт нахмурился. С насупленными бровями он становился поистине устрашающим.
— O'Xapa? Его прикончили год назад.
Билл методично наматывал конский волос на палец со шрамом. Когда черный волос трижды пересек белый шрам, он спросил:
— Вы уверены, что он мертв?
— Конечно уверен! А почему тебя это беспокоит?
— Потому что миссис O'Xapa в этом совсем не уверена, — медленно произнес Билл.
— Ты виделся с ней? — свирепо осведомился Гэрратт. — Что она говорит?
Билл крепче натянул конский волос, после чего ему удалось сделать еще один, четвертый виток.
— Да, я виделся с ней. Мы давно знаем друг друга. И она не уверена… — Конский волосок порвался, и он стряхнул обрывки на пол. — Что там произошло, Гэрратт?
Полковник пожал плечами — это был не благообразный английский жест, а резкое подергивание.
— Нож в спину. Мешок с песком. — Он снова дернул плечами. — Меня там не было. Короче говоря, они до него добрались.
— Он выполнял какое-то задание?
Гэрратт кивнул.
— Какое? Где?
— Какой смысл в этом копаться?
— Я хочу знать.
Гэрратт опустился на подлокотник кресла, сунув руки в карманы и нервно покачивая ногой.
— Некоторые хотят знать все!
Билл кивнул. Он сидел неподвижно, лишь продолжая теребить двумя пальцами вылезший пучок из прорехи на подлокотнике, но стальные глазки Гэрратта приметили в этой неподвижности не приятную расслабленность, а напряжение. Билл с трудом удерживался от ерзанья и сохранял бесстрастный тон. Только сказав «я хочу знать», он все-таки сделал акцент на слове «хочу».
— Почему? — осведомился Гэрратт.
— Потому что хочу.
Последовала короткая пауза, которую нарушил смех Гэрратта.
— Ясно. Только знать особенно нечего. Тебе известно, что он был за человек. Довольно скользкий. К тому же скрытен, как устрица. Разведка — дело тонкое, а этот O'Xapa… — Он в третий раз дернул плечом. — Я могу иметь дело с человеком, который подчиняется приказам, но O'Xapa… От него постоянно можно было ожидать самых диких выходок. Рано или поздно он должен был попасть в беду.
— Чем он занимался, когда попал в беду? Каким образом он в нее попал? И как вы об этом узнали? — Вопросы следовали один за другим.
— Говорю тебе, что он выполнял задание, — проворчал Гэрратт. — А если хочешь знать, какое именно, то можешь хотеть сколько душе угодно, потому что я сам этого не знаю. Там целый клубок замысловатых трюков, поди разберись… Преступление само по себе не интересует разведслужбу при МИД, но когда затронута политика… это уже наша работа. Преступники международного масштаба всегда выискивают шансы воспользоваться международной политикой. Таким было дело Стервятника. До него мы добрались, но упустили тех, кто был у него в подчинении, в том числе чертовски умную женщину. На днях мы поймали одного из них, по это еще не конец. O'Xapa вышел на след тех, кто продолжает действовать в Англии. По крайней мере, так я думаю, но когда я видел его в последний раз, он ограничился намеком — мол, подождите и сами увидите — и тут же заткнулся. Но O'Xapa действительно преследовал крупную дичь — настолько крупную, что она прикончила самого охотника. Если бы ему хватило ума все мне рассказать, мы бы накрыли всю шайку. А в результате пшик — они накрыли его и, расправившись с ним, снова ускользнули.
— Миссис O'Xapa сомневается в том, что он мертв.
Гэрратт лягнул ножку своего кресла.
— Значит, сомневается?
— Она приходила к вам?
— Да, приходила. И много чего нарассказывала. Будто кто-то подбросил ей газету с обведенными чернилами буквами. А из букв якобы складывались слова «я жив» или что-то в этом роде. В общем, какая-то чушь!
— Почему чушь?
— Потому! — Гэрратт расхохотался. — Билл, дружище, за каким чертом О'Хара стал бы посылать жене эти ребусы?
Билл сдержался. Конечно, Гэрратт законченный грубиян, но он был его родственником (хоть и очень дальним), а также его старым и верным другом.
— Миссис О'Хара тоже так говорит, — заметил Билл.
— Да ну? Это первые разумные слова, которые я от нее слышу. В этом фокусе нет никакого смысла. Либо это весьма сомнительная шутка, либо она впала в неистовство, и сама это проделала.
Билл покачал головой.
— Не думаю. Я хорошо знаю Мэг — она совсем не истеричка. Сейчас я кое-что расскажу вам, Гэрратт, хотя вы мне наверняка не поверите. Только потом не жалуйтесь, что от вас что-то скрыли.
— Ладно, выкладывай. — Полковник прищурил маленькие глазки.
Билл рассказал ему про буквы на коврике Мэг, которые вырезали из писчей бумаги, и про сложенное из них слово «жив».
Гэрратт лишь поднял брови, постукивая по своему карману, отчего в комнате раздавались мерные позвякивания.
Поведал ему Билл и о конверте с кленовым листом, на котором было выколото все то же «магическое» слово.
Гэрратт опустил брови и перестал позвякивать.
— Эта дамочка — чокнутая! — заявил он.
Билл даже не рассердился. Сердиться на Гэрратта было просто глупо.
— Нет, она не чокнутая, — терпеливо возразил он.
— Хорошо, — кивнул Гэрратт. — Предъяви вещественные доказательства: «Дейли скетч», буквы из бумаги, конверт и, засохший мертвый кленовый лист. Полагаю, если О'Хара жив, то хоть лист, по крайней мере, мертв.
Билл не удержался от улыбки. Теперь, когда лед был сломан, он чувствовал себя куда свободнее.
— Нет никаких вещественных доказательств. Мэг убрала «Дейли скетч» в ящик письменного стола, но газета исчезла в тот самый день, когда она обнаружила буквы на коврике. Бумагу, из который их вырезали, взяли из того же ящика.
— Полагаю, потом кто-то вломился в квартиру и выкрал кленовый лист! — Гэрратт скорчил гримасу. — И ты называешь это доказательствами? Это же форменный бред!
— О'Хара был странным типом, — медленно произнес Билл.
Гэрратт понял его намек.
— Ты имеешь в виду, что он может играть с женой в кошки-мышки. Какие у них были отношения?
Билл ответил не сразу.
— Пожалуй, вам лучше знать все. Я уже десять лет люблю Мэг, но она меня не любила и вышла
