предупреждён о том, чтобы впредь не допускал подобных оплошностей.
Об особенно жестоком виде казни (даже по тем далеко не милосердным временам) – сварении приговорённого в кипятке, что практиковалось с 1285 года, повествует книга записей распоряжений городских властей Штральзунда. В книге приводится указ о розыске Николауса Винкельдорпа, прибывшего в Штральзунд вместе с купцом Германом Ольдендорпом. Это распоряжение принято по решению суда в соответствии с Любекским правом. Винкельдорпу, обвинённому в подделке денег, удалось сбежать. Проходивший по тому же делу Клаус Эльмхорст тем же судом был приговорён к смерти в котле с кипящей водой. Фальшивые пфенниги, завезённые обвиняемыми в Штральзунд, были обнаружены под кроватью Винкельдорпа, которого ожидал тот же приговор, что и Эльмхорста. Указ датируется 31 марта 1431 г.
На старой рыночной площади Штральзунда, жители которого в октябре или ноябре 1431 года были свидетелями этой ужасной казни, в те времена организовывались народные увеселения. Эти развлечения большей частью были не тем, что мы понимаем под этим сегодня. Так, в 1414 году гвоздём программы «увеселений» было насаживание кошки на позорный столб. Кому это удавалось, публично провозглашался «кошачьим рыцарем». На следующий год штральзундцы потешались, наблюдая, как слепые пытались бить дубинками свинью и попадали друг в друга.
И все равно то, что произошло с Клаусом Эльмхорстом, ещё долго оставалось в памяти горожан. Рассказы об этом событии передавались из поколения в поколение. О нем сообщает в своей хронике умерший в 1560 году преподобный Иоганн Беркманн, который, вероятнее всего, не был знаком с цитированной ранее книгой записи решений городских властей Штральзунда. Беркманн описывает казнь фальшивомонетчика и упоминает, что котёл, где он ещё на этом свете принял адские муки, оставлен в назидание потомкам на своём месте.
Для последующих поколений было само собой разумеющимся, что казнённый тогда фальшивомонетчик сам принадлежал к клану мастеров монетного дела. Между тем настоящая профессия Эльмхорста в хрониках не указана.
Следует упомянуть и ещё об одном немаловажном обстоятельстве: с юридической точки зрения в описываемом случае налицо откровенный судебный произвол. В положениях Любекского права, на которое, как мы помним, ссылались как на обоснование решения суда по обвинению Николауса Винкельдорпа и Клауса Эльмхорста, не рассматривался такой вид преступлений, как подделка денег. По Любекскому праву фальшивые деньги – лишь улика, наказание – денежный штраф или в худшем случае снятие с головы волос вместе с кожей.
Вместе с тем было бы ошибкой оценивать подобные казни с позиций современных представлений о цивилизации и морали. Жестокость была в духе того времени: преступления против нарождавшегося капитала карались сурово и публично.
Орёл или решка?
14 декабря 1620 г. Полдень. В городские ворота Пренцлау въезжает фургон, запряжённый парой гнедых. Проехав по городу, он останавливается перед домом гражданина Пренцлау Эртманна Шмидта. Кучер слезает с козёл и стучит в дверь. Хозяин дома появляется на пороге: «Элиас Хеннинг, собственной персоной! Заходите, заходите… Может быть, промочите горло с дороги?» Хеннинг не собирается рассиживаться. Надо обтереть лошадей, ну и от доброго глотка он, конечно, не откажется. Это способствует путешествиям. Фургон полон мотков польской шерсти, их надо доставить в Гамбург. Эртманн усмехается: «Ну, конечно, ничего подозрительного. Подручный монетных дел мастера в роли торговца шерстью».
Они переходят к делу. Из рук в руки передаются туго набитые мешочки. Появляется пустая бочка, в которую Хеннинг складывает свою добычу. Бочку аккуратно прикрывают шерстью, и фургон снова трогается в путь. Но беда уже не за горами. Через полтора часа у деревни Бойтценбург всадник преграждает дорогу и грубо требует, чтобы Элиас ехал в поместье господина фон Арнима. Хеннинг не сопротивляется, хотя от страха его прошибает пот, а губы безостановочно шепчут «отче наш».
