пропадет.
Торт и в самом деле был потрясающий. И вообще на этой кухне было очень уютно, и сама Вера Ипполитовна была такая уютная и милая, что мы обо всем позабыли.
Наконец Костя все-таки сказал:
— Ребята, пошли, а то может быть поздно.
— Да, да, спасибо большое, но нам пора!
— Ну, что ж, идите! — отпустила нас с миром Вера Ипполитовна. — Костя, только не поздно, очень тебя прошу!
— Ладно, мама, обещаю! А когда мы спускались по лестнице, Костя объяснил:
— Понимаешь, мама и так из-за отца постоянно волнуется, так уж я стараюсь зря ее не мучить.
— Ну и молодец! — одобрила я.
Когда мы пришли в наш двор, я посмотрела наверх, на окна Альбины. Там горел свет.
— О, она дома, — сказала я. — Дежурство отменяется.
— Вот и хорошо, — отозвался Костя. — Ты сейчас же пойди к ней и скажи про того типа.
— А может, не стоит ее пугать, а? — заметил Митя.
— Да ты что! — возмутился Костя. — Явно же на ее квартиру покушаются. Один раз у воров сорвалось из-за девчонок, но про это говорить нельзя, а сегодня этот тип у ее двери отирался, как же можно промолчать?
— А что она с этой информацией сделает? Заявит в милицию? И что она им скажет: соседская девочка видела, как кто-то на минутку прижался к моим дверям?
— Ну, пусть, по крайней мере, не оставляет квартиру без присмотра.
— Легко сказать!
— Ладно, вообще, ребята, не наше это дело. Предупредить мы обязаны. А дальше пусть сама думает. Может, ей собаку купить? — предложил Костя.
— Тоже верно.
— Да она не любит животных!
— Ничего, полюбит, когда какой-нибудь бультерьер ей вора загрызет!
Я простилась с ребятами и прямиком направилась к Ненорме.
— Кто там? — спросила она.
— Это я, Ася!
— Асенька? Что-то случилось?
— Альбина Федоровна, я сегодня днем видела, как кто-то прижимался к вашей двери!
— Как прижимался?
— Понимаете, он подошел сперва к нашей двери, прислушался, а потом быстро подошел к вашей и так вот, боком, прижался к ней. Что он там делал, я не видела, но подумала, что надо все-таки вам сказать.
— А может, это был просто пьяный?
— Не похоже. У вас все замки в порядке?
— Да, вроде бы все. Да, конечно, я же их открывала, все было в порядке.
Она держала меня в передней, не приглашая войти, но непохоже было, что у нее кто-то еще есть в квартире. На вешалке висела только ее шуба.
— Ладно, Альбина Федоровна, я пойду.
— Спасибо, деточка, что ты мне сказала, но я все же думаю, это был просто какой-то пьяный.
— До свиданья, тетя Аля.
— Привет маме и дедушке!
Глава X
ХИМИЯ И ЖИЗНЬ
Каникулы подошли к концу. Завтра утром в школу. До чего неохота! Опять рано ложиться, рано вставать, учить уроки. Впрочем, все бы ничего, если бы не химия! Я ничегошеньки в ней не понимаю! Мотька изо всех сил старается что-то мне втолковать, но у меня в мозгу словно какой-то клапан закрывается и не пропускает туда химические познания. Хоть ты тресни! Мама уже брала мне репетитора, но все без толку, он сам от меня отказался. Я могу только что-то зазубрить, и потому изредка у меня бывают даже четверки тем и держусь, но знаний нет никаких. Пусто, хоть шаром покати!
Учительница уже махнула на меня рукой. Перед концом прошлой четверти она как-то вошла в класс и говорит:
— Монахова, не могу я больше смотреть на твою тоскливую физиономию. Так и быть, тройку в четверти я тебе натяну, только сейчас уйди с глаз долой! Не порти настроение!
Я с удовольствием ушла, а химичка потом звонила маме и говорила, что, по ее мнению, я просто органически не способна к химии, что за всю жизнь ей встречалось только четыре таких ученика. Кстати, то же самое говорил маме и репетитор. И вот завтра эта пытка опять начнется. И первый урок, как назло, химия.
— Что, Аська, пригорюнилась? — спросил дед.
— В школу идти неохота. Тем более первый урок — химия.
— Так ты и не одолела эту злодейку химию?
— Дед, у меня ничего не выходит, я сразу тупею, вон даже наша химичка говорит, что я органически неспособна.
— Глупости, ты же нормальная умная девочка, а беда в том, что и тебе, и твоей химичке так проще — неспособна, и дело с концом. Я думаю, если бы ты по-настоящему, страстно захотела понять эту треклятую химию, все было бы в полном порядке.
— Дед, где же мне взять это страстное желание, а?
— Ну, матушка, это ты сама должна себе внушить.
— А почему же по другим предметам, и по физике, и по математике, я все понимаю, хоть и не люблю? И у меня по этим предметам твердая четверка и даже пятерки бывают. А по химии — хоть тресни!
— А тебе не стыдно?
— Да хоть и стыдно, что с того?
— А у Матильды как дела с химией?
— Нормально. Я знаю, что ты скажешь, дед, но она уже тоже на меня рукой махнула, просто дает мне списывать, подсказывает. Я ведь могу перед уроком что-то зазубрить и даже неплохо ответить, но стоит мне выйти из класса — все, я это уже и не вспомню.
— Выходит, внучка у меня с изъянцем?
— Выходит, так.
— А если бы у тебя появился стимул?
— Какой стимул? Вон даже папа, когда был тут, знаешь, как он со мной бился, он же в химии прекрасно разбирается, так он чуть не плакал. Говорил, что дочка у него идиотка. Он сначала мне все то же твердил, и про нежелание, и про лень, а потом и он отступился. Сказал, что, видно, я в Потоцких пошла, чисто гуманитарное направление ума.
— Почему? — возмутился дедушка. — Я когда учился, вполне справлялся с точными науками. Вот мама твоя, правда, тоже мучилась в школе, но все же не до такой степени.
— Ладно, дед, пойду-ка я лучше спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, бестолочь моя дорогая.
Утром, на первом уроке, химичка объясняла новый материал, я, конечно, сидела дура дурой, а под конец урока она вдруг обратилась ко мне:
— Ну что, Монахова, как жить будем в этой четверти?
Я встала и только плечами пожала.
