взаимодействие. В системе работаем, понимаешь, корефан?
— Догадываюсь. Хватит философией заниматься! Возник конкретный вопрос: как произвести отмаз от ментов и как не обостряться с Лавровкой? Ты говоришь: «С тебя десять тысяч». Я говорю: «Производим взаимозачет». Что еще надо?
— Согласен.
— Тогда еще вопрос. Будем продолжать копать по тем мальчикам, которые урыли Ростика, или это уже не надо?
— Я тут тебе не указ. Конечно, если в коробке то, что надо, — проблем не будет. Москве за Ростика никаких компенсаций не надо. В принципе они даже по поводу того полмиллиона баксов в кейсе не переживают. У них свои каналы, вернут, если отстегнут немного. В конце концов, не испарились эти деньги, у ментов лежат. Еще раз скажу, что если в банке будет не то, что нужно, то надо будет точно узнать, кто мог прибрать то, что там было. А это могли быть только те, кто потрошил Ростика, или их заказчики. Вот на этот случай я бы подготовился.
— Спасибо за совет, — иронически произнес Сэнсей. — Только и тебе можно было немножко активнее поработать. Мы ведь только снизу копать можем. А у тебя контакты наверху есть…
— Не бойся, — успокоил Ворон, — задействуем.
Загвоздка
Проводив Ворона, Сэнсей еле дошел до койки, которая стояла у него в комнатушке без окон, примыкавшей к кабинету, и трупом повалился спать с чувством исполненного долга и с горячим желанием вообще не просыпаться. По крайней мере до полудня.
А вот Ворон, который тоже недоспал в эту ночь, не мог себе позволить такую роскошь. Ему надо было срочно вылетать в столицу.
«Шевроле-Блейзер» в сопровождении малиновой «девятки» еще только выезжал из-под указателя «Колхоз имени XXII партсъезда», а Ворон уже был мыслями в столице нашей сокращенной Родины, где ему предстояло, конечно, много волнительных минут, несколько жутких мгновений, но зато потом, возможно, все его проблемы будут решены.
Господину Гнездилову Борису Андреевичу, кем числился по паспорту Ворон, срочно требовался билет на Москву. К сожалению, он еще не имел личного самолета, и приходилось заказывать для себя и трех сопровождающих места в «Ту-134». Волнительные минуты он планировал испытать в предвкушении встречи с очень большим человеком, которому позарез была нужна жестяная коробка, найденная Гребешком. Жуткие мгновения господин Гнездилов должен пережить — и желательно без инфаркта! — тогда, когда большой человек прикажет кому-то, возможно, в отсутствие Бориса Андреевича, вскрыть жестяную коробку. Ворон действительно не знал, что в коробке и зачем она нужна. Впрочем, он, как и Сэнсей, ничуть не страдал от своего неведения. Много знать опасно, и кроме того, появляются разные соблазны. Например, знай Ворон наверняка, что в коробке, допустим, лежит килограмм бриллиантов размерами с голубиное яйцо, то не раз испытал бы искушение исчезнуть вместе с ними. С килограммом золота или платины была бы та же история.
Дело было вовсе не в том, что Борис Андреевич страдал клептоманией и не мог не воровать. Или, допустим, был таким вором-профессионалом, что спереть что-либо для него было трудовым подвигом, делом профессиональной чести. Вовсе нет. Ворон не был вором, если иметь в виду уголовную специализацию и иерархию. Во всяком случае, он ни разу не сидел в тюрьме. А для того, чтобы стать вором, это — обязательное условие. А для того, чтобы сесть в тюрьму, надо как минимум попасться. Именно этого господин Гнездилов делать не собирался. Тем более что одно дело — попасть в руки российского правосудия, у которого закон что дышло, а совсем другое — в руки не связанных узами законов криминальных структур. У последних все просто и быстро, без длительных разбирательств, прений сторон и последнего слова подсудимого. Поскольку гипотетические ценности в жестяной коробке были явно нелегального происхождения, то шансов угодить под «криминальное следствие» было намного больше.