Люди Георга Арнима кипа за кипой перебирают шерсть. Наконец, когда вся шерсть выгружена, они наталкиваются на бочку. «Что здесь?» – угрожающе спрашивает хозяин поместья. «Смотри сам», – отвечает Элиас, отворачиваясь. «Ого, в бочке остались камни?! Зачем они тебе?» Но наступает роковой момент: бочку опустошают, и в руках у фон Арнима оказываются три кошелька. Он собственноручно пересчитывает монеты, а они все крупные, тяжёлые. Итог: 2109 гульденов.
Напрасны протесты Элиаса Хеннинга. Он говорит, что это честно заработанные деньги, они получены за товары францбургских ремесленников и крестьян. Его никто не слушает. Георг фон Арним оставляет деньги у себя.
Элиас Хеннинг кое-кому уже примелькался. Слишком часто он курсировал из Померании в Бранденбург. Но это ещё не повод, чтобы присваивать его деньги.
На следующий год в Пренцлау начался судебный процесс. Хеннинг требовал вернуть ему деньги. У противоположной стороны нашлось множество свидетелей, которые заявили, что подручный монетчика из Францбурга выменивает крупные монеты и занимается он этим не в одиночку. Эртманн Шмидт оказывает ему помощь в получении мелких монет. Наконец, было доказано, что Хеннинг через Шмидта заказал у двух пренцлауских столяров весы-качели. Торговец Кристоф Вильде показал, что видел в доме Эртманна Шмидта подобные «качели», приспособленные для работы с монетами разного достоинства.
Вот так. Элиас Хеннинг оказался под подозрением. Собственно говоря, речь шла даже не о нем, а о мастере монетного дела города Францбурга Михаэле Мартенсе, по указанию которого Хеннинг обменивал тяжёлые монеты на мелкие, сношенные или легированные медью и заказывал в Пренцлау орудия фальшивомонетного промысла. Но Мартене не фигурировал на процессе: Францбург находился во владениях герцога Филиппа Юлиуса фон Поммерн-Вольгаст, в то время как Пренцлау – в Бранденбургском курфюрстве и с 1360 года имел право собственной чеканки монет. На открытый конфликт с герцогом город не отважился. Мишенью негодования горожан по поводу «плохих» францбургских монет и «вывоза» добротных померанских денег стал незадачливый Элиас Хеннинг.
Процесс подделки монет нам уже частично описал торговец Кристоф Вильде. Монеты определённого достоинства помещались на верхнее плечо «качелей» («качели» были специальными для каждого вида монет). Если монета полноценна и прежде всего полновесна, «качели» приходят в движение; плохая, «лёгкая» монета оставляет их в прежнем положении. «Хорошие» деньги вплавлялись затем в плохие монеты.
О том, что подобное происходило и в самом Пренцлау, говорил на суде столяр Шрёдер: «Год назад меня подозвал кузнец и попросил сделать „качели“ для тяжёлых монет».
К сожалению, мы не знаем, чем закончился этот процесс. Скорее всего, Хеннинг не получил назад денег своего мастера, но сам не только уцелел, но и остался на свободе, так как спустя некоторое время он сообщил бранденбургскому курфюрсту, что в случае, если последний соблаговолит учредить монетный двор в Ландсберге-на-Варте, Хеннинг готов предложить свою кандидатуру на пост мастера монетных дел.
Михаэль Мартене знал и поддерживал намерения своего патрона герцога Филиппа Юлиуса ухудшить качество монет. За три месяца до вступления Мартенса в должность, 7 мая 1618 г., герцог выслушал в Лейпциге на окружном собрании представителей сословий своих подданных упрёки в том, что во Францбурге «неправедно» чеканятся монеты достоинством в два и четыре шиллинга.
Эти претензии были перечислены на обратной стороне договора герцога с Мартенсом. Самые важные из них заключались в том, что старые полновесные монеты малого достоинства уходят из обращения, их переплавляют на более мелкие монеты. Новые же монеты достоинством в четыре шиллинга слишком малы.
Все это должно было насторожить Мартенса. Ему не следовало доставлять новые неприятности своему господину. Надо сказать, что францбургские монеты с самого начала были в какой-то степени ненастоящими, так как не соответствовали общегерманским правилам чеканки монет, принятым в Аугсбурге в 1559 году. Право чеканки предоставлялось монетным дворам крупных центров при использовании ими самостоятельно добываемого серебра. Этот принцип был подтверждён в имперском законе 1572 года. Закон должен был препятствовать традиционной практике курфюрстских, герцогских,
