задумал убийство, взял кочергу… Так вот, говорю вам, Сирил не мог этого сделать. Что-то люди могут сделать, а чего-то не могут. Я знаю его всю жизнь, он не мог пришлепнуть осу, тем более ударить человека кочергой по голове. Если вы скажете мне, что он прихватил какую-то мелочь, или марки ценой в шиллинг, я вам поверю, но убийство… или войти в комнату с трупом — нет, это полная чепуха, этого он сделать не мог.
Они дошли до конца Грина. Мисс Силвер оставалось только перейти дорогу, чтобы увидеть приветливый свет в окнах дома миссис Войзи. Она остановилась. Алан Гроувер отпустил ее руку.
— Вы меня чрезвычайно заинтересовали, мистер Гроувер. В том, что вы говорите, есть смысл, я это обдумаю самым тщательным образом. Спокойной ночи.
Глава 34
Прошло еще немало времени, прежде чем Рэндал Марч смог отправиться домой. Он был рад покончить с делами дня и расстаться с суперинтендантом Дрейком. Реакция Дрейка на следы, найденные мисс Силвер, была прямо-таки неистовой. Он был подавлен, оскорблен, унижен. Он высказал предположение, что следы могли быть оставлены и в любой другой день, а когда Марч напомнил ему, что в среду днем шел сильный дождь, снова разобиделся. Конечно, для офицера полиции нет ничего мучительнее, чем видеть, как ведется подкоп под его стройную версию, или как она рассыпается, так что никакими силами не удержать. Имея двух подозреваемых, Карра и Рету, Дрейк находился в состоянии блаженства и самодовольства. Это было его первое дело об убийстве. Впереди маячило повышение по службе. Общественное положение обвиняемых льстило его классовому сознанию. Ему не понравилось, когда Хоулдернесс выдвинул альтернативную фигуру Сирила Мейхью — никто и не стремился доставлять ему удовольствие, — но он повел себя достойно, как офицер, желающий только узнать правду.
И вот — следы ног неизвестной женщины, которая никак не вписывается в картину! Тут любой выйдет из себя, тем более что он должен был сам их обнаружить, за что шеф уже выговорил ему. Все обстояло бы еще не так плохо, если б это были следы мисс Крей, но они не ее, и у него нет никаких догадок. Он не желал, чтобы шеф указывал ему еще раз. С некоторой горечью Дрейк отметил, что если бы ему пришлось выбирать между делом, в котором нет подозреваемых, и делом, где они роятся, как мухи, он бы выбрал первое, да еще спасибо сказал — в этом шеф был с ним полностью согласен, что не часто случалось за время их сотрудничества.
Что ж, работа закончена — следы сфотографированы, залиты цементом, над ними натянут брезент, защита от перемены погоды. И Рэндал Марч отправился домой.
Он покинул Меллинг и медленно поехал по узкому темному проулку. С обеих сторон тянулась живая изгородь — неухоженные, разросшиеся кусты, местами прерываемые черными дырами. На дороге не было ни души — ни света фар других машин, ни низко висящего фонарика велосипеда, ни пешеходов, жавшихся к кустам. Одиночество и темнота были приятны. Физически он устал так, как не уставал долгие годы; смертельно болела и голова. В последние два дня его мысли шарахались из стороны в сторону, боролись, бунтовали. Даже когда он призывал их к порядку, удерживал равновесие между обвинением и защитой, выполнял работу без опасений и поблажек, он не был уверен, что чаша весов не перевешивает в ту или другую сторону.
Он ехал по дороге, освещенной фарами, и от души желал, чтобы так же светел был его путь.
В полумиле от Меллинга дорога делала крутой поворот влево, а вперед, в Рауберри Коммон, уходила грунтовая пешеходная дорога. Фары выхватили из темноты женскую фигуру. В момент поворота она стояла, ослепленная вспышкой света, с непокрытой головой, бледным лицом и широко открытыми глазами. Это было страшно — как лицо утопленницы.
Он проехал поворот, остановился и вернулся пешком. Услышал как поскрипывает гравий. Неописуемое облегчение окатило его с головы до ног. Он стал уверять себя, что причин для страха нет, хруст гравия звучал для него как самый желанный звук. Он окликнул женщину:
— Рета! Что ты тут делаешь? — и увидел, что она движется к нему, как тень.
— Я ходила в Рауберри Коммон. Не могла сидеть взаперти.
— Нельзя разгуливать в темноте. Это плохо кончится.
— Мне никто не сможет причинить зла, я слишком несчастна.
— А в темноте чувствуешь себя защищенной?
— Да. Люди тебя не тронут, ты один во всем мире…
— Рета, не надо так говорить!
— Я иду домой.
Она сделала шаг, и тут он сорвался. Марч был человек решительный, он не мог дать ей вот так уйти от него. Не раздумывая, он схватил ее — под руками оказалось грубое пальто — и обнял.
— Рета!
— Пожалуйста, отпусти меня!
— Не могу. Я люблю тебя. Ты это знаешь. Ведь знаешь?
— О нет!
— Что пользы лгать? Наконец-то мы скажем друг другу правду! Ты знаешь, что я тебя люблю.
— Нет…
— Перестань лгать, Рета! Если мы не можем ничего сделать друг для друга, то можем по крайней мере быть искренними. Если бы ты не знала, разве сидела бы у меня сегодня с обвиняющим видом? Как только я задаю тебе вопрос, ты на меня злишься, как только я устраняюсь и даю расспрашивать тебя этому чертовому Дрейку, ты меня обвиняешь. Если бы ты не знала, что я тебя люблю, ты бы так себя не вела. Ты знала.
— Да… знала. Но разве это важно? Это как узнать о чем-то таком, что давно умерло… прошло.
Он крепче сжал ее. Она почувствовала, какие у него сильные руки.
— Что ты говоришь? Думаешь, я дам тебе уйти?
Странным, рыдающим голосом она произнесла:
— Я… уже… ушла.
К нему вернулось беспокойство, которое он испытал, когда увидел ее в свете фар, похожую на утопленницу. Его мелодичный голос стал жестким и скрипучим.
— Не говори так, я этого не принимаю! Прошу тебя стать моей женой.
— Ты что, Рэндал?! И мы пошлем объявление в газеты? Вот уж они порадуются! Заголовок: «Главный констебль женится на главной подозреваемой в деле об убийстве Лесситера!» Хотя нет, это они смогут только после ареста — неуважение к суду или как там это называется? А как только меня арестуют, я буду осуждена. О, Рэндал, почему это с нами случилось! Мы могли бы быть счастливы!
Горе разбило ее. Она не предполагала, что так получится. От мысли, что все могло быть прекрасно, становилось еще больнее. У нее не осталось ни гордости, ни самообладания. Она даже не порадовалась, что вокруг темно — она заливалась бы слезами и в яркий день.
Сначала Рэндал ничего не понял. Она неподвижно стояла, а он с трудом справлялся с собственными эмоциями.
Потом жгучая слеза упала ему на руку. Он поднес ладонь к ее лицу, и на нее закапали слезы. Он стал осыпать ее поцелуями, и она целовала его в ответ со всей страстью отчаяния. Если это все, что им дано, так пусть оно будет отпущено полной мерой.
Они были одни во всей вселенной, дыхание и биение сердец слились воедино. Они не знали, сколько так продолжалось. Наконец она задыхаясь сказала:
— Мы сошли с ума.
— Нет, — возразил Рэндал, — мы выздоровели. Так и будем держаться дальше, как здравомыслящие люди.
— Стоит ли?
К нему вернулось самообладание. Мысли окрепли.