Оттого, что Борис Андреевич не знал, каково содержимое коробки, соблазн заметно уменьшался. Там ведь мог оказаться свинцовый контейнер с радиоактивным веществом, ампула с каким-нибудь супервирусом, образец наркотического вещества нового типа, пузырек самого новейшего яда или, допустим, какой-либо человеческий орган, предназначенный для трансплантации. Сбагрить такое можно только тем, кто это заказывал, поскольку большая часть человечества от всех этих предметов шарахается. Тем не менее те, кому это нужно, больно, скорее всего до смерти, ушибут того, кто посягнет на их жестянку.
История с Ростиком началась для Ворона примерно на два дня раньше, чем для Сэнсея. Из Москвы прибыл гость — неофициальный курьер того самого «большого человека». Он передал фотографию еще живого и прилично одетого Ростика, которую позже использовали в своих поисках Гребешок и Агафон, а также небольшое досье на Лушина Валерия Михайловича. А устно курьер передал, что господин Соловьев — так звали «большого человека» — очень заинтересован в том, чтобы за Лушиным В.М. установили негласный контроль и он не ощущал в областном центре полной безнаказанности. Иными словами, нужно было ходить за ним по пятам, а самое главное — не просмотреть, когда Ростик (о том, что В. М. Лушин еще и Ростислав Воинов, в досье упоминалось) обзаведется жестяной коробкой в белой картонной упаковке. Желательно было также узнать, от кого и как он получит эту коробку. Сцапать Ростика разрешалось только в момент выезда из города. Картонную упаковку вскрыть дозволялось, жестяную — ни под каким видом. На одной из граней жестянки должна быть выцарапана метка: треугольник, вписанный в круг, а в треугольнике — буква В. Именно эту метку высматривал Ворон, когда «принимал» жестянку от Сэнсея.
После задержания, точнее, после похищения, Ростика необходимо было доставить в надежное место (Ворон избрал для этого оптовую базу), куда должны были приехать посланцы господина Соловьева и определить дальнейшую судьбу пленника. Скорее всего весьма незавидную.
Надо заметить, что о кейсе с пятьюстами тысячами долларов Ворон был осведомлен. Более того, господин Соловьев пообещал ему, что двадцать процентов от этой суммы Борис Андреевич может взять себе в качестве компенсации расходов по отлову Ростика.
Конечно, все вышло не совсем так, то есть, если уж быть точным, совсем не так. И то, что прозевали момент получения Ростиком злополучной коробки, и то, что Воинова потеряли из виду в кинотеатре, и то, что Ростик вместе с коробкой угодил в чужие руки, — все это можно было бы назвать полным провалом. Людей служивых за такую работу снижают в должности, в звании, предупреждают о неполном служебном соответствии или увольняют по профнепригодности. Господин Гнездилов хорошо знал это, поскольку и сам довольно долго был таким служивым человеком. До осени прошлого года.
В криминальных кругах персональная ответственность намного серьезнее, а в деле, подобном этому, она предоставляет суровую коммерческую альтернативу: или продавай последние штаны, дабы выплатить компенсацию за моральный и материальный ущерб, или покупай белые тапочки. Конечно, Ворон сразу же доложил насчет того, что во всем виноваты обормоты Сэнсея, но ему строго заметили: это его проблемы. Если в течение недели коробка не будет найдена, то на Ворона будет начислен долг в один миллион баксов. Естественно, со счетчиком, добавляющим к основной сумме по тысяче долларов за день просрочки. Счетчик начинал работать на восьмой день с момента гибели Ростика. Если в течение месяца со дня включения счетчика требуемая сумма не будет передана Соловьеву, то Ворон автоматически исключался из списков живых людей. Борис Андреевич не имел оснований сомневаться, что свои договорные обязательства господин Соловьев выполнит. Более того, он прекрасно знал, что если сказали «автоматически», значит, действительно пришьют из автомата.
Миллион, конечно. Ворон найти сумел бы, но он у него был никак не лишний. Такие непредвиденные расходы до основания потрясли бы его контору, вызвали бы целую цепь займов- перезаймов, задержек-отсрочек, продаж-перепродаж, отчего вероятность финансового краха и получения в счет долга пули от кредиторов или должников резко повышалась. Повышалась и вероятность внутриобластного передела имущества. С той же Лавровкой, наконец. Против Лавровки у Ворона имелась
